«Преступников приходится создавать». Экс-полицейский о работе правоохранительных органов России

Андрею Иванову 52 года, он более двадцати лет проработал в правоохранительных органах Псковской области России. В 2015 году во многом по политическим мотивам ушел на пенсию в должности заместителя начальника райотдела полиции. Сейчас Иванов – районный депутат от партии "Яблоко", в интервью Радио Свобода он рассказал о методах работы полиции и том, почему не удивлен делу российского журналиста Ивана Голунова.

Андрей Иванов по первому образованию историк, но в 1993 году пришел работать в полицию родных Новосокольников (городское поселение в Псковской области – РС).

– Я помню то время как пору надежд, пору перемен. Я же был пионером и комсомольцем. И вот этот "застой", вот эта затхлость советская, совковая и "перестройка" ... Я шел работать тогда еще, конечно, с иллюзиями. Я думал, что будут меняться система и сама милиция. Были ведь определенные реформы в плане демократизации, либерализации, – рассказывает Иванов. – Я по жизни всегда идеалистом и максималистом был, думал, что своим присутствием каким-то образом я постараюсь эту систему поменять.

БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ:

Из России: Почему освободили Ивана Голунова?

Через пять лет работы в "полном правовом и законодательном беспределе" при "корявых попытках реформ" он, по собственному выражению, начал становиться радикалом.

– Думал, почему бы несколько не ужесточить, не "закрутить гайки", стали накатывать на меня идеи о Советском Союзе, казалось, они во многом были жизнеспособны, надо только было как-то трансформировать, – вспоминает полицейский пенсионер. – Но потом закончилась моя "красная полоса": я пришел к выводу, что свобода личности, права человека должны доминировать над диктатом государства.

​"На кой черт мне Крым?"

В 2014 году эволюция взглядов заместителя начальника полиции МО МВД России "Новосокольнический" по охране общественного порядка Андрея Иванова вошла в противоречие с новым курсом главы государства. И молчать по субординации он не стал – написал письмо президенту, где прямо называл свои имя, должность, место работы и эмоционально пытался донести до лидера страны свои опасения.

"Мне как гражданину хочется знать, на кой черт мне и другим россиянам нужен Крым? Может я поеду туда отдыхать – нет, лучше я свезу свои деньги турку и получу приличный сервис и теплое море... Какой бред –утверждать, что Крым – русский! Он скорее турецкий, крымскотатарский или даже греческий, те несколько столетий, за которые Крым находился в составе Российской империи, не идут ни в какие сравнения с периодами юрисдикции Османов и той же Эллады... Проиграв Западу внешнеполитическую борьбу за Украину в начале 2014 года, Россия совершает поступок Абсолютно неприемлемый для норм международного права, здравого смысла и самое главное – перспективно губительный и влекущий поэтапный распад и гибель самой России... Власть в России от главы муниципалитета до министра прогнила, срослась с бизнесом, поглощена своими корыстными интересами. Дети власть имущих не пойдут в случае нужды (а она возможно скоро настанет) воевать, как не воюют на юго-востоке дети Украинских политиков. Значит расхлебывать будущие конфликты моим детям, за Ваши "мудрые и судьбоносные" поступки….", – писал Иванов президенту (орфография оригинала сохранена).

Владимир Путин полицейскому из района не ответил, внешнеполитический курс России остался прежним, а на работе у Андрея Петровича началась эпоха перемен – пошли проверки, внеплановые и плановые. Придираться было особо не к чему, потому что Иванов, по его словам, не пил и работал добросовестно, но в 2015 году автор письма все-таки ушел на пенсию. О деталях службы он распространяться особенно не собирался, но когда случилось дело Ивана Голунова, решил открыться.

Показатель – это главный критерий

– Я задаю себе вопрос, могут ли полицейские под прессингом преступного руководства заниматься преследованием инакомыслящих, используя методы фальсификации доказательств? Ведь одно дело – "договориться" с бомжом, для которого, возможно, и нары в радость, и совершенно другое – обречь невиновного человека на длительное тюремное заключение, исковеркав ему судьбу и здоровье, подбросив амфетамин? К сожалению, я считаю, что это более чем возможный сценарий, – рассуждает бывший полицейский.

По его словам, ловят в современной России в основном либо курьеров, либо потребителей. С наркобаронами фактически никто не борется – опасно.

