«Экстремизм должен найтись»: особенности российской судебной системы в Крыму

Как работают подконтрольные Кремлю суды в Крыму? Насколько они отличаются от судов соседней России? Почему на полуострове регулярно возбуждаются уголовные дела по обвинению в экстремизме? Есть ли надежда, что оправдательных приговоров станет больше?

На главные вопросы о российской судебной системе в Крыму отвечает российский юрист, адвокат международной правозащитной группы «Агора», которая ведет ряд процессов на аннексированном полуострове, Алексей Ладин.

– В чем особенность российской судебной системы в Крыму?

– Крым пытается встроиться в российскую правовую систему, но существует ряд объективных факторов, по которым он отличается. Ранее определенное количество прокуроров, судей, полицейских работали в правовой системе Украины. Спустя какое-то время они прошли переаттестацию – и в один момент все стали работать в рамках российской правоохранительной и судебной системы, все стали сразу знать законодательство. Но так не бывает – по щелчку невозможно так перестроиться. Зачастую им не хватает элементарного профессионализма. Кроме того, в российской судебной системе есть усиливающийся обвинительный тренд. По статистике Верховного суда, доля оправдательных приговоров составила 0,2% от общего числа.

– Это ведь даже меньше, чем в советской системе?

– Да. Просто в западных странах это состязательная система, и невозможно приблизиться к 100% обвинительных приговоров. Насколько я помню, глава Следственного комитета (России – КР) Александр Бастрыкин объяснил это хорошим качеством работы своего ведомства. Но так быть не может. Я знаю, как работает Следком – очевидные ляпы, нарушения закона просто прикрываются судом.

– Можете привести пример из личной практики?

– Мой подзащитный Исмаил Рамазанов обвиняется в возбуждении вражды и ненависти в отношении группы лиц по национальному признаку. Он уже почти полгода содержится в СИЗО. За эти пять месяцев с момента ареста с ним не было проведено ни одного следственного действия, при этом срок содержания под стражей продлевали. Я не раз просил суд прекратить волокиту, но он ничего такого не находил. Верховный суд Крыма подкреплял эти решения. Для меня очевидно, что судебная система в некоторых случаях прикрывает следственные органы. У следователя нет стимула прекратить волокиту, если суд не видит. Все это дает основания для обращений в Европейский суд по правам человека, что совсем не в интересах российской правоохранительной системы. Но все упирается в низкий профессионализм сотрудников. Это касается и крымских, и российских работников этой системы: профессионализм подменяется лояльностью руководству. К сожалению, это общий тренд.

– Какие еще нарушения вы видите?

– Условия содержания в изоляторах не соответствуют международным требованиям. Причем в случае подачи жалоб в европейские инстанции Российская Федерация уже даже не спорит, а заключает мировое соглашение и выплачивает компенсацию. То есть выгоднее заплатить и продолжить держать человека в тюрьме.

– К чему стремится эта система?

– Ситуация в Крыму не кажется мне уникальной – она просто более концентрированная в плане трендов, которые актуальны для России. Правоохранительная система и государство, с одной стороны, пытается доминировать над всем обществом, а с другой стороны, поскольку правоохранительные органы достаточно объемные, они пытаются показать вышестоящему начальству свою значимость, свою необходимость. То есть если создали центры по борьбе с экстремизмом, то должен найтись и экстремизм.

– То есть множатся обвинения ради обвинений?

– Вот, например, правозащитнику Эмир-Усеину Куку вменяют покушение на свержение конституционного строя в отдельно взятом регионе – это вообще беспрецедентное обвинение. Оно нужно было только для того, чтобы добавить к делу более тяжкую статью и оставить его под стражей более одного года. У меня все же есть надежда, что суд вынесет более-менее адекватное решение, и по этой статье вся «ялтинская шестерка» будет оправдана. Однако за участие в запрещенной в России организации «Хизб ут-Тахрир» их, на мой взгляд, с наибольшей вероятностью осудят.

– Может ли публичность помочь освобождению этих людей?

– На самом деле это один из немногих инструментов, который доступен защите. Судьям и правоохранительным органам проще сделать все потише, чтобы никто этого не видел. Когда мы выносим это в публичную сферу, им как минимум некомфортно. Таким образом мы даже заставляем судей исправлять свои ошибки в ходе процесса, но все равно появляются новые. Если ничего не делать, то никаких шансов в международных судах не будет. А если показывать нарушения, то впоследствии можно, основываясь на этом, доказать нарушение статей Конвенции по правам человека и каким-то образом повлиять на решения российских судов.

(Текст подготовил Владислав Ленцев)