Беларусь и Россия: ссоры двух автократов

Михаил Соколов: На двух декабрьских встречах Александра Лукашенко и Владимира Путина лидерам двух стран не удалось договорить по вопросу о компенсации белорусской стороне в связи с так называемым налоговым маневром в России. Что происходит в соседних автократиях, одна из которых требует интеграции, а другая от этих «дружеских» объятий уклоняется. Я напомню, что до двух этих встреч еще 19 декабря президент России одобрил военную доктрину союзного государства, в которое входит Россия и Беларусь. 21 декабря в России заявили о завершении подготовки проекта концепции сближения законодательств двух стран и 28 декабря премьер-министр России Дмитрий Медведев создал рабочую группу по интеграции России и Белоруссии. Все это похоже на системную кампанию принуждения. Так ли это?

Сергей Наумчик: Вы назвали самые последние события конца декабря. В принципе ничего нового сказано не было. Вообще белорусско-российская интеграция, если мы будем иметь ее в виду как такие жесткие объятия дружеские или не совсем дружеские, начались еще при Борисе Ельцине. Я напомню, что в 1993 году, несмотря на сопротивление Народного фронта в парламенте, демократической оппозиции, Минск подписал, вступил в систему коллективной безопасности. А в 1996 году, Лукашенко два года был тогда еще легитимным президентом Белоруссии, не провел еще референдум об изменении конституции, не признанный мировым сообществом, он подписал договор о создании содружества, а в 1999 году договор с Борисом Ельциным о создании единого государства, которое предусматривало и единую денежную систему, финансово-кредитную политику, и общую таможню и многое другое. Многое другое, кроме единой валюты, было создано. Существует единая система противовоздушной обороны. Любой гражданин зарубежный, который прилетает в Шереметьево или въезжает на поезде через Брест в Беларусь, он заполняет бланк, на котором написано «Российская Федерация. Республика Беларусь». То есть действует единая система пограничная и по сути дела таможенная система.

Речь просто о том, что два автократа не сошлись характерами. Лукашенко очень бы устраивала ситуация статус кво. Многие годы он приторговывал суверенитетом и получал за это экономические дивиденты.

Кстати говоря, я сразу хочу обратить внимание на неточность в некоторых высказываниях российских и белорусских, зарубежных обозревателей в части того, что Россия кормит Беларусь — это не так. Потому что более 20 лет между границей НАТО, между Польшей и между Кремлем, если исключить белорусские вооруженные силы, не было ни одного российского солдата, кроме потешного кремлевского полка. Это расстояние от Орши до Москвы любая дивизия, любой корпус мог пройти за сутки, разве что плохие дороги могли помешать. Все эти годы белорусская армия выполняла роль такого форпоста России на западном рубеже. Это стоит определенных денег.

В Белоруссии расположены две российские военные базы, передислокация которых из Белоруссии в другое место означала бы тоже многомиллионные затраты, потому что пришлось бы менять достаточно разветвленную систему. Сказать, что Беларусь даром просто за славянское единство получала деньги — нет, это будет неправильно.

Что правильно, что тем самым поддерживался режим Лукашенко. Вместо того, чтобы эти деньги, как предлагала демократическая оппозиция, пустить на какую-то реструктуризацию экономики, например, на нормальные рыночные реформы, на грамотную приватизацию, на создание малого бизнеса, вместо этого деньги шли на совершенно иное. Никаких серьезных экономических реформ не производилось.

Но время от времени Лукашенко продавал какие-то части суверенитета, имущества России. Допустим, уже в 2012 году газотранспортная система белорусская, через которую шел транзит, перешла полностью под контроль «Газпрома». Сейчас никакого влияния Лукашенко, официальный Минск, даже если бы хотел, на «Газпром» не имеет. Можно, конечно, перекрыть газ, мы такое уже видели, мы знаем, что за этим последовало.

У господина Путина четыре года реализуется агрессивная имперская программа, расширение «русского мира» не только в идейном, но и в территориальном смысле. Экспансия, безусловно, наблюдается. От Лукашенко требуют или еще больше уступок, или присоединяться. На тех условиях, на которых ему предлагают объединиться, он в этом не заинтересован.