– Это вертикаль. Приехал начальник УМВД со столичного совещания по регионам и говорит: "Ребята, я сейчас приехал из Москвы, там со мной очень грубо обошлись. И если в течение двух месяцев ситуация у нас, условно говоря, с наркотиками, с тяжкими убийствами не изменится, то часть из вас отправится досрочно на пенсию". Начальники отделов полиции приезжают в районы, собирают своих замов, оперов и говорят: "Ребята, меня сейчас "поимели". Надо что-то делать". Такой подход стимулирует фантазии, к сожалению, часто неправовые. И начинается фигня некрасивая. Если преступлений нет или реальные преступники не ловятся, иногда приходится их создавать.

Андрей Петрович приводит в пример "самый безобидный способ выявления преступления", когда правоохранитель (сотрудник ныне упраздненного ФСКН), имея "неучтенный" объем наркотиков (чаще изъятый у реальных наркозависимых – РС) аккуратно прятал пакетик у скамейки сквера, а потом писал фальсифицированное сообщение от своего информатора. Мол, у данной скамейки неизвестное лицо хранит наркосодержащее вещество. Сообщение проверялось и "подтверждалось", затем следовало уголовное дело "в отношении неустановленного лица". ФСКН ставил себе плюсик в показатели, а полицейским, на чьей территории был "найден" наркотик, приходилось выкручиваться, как-то расследовать плод таких "неправовых фантазий".

Иванов настаивает: в работе любого полицейского нужен творческий подход, вопрос в том, до какого уровня он доходит. Сочинение легенд о том, что в каком-то сарае хранятся какие-то закладки, наркотики или оружие Иванов называет "запредельным преступным творчеством, которое, безусловно, должно караться".

– В небольших отделах за наркотики отвечают один-два человека – опера угрозыска. И они в этой теме крутятся. Начальник отдела, возможно, и предполагает, что-то где-то его подчиненные делают не совсем правильно, но его интересует результат, а методы достижения, по большому счету, безразличны. Лишь бы прокуратура где-то что-то не пронюхала, лишь бы кто-то из родственников не стал возмущаться. Если все проходит благополучно, руководству пофиг абсолютно. Показатель – это главный критерий. А каким образом он добыт, уже вторично, – говорит Иванов.

Миллион, или уголовное дело

Отдельная история – плантации наркотических растений с неустановленными хозяевами. За нераскрытое преступление в таких больших объемах полицейское начальство, по словам Иванова, "сверху нагибали", а значит – во избежание проблем его было проще тайно уничтожить вопреки закону.

– В конце службы я сам обнаружил на заброшенной ферме около 100 килограммов сухой конопли. Попытки оперов установить преступника не удались, и тогда начальник отдал команду всю коноплю уничтожить путем сжигания, без возбуждения уголовного дела… Мои протесты, обращения в прокуратуру и следственный комитет не дали никакого результата, все было выметено, и, естественно, начались санкции уже против меня, – рассказывает бывший полицейский.

Он допускает, что в таких случаях "теоретически какое-то количество вещества может "уходить", но настаивает, что те оперативники, с которыми он работал, так бы не поступили.

Наркотики "под скамейками", по его мнению, могут появляться, когда правоохранители осознанно регистрируют меньшее количество изъятого у потребителя вещества или вовсе не регистрируют.

– Бывший коллега, полицейский из Москвы, говорил, как после рейдов в ночных клубах ребят привозили в полицию, они писали в баночки, а в карманах у них находили какой-нибудь амфетамин, условно говоря. Нашли и говорят: "Ага, парень, ты попал! Это от пяти до восьми лет. С учебой распрощайся, с родителями распрощайся". И тут же предлагают альтернативу: "Либо в течение трех часов твои родители привозят два миллиона или три миллиона, либо мы сейчас регистрируем наркотики, изымаем их у тебя, приглашаем следователей, понятых и прочее. Так полицейские могут получить и деньги и неучтенные наркотики. Или где-то что-то недописали, не так взвесили, или во время какого-то обыска что-то нашли и не внесли в протокол. Всякое может быть. Вариантов – миллион!" – рассказывает полицейский на пенсии.

Он признается, что, по косвенным признакам знает о и о случаях, когда наркотики подбрасывали.

– Ну, некоторых наркоманов поджимали, условно говоря, какую-то информацию стимулировали давать на своих бывших каких-то товарищей, что-то пытались им подбросить. Достоверных фактов у меня нет, но людей так прижимали. Что-то могли им подложить, а потом типа: "Мы сейчас возбудим статью. Либо ты какую-то информацию даешь на своих товарищей, либо ты пойдешь... У меня нет достоверной информации, подбрасывали ли мои бывшие коллеги наркотики реальным гражданам для улучшения показателей, но то, что такая практика имелась в отношении взрывчатых веществ, мне известно. Более того, было даже возбуждено реальное уголовное дело в отношении бывшего милиционера, повышавшего таким образом статистику.

