«Дети войны». Как им помочь пострадавшим в результате конфликта в ОРДЛО

«Кате 10 лет. Она сирота, жила в Донецке в семье дяди. Когда началась война, дедушка почти силком вывез ее во Львовскую область. Она не понимала, почему ее забрали от людей, которые заботились о ней всю жизнь».

Сколько детей пострадало от военного конфликта на Донбассе – и кто они? Что они чувствуют и с чем борются? И как Украина может помочь своим маленьким гражданам – от тех, кто переселился вместе с родителями, до тех, кто потерял на войне члена семьи?

Об этом в эфире Радио Донбасс.Реалии говорили украинская юристка, эксперт по адвокации, автор исследовательского отчета «Дети, которых коснулся вооруженный конфликт в Украине» Ирина Лоюк и юристка, менеджер программы Stabilization Support Services Валерия Вершинина.

– Кого вы считаете «детьми войны»? И сколько их?

Ирина Лоюк: Сейчас есть закон про охрану детства. Он предусматривает статус детей, которые пострадали от войны.
По закону туда включаются дети, которые пострадали от физического или сексуального насилия, которые были насильно вывезены с территории Украины, привлекались в вооруженные образования, пострадали от психологического насилия в следствии. И далее у нас происходит определенное раздвоение статусов. Дети, пострадавшие от психологического насилия в связи с переселением; один из родителей был в плену или один из родителей погиб на войне; дети, которые проживают в районе боевых действий на оккупированных территориях.

Мы в своем отчете взяли шире эти категории. Брали опыт общения и помощи семьям, в том числе семьям с инвалидностью, участникам боевых действий.

Мы написали запросы в местные органы власти, посчитали. Количество примерно 200 тысяч, не считая детей, проживающих на оккупированных территориях.

– Огромная цифра. В чем цель вашего отчета?

Валерия Вершинина: В прошлом году мы столкнулись с тезисом, что не нужна специальная программа по защите детей. Потому что якобы все эти дети имеют дополнительный статус, им не нужна никакая социальная защита. Мы считаем, что это неправильно.

Должна быть единая программа защиты детей, которых коснулся конфликт. И для того, чтобы ее спланировать, нужно было исследовать: понять, сколько у нас таких детей, понять, какая им нужна помощь, и действительно ли все потребности этих детей могут быть покрыты какими-то альтернативными программами.

В процессе исследования мы установили, что большинство льгот предоставляются за счет местных бюджетов, что они зависят от территории, где находится ребенок. И теперь на основании этого исследования мы можем сделать однозначные выводы о том, что необходимо изменить учет таких детей, расширить базу детей, которые имеют право на такой статус. И необходимо разработать систему социальной помощи, которая гарантировала бы их защиту, независимо от места их проживания. Конечно, мы сейчас говорим о контролируемых территориях.

– Самое большое количество детей военого конфликта в Донецкой и Луганской областях. Наверное потому, что там огромное количество переселенцев. Вы считаете детьми войны детей переселенцев. Как справиться с тем, что в двух областях такая огромная социальная нагрузка и те же местные органы власти должны будут тратить гораздо больше денег, чем другие области?

Ирина Лоюк: Мы считаем, что должна быть общегосударственная программа помощи детям. Мы также считаем, что необходимо определенные льготы закреплять на уровне закона.

– Например, что вы предлагаете?

Ирина Лоюк: Программы психологической реабилитации, что очень нужно таким детям и чего практически не существует. А это часто затребовано. Часто считается, что выплата материальной помощи на уровне областей является помощью, необходимой детям. На самом деле, деньги тратятся на еду, на одежду, общие потребности семьи, но никак не на детей. Поэтому вводить программу психологической помощи необходимо.

– Вы предлагаете много изменений. А на что уже могут рассчитывать дети и их родители, которые живут в «серой зоне»?

Валерия Вершинина: Статус ребенка жертвы конфликта к сожалению сейчас не предполагает никаких льгот. Этот статус ни чем не подкреплен. Поэтому на детей, у которых есть статус внутренне перемещенных лиц, родители получают материальную помощь.

БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ:

«Милитаризация детей в ОРДЛО набирает обороты»

– О какой сумме идет речь?

Валерия Вершинина: Около тысячи гривен в месяц. Обычно, как говорят сами родители, эти деньги идут на покупку еды, одежды. Это безусловно полезно, но никак не помогает конкретно ребенку пережить стресс. Это скорее помогает семье выжить.