В 1994-95 году господин Лукашенко смотрел с надеждой на Кремль, на кремлевский трон, Ельцин уже был уже немощен, он действительно собирался через референдум занять место руководителя Кремля. Десятки визитов в регионы России в 1995-97 году Лукашенко сделал, пока Ельцин ему это не прикрыл. Потом появился Путин, другой преемник. Сейчас, вероятно, таких амбиций у Лукашенко нет. Отдавать какие-то куски власти, куски влияния, которые требует у него Москва, за просто так Лукашенко бы не хотел. С другой стороны, мы знаем, какая экономическая ситуация в России, санкции, платить просто за любовь, за дружбу, за форпост военный Россия уже не может. Хотя последние несколько лет ситуация поменялась, мы знаем, что на границе России и Белоруссии уже расположены достаточно серьезные военные корпуса. Так что Беларусь потихоньку теряет эту свою роль военного форпоста России.

Михаил Соколов: Мне бы хотелось понять, насколько важна для сегодняшнего белорусского режима, для Александра Лукашенко нефтегазовая доза, которую он теряет в данный момент непонятно, по каким причинам? Раз не договорились, значит эти деньги, предположительно до полумиллиарда долларов не поступят. Насколько эти деньги важны сейчас для Белоруссии?

Анатолий Лебедько: Я сейчас буду позиционировать как руководитель Центра "Европейский диалог", а не Объединенную гражданскую партию. Хотел бы начать с общего заявления, то, что Михаил озвучил как некий план совершенно конкретных действий, которые Россия начала реализовывать в конце прошлого года, я бы назвал это тест ДНК, на основании которого мы поняли, что Белоруссия и Россия — это не братья и не сестры. Наверное, впервые это прозвучало из уст Александра Лукашенко. Мне кажется, определенные параллели уместны, что войны газовые, молочные, нефтяные были и раньше, но все-таки мы сейчас имеем дело с абсолютно новыми вызовами и рисками, которые раньше не имели место быть. Именно политическая составляющая играет здесь важную роль.

Что касается экономической составляющей, на самом деле результатов за 25 лет не так уж и много. Я напомню, что в 2013 году было принято решение о реализации пяти экономических интеграционных проектов, на выходе должны были быть созданы совместные предприятия. Сегодня уже 2019 год, ни один из этих интеграционных экономических процессов не был реализован на практике. Это говорит, что потуги в сфере экономике, что ближе всего и понятнее людям, здесь не имеют того, чем можем похвастаться.

Что касается нефтяного маневра, насколько это чувствительно для Александра Лукашенко. Да, конечно, это чувствительно. Потому что страна живет в ситуации огромного накопления кредитов, причем мы каждый год берем новые кредиты. В следующем году нам надо будет выплатить по разным долговым распискам порядка 5 миллиардов долларов. Это то, что идет на обслуживание, на оплаты. Это огромная цифра для Белоруссии. Мы уже сейчас ищем миллиарды долларов для того, чтобы погашать предыдущие. Это кредиты не на развитие, а для того, чтобы покрывать предыдущие долговые расписки. Поэтому потеря нескольких сот миллионов долларов для Лукашенко достаточно чувствительна.

Пока в переговорном процессе с тем же Международным валютным фондом мы не имеем ясной перспективы, откуда взять эти деньги. Какое-то время мы пробовали решить этот вопрос за счет Китая, но Китай никогда не дает «живых» денег — это всегда связанные кредиты, ресурсы. Это означает, что китайские технологии, это китайские рабочие, это китайское оборудование. У нас очень активно шла модернизация цементных заводов — это преподносилось как какой-то прорыв, рывок, мы туда потратили огромные ресурсы, сегодня мы констатируем, что это развал, тупик цементной отрасли, которую мы модернизировали все последнее время. Поэтому да, это будет существенно.