"Никто не пытался с этим бороться"

Самые шокирующие впечатления от правоохранительной работы полицейский Андрей Иванов привез с Северного Кавказа, где бывал в командировках. Он говорит, что после увиденного иллюзий у него не осталось.

– Этой корпорации поставлена задача "вести борьбу с преступностью". И эту борьбу они ведут, не имея практически никаких правовых знаний. Там практически полная юридическая безграмотность даже у офицерского состава и… пыточная комната, с приспособлениями на основе электричества… Она редко пустовала, много раз я видел, как оттуда выводят окровавленных мужчин с мешками на голове, и, конечно, постоянные страшные крики, – вспоминает Андрей Петрович.

Пыточнкую комнату Иванов видел в 2009-2010-ых годах в трехэтажном здании в небольшом городе республики Ингушетия. Командированные туда псковские полицейские жили в гаражах, которые были расположены рядом с задним двором тогда еще милицейского здания.

– Мы слышали, как людей, которых там задерживают по различным причинам – подозрению в каких-то либо преступлениях, либо просто по каким-то надуманным, возможно, обвинениям – пытали. А туалет у них был на улице. И вот людей после экзекуции выводили в туалет, кровь смывать. И на головах них были полиэтиленовые мешки с дырочками, чтобы они дышали. Их выводили в туалет, там их обмывали и обратно возвращали, – рассказывает Иванов.

Псковский командированный отряд сознательно не вмешивался в происходящее.

– Нам, псковским милиционерам, приходилось стыдливо прятать глаза друг от друга – такое увидеть мы точно не ожидали. Но никто, разумеется, не пытался с этим бороться или просто задавать лишние вопросы, так как просто хотел вовремя вернуться домой живым и здоровым, – признается полицейский на пенсии.

В том, что за несколько лет практика не поменялась, его убеждает дело чеченского правозащитника Оюба Титиева.

– Я внимательно следил за процессом, и у меня не остаётся сомнений в том, что дело было грубо сфальсифицировано, расследовалось предвзято, а по итогам такого "расследования" вынесен совершенно неправосудный приговор в отношении невиновного лица. И то, что суд на днях освободил Титиева условно-досрочно, только подтверждает мои оценки, – говорит Андрей Иванов.

БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ:

«Мне, мусульманину, стыдно за вас»

Он убежден, что дело – в "очень жесткой системе подчинения", и в том, что законы, которыми руководствуется (или пытается руководствоваться) полиция в центральных областях России, на Северном Кавказе вообще неприменимы. Иванов вспоминает, что в начале командировки псковских полицейских еще пытались подключить к расследованиям как консультантов.

– Сидим в кабинете, рассматриваем уголовное дело, и замначальника вызывает какого-то оперативника и говорит ему: "Мустафа, принеси Уголовный кодекс, чтобы посмотреть один моментик". И этот Мустафа (по-моему, старший лейтенант или даже капитан) приносит Уголовный кодекс. Мы его разворачиваем – а это Уголовный кодекс еще РСФСРовский, советских времен. Он уже не действовал 15 лет! Я просто со стула съехал от такого. Я не знаю, как там они работают. Мы увидели, что только мешаем им. Нас использовали на какие-то мероприятия – оцепление, прочесывание... Но работой уголовно-процессуальной мы не занимались, – говорит Андрей Петрович.

По его мнению, сами местные силовики становятся источником напряжения в регионе.

– Задерживают, начинают общаться, общение часто заканчивается применением насилия. Те, кому повезет возвращаются в свои семьи и рассказывают об этом. Родовой круг, естественно, в прокуратуру с жалобами не идет, он берет в руки автомат и отстреливает потихоньку тех злодеев из полиции, которые этими делами занимались. Если разобраться в глубинных корнях преступности, они в том числе вот в этом находятся. Условно говоря, убивают отца, приходит его сын или племянник, или племянник десятого колена. Неправовые методы могут порождать неправовое поведение, – считает Иванов.

Андрей Петрович не стыдится, что работал в правоохранительных органах.

– Почему я, собственно, должен менять эту систему изнутри, когда есть государство, а гражданского общества нет? Та среда искажена, понятия трансформированы, но ты-то должен оставаться на каких-то других основах там и создавать вокруг себя некую пелену. Понимаешь, что в дерьме находишься, а как иначе? И ты пытаешься немножко этой ситуации противостоять. Конечно, очень сложно. Конечно, и на компромиссы какие-то приходилось идти, и сделки с совестью даже были. А что делать? Я считаю, что все-таки я был необычным полицейским в Новосокольниках.