Без адвокатов и близких: как судят фигурантов бахчисарайского «дела Хизб ут-Тахрир»​

26 октября в подконтрольном Кремлю Верховном суде Крыма состоялось рассмотрение апелляционных жалоб на продление меры пресечения четырех фигурантов второго бахчисарайского «дела Хизб ут-Тахрир»​ Сейрана Салиева, Тимура Ибрагимова, Марлена Асанова и Сервера Зекирьяева. Как сообщил Крым.Реалии крымскотатарский активист Заир Смедляев, в отношении двух подозреваемых, Сейрана Салиева и Тимура Ибрагимова, суд вынес окончательное решение об отказе в удовлетворении жалоб. В отношении оставшихся арестованных заседание было перенесено на понедельник.

Напомним: накануне процесса, 25 октября, тем же Верховным судом Крыма были оставлены без удовлетворения жалобы на продление меры пресечения еще двух фигурантов «дела Хизб ут-Тахрир»​: Сервера Мустафаева и Эдема Смаилова. Заседания в отношении оставшихся четырех обвиняемых были перенесены на следующий день, 26 октября. По словам Заира Смедляева, все четыре процесса рассматривались параллельно в отдельных заседаниях, причем с грубыми процессуальными нарушениями.

«Судебный процесс в отношении Тимура Ибрагимова начался в отсутствие его адвоката. Ему выделили адвоката по назначению, но практически никакой реальной защиты подсудимого он не осуществлял. В результате весь процесс длился всего 10-15 минут. Процессы в отношении всех участников проводились в закрытом режиме, и никто из их близких родственников, включая отцов, жен и матерей, не были допущены даже в здание суда», – рассказывает Заир.

Как отмечали Крым.Реалии, ветерана крымскотатарского национального движения, мать Сейрана Салиева Зодие Салиеву и ранее не пускали на заседания подконтрольного Кремлю Верховного суда Крыма в отношении ее сына. Это же повторилось и при рассмотрении дела 26 октября. Согласно документу, подписанному председателем судебной коллегии по уголовным делам В.В. Евдокимовой, проведение заседания в закрытом режиме было назначено «для обеспечения безопасности участников судебного разбирательства, их близких родственников, родственников или близких лиц». При этом, как отмечают участники процесса, сами обвиняемые в суд доставлены не были, и их участие обеспечивалось с помощью видеосвязи.

«Если арестованных не доставляют в зал судебных заседаний, становится совершенно непонятным, от кого суд пытается защитить безопасность родственников и близких участников? Или они считают, что взбешенный прокурор или судья может наброситься на родственников подозреваемых?» – иронизирует Заир Смедляев.

В конце заседания мать Сейрана Салиева все же допустили в зал, правда, только на стадии оглашения окончательного решения. Как отмечает Заир Смедляев, эта уступка могла быть вызвана тем, что Зодие Салиева ранее уже обжаловала недопуск на процесс в отношении ее сына. При этом адвокат заключенного Маммет Мамбетов перечисляет и другие нарушения, допущенные в ходе процесса.

«Мы заявили отвод одному из судей, поскольку он ранее уже принимал участие в подобных делах, в том числе в деле по определению меры пресечения моего подзащитного. Также был заявлен отвод в отношении прокурора, который тоже принимал неоднократное участие в подобных судебных заседаниях, и свою позицию не поменял. Однако ни один из доводов защиты суд не принял во внимание, и в результате оставил в силе постановление Верховного суда от 8 октября. Мой подзащитный будет находиться в СИЗО пока что до 9 декабря 2018 года», – пояснил адвокат.

БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ:

История политузника: Сейран Салиев

Заир Смедляев отмечает, что само по себе проведение судебных заседаний в режиме видеоконференции, а порой даже в отсутствии любой связи с обвиняемым, является «порочной практикой».

«Очень часто качество связи плохое, и подсудимый просто не может понять то, что говорят другие участники и даже его собственный адвокат. К тому же в отношении подозреваемых, вина которых не доказана, повсеместно применяют такие меры воздействия, как к уже установленным преступникам. Понятия презумпции невиновности в Крыму просто не существует. Тех же фигурантов «дела Хизб ут-Тахрир»​ обвиняют в попытке свержения государственного строя насильственным путем. Никаких доказательств, оружия и тем более реальных терактов, безусловно, не приводится. Единственным «доказательством» по делу служат записи кухонных разговоров, в которых ребята, действительно, критикуют российскую власть Крыма, в первую очередь за то, что они убивают и отправляют других убивать. Проще говоря, они осуждали милитаристскую и агрессивную политику России в первую очередь потому, что сами выступают против насилия. Более того, до сих пор так и не доказано, состояли ли эти люди в организации «Хизб ут-Тахрир»​, – добавляет крымскотатарский активист.

Что касается двух других обвиняемых, Марлена Асанова и Сервера Зекирьяева, их адвокаты не успели прибыть на процесс, поскольку были заняты в других судах.

«На фоне стихийных бедствий в Краснодарском крае и в Сочи дороги сильно повреждены, и они просто не смогли добраться вовремя. Кроме этого, обвиняемые потребовали, чтобы процесс шел на крымскотатарском языке с переводчиком. В результате, из-за отсутствия адвокатов и проблем с поиском переводчиков рассмотрение этих дел было перенесено на понедельник, 29 октября», – сообщил Заир Смедляев.

Представители международной исламской политической организации «Хизб ут-Тахрир» называют своей миссией объединение всех мусульманских стран в исламском халифате, но они отвергают террористические методы достижения этого и говорят, что подвергаются несправедливому преследованию в России и в аннексированном ею в 2014 году Крыму. Верховный суд России запретил «Хизб ут-Тахрир» в 2003 году, включив в список объединений, названных «террористическими».

Защитники арестованных и осужденных по «делу Хизб ут-Тахрир» крымчан считают их преследование мотивированным по религиозному признаку. Адвокаты отмечают, что преследуемые по этому делу российскими правоохранительными органами – преимущественно крымские татары, а также украинцы, русские, таджики, азербайджанцы и крымчане другого этнического происхождения, исповедующие ислам. Международное право запрещает вводить на оккупированной территории законодательство оккупирующего государства.