К чему это может привести? На мой взгляд, чего мы должны ожидать в следующем году, то, что Россия будет скорее всего надавливать на слабые места в экономике, в финансах. Думаю, что предметом давления и торга станет нефтянка. Она уже частично под российским контролем. Но тем не менее, нефтеперерабатывающий завод и нефтянка в Новополоцке — это то, на что в первую очередь ляжет глаз Кремля. Примерная сумма оценивается в 10,5 миллиардов долларов, это то, что может запросить белорусская сторона. Это примерно та цена, которую теряет в ближайшее время Беларусь. Но это будет означать не только то, что мы продолжаем отдавать, то, что мы сделали с газовой системой, отдаем новое фамильное серебро — это означает, что идет речь о потере экономического суверенитета, что вкупе с новыми рисками и вызовами выглядит для Лукашенко угрожающе и устрашающе.

Михаил Соколов: Кирилл, я хотел прорекламировать вашу статью в «Новой газете», называется она «Дрейф на льдине, не похожей на Крым». Льдины ведь тают в конце концов. Я так понимаю, тут намек такой заложен, где находится российская власть — на тающей льдине.

Я начну с тезиса президента Владимира Путина, который сказал в новогоднюю ночь, что «в стремлении добиться лучшего будущего у россиян помощников никогда не было и не будет». Насчет не было — это неправда, а не будет — посмотрим. Тем не менее, такой тезис. Это на фоне реальной политики, повышение налогов, пенсионного возраста, наращивании финансовых резервов, что это за заявочка?

Кирилл Рогов: Это такая автаркическая программа Путина, что представляется им как патриотическая, что совершенно не одно и то же. Нам так подменяют понятия. Это популяризация той экономической политики "осажденной крепости", которая сейчас Кремлем проводится: мы в осаде, у нас нет помощников, мы должны выкарабкиваться. Сейчас это обращено в экономику: нам поднатужиться надо в экономике, нужно собрать побольше денег в бюджет, все в один кулак на великие цели. Это одновременно я вижу в этом советизацию экономической политики. Мы слышали геополитический милитаризм у Путина в последние месяцы, геополитические концепты мобилизационные. Но сейчас это очень активно пропагандируется в экономической сфере.

Михаил Соколов: Вы пишете, что «фактическим содержанием экономической политики становится максимальная концентрация доступных финансовых ресурсов в руках федерального правительства для достижения нереалистичных или произвольно определенных и непрозрачных целей». Можно все-таки попытаться догадаться, что это за цели, для чего собираются деньги в кулак, возможно, из Белоруссии тоже?

Кирилл Рогов: Главная идея — это собрать деньги в кулак, для чего — неважно, главное их собрать. Как устроен пресловутый майский указ? Он ставит некоторые цели, некоторые совершенно нормальные, некоторые совершенно нереалистичные, некоторые какие-то странные, непонятно, кто определил, почему такие цели, почему столько денег. Но главное, когда правительство посчитало, выяснилось, что 8 триллионов не хватает в бюджете, значит их надо добыть. Не хватает — значит сократите цели. Нет, надо добыть эти 8 триллионов. А 8 триллионов на 6 лет — это примерно в сегодняшних ценах 1,3% ВВП страны ежегодно. Их надо как-то из экономики изъять, потому что они нужны на эти великие цели.

Это я называю воображаемый дефицит. У нас нет дефицита, вполне нормально все сходится в казне, но мы придумали себе цели, на которые у нас нет денег. Это становится мотивировкой, объяснением, прикрытием того факта, что мы будем из экономики на эти цели выделять 1,3% в год. Это много. В целом, когда российская экономика росла в 2000 годы, наш консолидированный бюджет был 31% ВВП. После 2009 года в этот период, когда экономика стагнировала следующие 10 лет, это примерно 35% ВВП, которые изымаются из экономики и затем перераспределяются государством. А сейчас хотят еще увеличить на 1,3% в год. Это деньги, которые будут вынуты у частного бизнеса, у частного бизнеса будет меньше ресурсов гораздо для развития, для жизни, а у государства больше ресурсов для неразвития. Это все объясняется тем, что у нас нет помощников, нам надо самим прорваться, санкции, враги. Это такое перераспределение денег от частного бизнеса к государству для того, чтобы консолидировать ресурсы. Соответствующий будет результат.