Если ребенок относится к числу детей семьи погибшего, у них есть свои финансовые льготы. Дети, которые просто живут в «серой зоне» и никуда не перемещены, никаких дополнительных льгот или права на какую-то поддержку не имеют. Различные города и территории принимают свои программы поддержки. Где-то это бесплатное питание в школе, где-то это летние путевки. Но это совершенно бессистемно.

Вам может повезти жить в городе, где есть бесплатное питание, или нет.

– Как об этом узнать? Как получить этот статус?

Валерия Вершинина: Чтобы получить статус жертвы конфликта, нужно обратиться в Центр семьи и молодежи, подать пакет документов. А чтобы получить какую-то помощь на данном этапе, нужно обращаться в свой городской совет и в свое Управление труда и соцзащиты с запросом о том, на какие льготы и какую помощь может рассчитывать конкретная семья.

И это неправильно. Должна быть программа, которая бы помогала тем детям, кто в помощи нуждается. Не всем поголовно. Потому что право на статус ребенка жертвы конфликта сейчас имеют абсолютно все внутренне перемещенные лица. То есть и моя дочь, которую я вывезла, когда ей былодва года, она не видела ни одного выстрела, не помнит войны, живет в Киеве в благополучной семье. И ребенок сосед, которого вывезли под обстрелами, до сих пор заикается и не может учиться в школе, потому что любой хлопок вызывает у него приступ.

Помощь должна строиться на потребности, а не просто на том факте, что они переселенцы.

БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ:

Донбасс: пропаганда вместо утренников

– Вы, кроме всего прочего, предлагаете в отдельную категорию отнести детей, которые пострадали в следствие моральных или психологических травм. Как определить, что ребенок получил травму психики? Как это делается в других странах?

Валерия Вершинина: Сейчас много говорится о том, что выделение денег – это не очень правильный метод. Обычно действует декларативный характер, когда, если родители считают, что ребенок нуждается в помощи или получил травму, это само по себе дает право на обращение к специалистам. Есть в некоторых государствах практика, когда семья получает сертификат на некоторое количество часов у психотерапевта и может их использовать. Иногда школьный психолог может идентифицировать, что ребенок нуждается в поддержке и рекомендовать посещение специалиста.

Обычно это один-два раза в неделю. Но в отношении детей существует такой принцип, что самого заявления родителей или опекуна достаточно, чтобы ребенок начал получать эту помощь. Когда специалист считает, что уже все хорошо, то дает заключение, что дальнейшее посещение нецелесообразно.

Это та модель, которую, как мы считаем, необходимо применить и в Украине. Часто травмы приводят к тому, что ребенок перестает коммуницировать с сообществом. То есть ребенок не может сказать, что ему нужна помощь.

И есть обратная сторона. Ребенок может стать гиперактивным, агрессивным, потому что страх порождает у него желание продемонстрировать, что он может за себя постоять. В любом случае, часто в такой ситуации родители не обращаются к специалистам. Потому что бесплатных специалистов нет. В лучшем случае, если это большой город, то есть психолог в школе. А в ОТГ и в маленьких городах и селах в школах психологов нет. Необходимы мобильные бригады, чтобы специалист хотя бы раз в неделю выезжал в населенные пункты и осуществлял приемы.

– Нужно ли говорить детям, что происходит? Можно ли вообще это объяснить?

Валерия Вершинина: Ребенку безусловно нужно понимать, но это очень большой вопрос, как говорить. Мне понадобилась консультация специалиста, которая рассказала мне, как лучше рассказывать об этом моей дочери. Потому что в начале мы старались не говорить с дочерью, не объяснять. Но тогда она начала фантазировать.

– Есть работа мобильных бригад Психологической кризисной службы на Донбассе. Они выезжают из Северодонецка четыре раза в неделю в населенные пункты прифронтовой зоны. Вы обращались уже в органы власти? Ждать ли каким-то образом ответа оттуда по поводу ваших предложений?

Ирина Лоюк: Мы презентовали наш отчет на комитете социальной политики. Хотя он не совсем отвечает за направление защиты прав детей, но там очень хорошо встретили наш отчет. И готовы поддержать внесение изменений в закон про охрану детства, чтобы обеспечить льготами и помощью детей конфликта. Мы также разговаривали с министерством ветеранов относительно возможности создавать какую-то политику или программу.

Судя по тому, как выстраивается диалог с депутатами, они прекрасно понимают, что нужно рассчитывать на то, сколько денег в бюджете, а не просто раздавать льготы.