Сергей Жадан: После войны

Стоим на вокзале, до поезда полчаса. Гитары лежат рядом, на горячем харьковском асфальте. Рядом притормаживает довольно молодой привокзальный пассажир ‒ бритая голова, воспаленные глаза, выгоревшая кожа, какие-то татухи, спортивная несвежая одежда. Подозрительный, словом, пассажир. И слушает нас так же ‒ демонстративно подозрительно.

‒ Музыканты? ‒ спрашивает.

‒ Ну, ‒ говорим.

‒ Я знаю одного музыканта, ‒ говорит он. ‒ Положинского. Он к нам на промку приезжал, ‒ добавляет и показывает свое удостоверение УБД.

‒ Мы к вам тоже приезжали, ‒ отвечаю. ‒ Пару раз.

‒ Дайте 50 гривен, ‒ говорит вдруг. ‒ Мне на билет надо. Вы не подумайте ‒ я нормальный.

Мы не успеваем подумать, даем. Он быстро исчезает. Слишком быстро. Вряд ли пошел за билетом. Какой уж тут билет. Грузимся в вагон. Поезд трогается, а мы еще долго обсуждаем этого удивительного пассажира. Вспоминаем военных, которые возвращаются, вспоминаем, какими разными они возвращаются: кто-то – спокойный и сосредоточенный, кто-то – поломанный и разбалансированный, кто-то возвращается так, как забегают домой между занятиями ‒ схватить что-то перекусить, одеть свежую одежду и обратно ‒ туда, где привычно, где естественно, где знаешь, как быть и что делать. То есть на войну.

Думаем, что действительно могли видеть его, неприкаянного участника боевых действий, там, где он был всем нужен, где его присутствие и поведение ни у кого не вызывали вопросов. Легко могли там видеться, даже перекинуться несколькими словами, даже сидеть за одним обеденным столом. Так и не запомнив друг друга. Разве запомнишь их всех? Разве мы вообще выделяем для себя этих участников боевых действий ‒ каждого отдельно, с его собственным именем, с его голосом, с его историей? Мы же обычно говорим о военных во множественном числе: наши ребята, наши защитники, наши герои. Вот наши ребята вернутся и наведут здесь порядок. Вот дайте нашим ребятам приказ и увидите. Помолимся за наших ребят, не смейте в них сомневаться. За них действительно стоит молиться, если есть такое умение, и сомневаться в них не приходится ‒ во всяком случае нам, гражданским, тем, кто так и не взял в руки оружия. Но хорошо бы видеть их лица и слышать их голоса уже сейчас ‒ когда они там, когда они отделены от нас этим необъявленным и не до конца оговоренным термином «война».

Хорошо бы различать их «там», потому что, возвращаясь «оттуда», они часто перестают быть собой вчерашними, растворяясь среди нас, приспосабливаясь к нашим обстоятельствам, часто для них непонятным. И все наши решительные заявления о том, что «ребята придут и наведут порядок», разбиваются об одну досадную, но такую простую вещь ‒ «наши ребята» они для нас до тех пор, пока воюют за нас. Вернувшись и переодевшись, то есть разоружившись, они становятся не менее уязвимыми и беззащитными, как и все гражданские. И очень часто в поддержке и помощи нуждаются именно они. А поддержка и помощь наши, к сожалению, часто ограничиваются социальными сетями и кухонными разговорами. Ну действительно ‒ многие ли из нас готовы увидеть воина света в пацане, который выпрашивает себе 50 гривен на привокзальной площади, чтобы закинуться и забыться еще на пару часов? Многие ли из нас готов об этом говорить? О военных так говорить не принято. Лучше фальшивый пафос, чем желание признать проблему. Лучше патриотический популизм, чем желание как-то помочь. Иногда кажется, что это не они нас прикрывают, а мы прикрываемся ними ‒ прикрываем ими собственную неспособность строить свою страну, свою неготовность брать на себя ответственность, собственное бессилие, свою недалекость.

Мы все нуждаемся в поддержке и понимании. Мы все находимся в равных условиях. В нашей стране прежде всего ‒ равные условия беззащитности. И никакие красивые слова о новой армии, которая воплощает в нашем воображении лучшие этические и психологические качества, не спасают нас от неизбежности сосуществования с ними ‒ реальными, живыми, настоящими военными, которые не всегда соответствуют нашим высоким требованиям и не менее высоким идеалам, но которые ‒ так же, как и мы ‒ вправе быть увиденными, услышанными и понятными.

Иначе за что они воевали?

Они защищали нас. Теперь нам защищать их. Иначе не получится.

Сергей Жадан, поэт, прозаик, переводчик, общественный активист

Взгляды, высказанные в рубрике «Мнение», передают точку зрения самих авторов и не всегда отражают позицию редакции

Оригинал публикации – на сайте Радіо Свобода