Китай незримо присутствует на задах российско-украинской войны: Россия рассчитывает на его поддержку, Украина надеется перетянуть его на свою сторону, США и Европа предостерегают от попыток помешать санкциям против Москвы и напоминают, что экономическое процветание КНР связано с торговлей с Западом, пишет Радио Свобода.
Китай, лишь три месяца назад вместе с Россией провозгласивший дружбу без границ, теперь ищет срединный путь – для внутренней аудитории поддерживает нарратив российской пропаганды, что, мол, действия России были спровоцированы расширением НАТО, на внешней арене уклончиво высказывается за мир во всем мире, а экономически – избегает всего, что может навлечь на него неприятности за помощь России в обходе наложенных на нее санкций.
Си Цзиньпин
Это непростой момент для 68-летнего лидера КНР: осенью на 20-м съезде китайской компартии он должен быть переизбран на третий срок (что отменяет два давних ограничения: быть у власти не более двух сроков и покидать руководящие посты с приближением к 70-летнему возрасту). Си Цзиньпин консолидировал власть внутри партии и олицетворяет движение Китая ко все более авторитарному государству, жестко контролирующему общество. Это движение усиливается по мере того, как выдыхается китайское экономическое чудо, за четверть века сделавшее из бедной страны вторую экономику мира.
Оптимистами их не назовешь
Си Цзиньпин идет на перевыборы под лозунгом стабильности. Но стабильности нет ни в мире, ни в самой стране: сначала был глобальный экономический кризис из-за пандемии, теперь российско-украинская война подняла цены на энергоресурсы, а Китай – один из крупнейших энергопотребителей. Внутри страны, прежде образцово державшей распространение коронавируса под контролем, через два года после начала пандемии произошли массовые вспышки, а жесточайший локдаун в Шанхае привел к подобию голодных бунтов (и это в то время, когда западный мир избавляется от последних антиковидных ограничений) – и теперь у дискуссии о преимуществе авторитаризма в борьбе с эпидемиями появилось новое измерение.
Уна Александра Берзиня-Черенкова, руководитель Центра исследований Китая при Рижском университете имени Страдыня, замечает, однако, что Си Цзиньпину нужна стабильность именно внутри страны, а глобальная нестабильность "полностью ложится в картину мира, которую он рисует, – посмотрите, мол, до чего доводит ваш "вашингтонский консенсус", многие страны не хотят жить в такой системе, а Китай предлагает другую, более честную. Глобальная нестабильность никак не мешает риторике Си Цзиньпина. Когда встречаются Си и Путин или созваниваются Лавров и Ван И (министр иностранных дел КНР. – Прим.), в первом параграфе всегда заявления, что в мире все становится хуже и хуже. Оптимистами их не назовешь".
В его окружении мало людей, которые ему говорят правду
Война с Украиной – а по всей видимости, Китай, как и многие другие, полагал, что Россия победит в считаные дни, – превратилась в глобальную проблему и резко изменила баланс международных отношений. Марина Рудяк, профессор китаистики в Гейдельбергском университете, считает, что Си Цзиньпин неверно оценил последствия войны. На его суждениях, говорит она, сказалась вызванная пандемией изоляция, – поступающую к нему информацию фильтруют: "В его окружении мало людей, которые ему говорят правду. Это было видно по выборам на Тайване, он думал, что выиграет Гоминьдан (тайваньская партия, выступающая за связи с материковым Китаем и против провозглашения независимости, проиграла последние выборы. – Прим.), ему это советники говорили, хотя предвыборные опросы показывали совсем другое".
Подобным образом, говорит Рудяк, Си Цзиньпин потерял ясное понимание того, что происходит в Европе, "те, кто понимает, не имеют доступа к уровню, где принимаются политические решения". Европа – крупнейший торговый партнер Китая. Учитывая начавшуюся при президенте Дональде Трампе торговую войну с США, Пекин подталкивал ЕС к "независимой" (имеется в виду, от Штатов) политике по отношению к КНР и не ожидал нынешней европейской реакции на войну в Украине. Запад внезапно объединился, и Китай был к этому не готов. Рудяк приводит в пример апрельский саммит ЕС – Китай. Пекин думал, что для Европы экономика будет приоритетом: "На саммите Си Цзиньпин упрямо говорил об улучшении торговли и совершенно не понял, что Европа хотела говорить о другом – о войне в Украине, о правах человека". Рудяк рассказывает о существующем в Китае понятии "есть горькое" – это готовность терпеть лишения ради достижения цели. И правительство КНР, кажется, думало, что только китайцы способны "есть горькое", а оказалось, что Европа готова пойти на некий экономический спад, чтобы не поддерживать Россию и в некотором смысле не поддерживать Китай. "Интересно, если Китай это поймет, приведет ли это к изменению политики", – говорит Рудяк.
Внутри Китая
Война в Украине освещается в жестко контролируемом информационном пространстве Китая более-менее в ключе российской пропаганды – антиамериканской, антизападной, – хотя наблюдатели и замечали отклонения: начала появляться информация о жертвах и разрушениях, которые несет Украине российское вторжение. "Чего мы не видели, говорит Рудяк, это чтобы Китай откровенно сказал, что Россия была права в нападении на Украину. И чем дольше продолжается война, тем больше фотографий, видео появляется в китайском интернете, находящиеся в Украине китайские студенты показывают, что происходит. И мы видим, что китайскому правительству не очень приятна слишком большая поддержка российской позиции, а критические позиции не всегда подавляются".
Буча прошлась волной по китайскому интернету и задела людей
Рудяк заметила в китайском интернете сравнения массового убийства мирных жителей российскими солдатами в Буче с Нанкинской резней в 1937 году, когда японские войска несколько недель убивали и насиловали гражданское население в захваченном ими Нанкине, бывшей столице Китая. И подобным откликам китайская цензура позволила оставаться в сети несколько дней, говорит Рудяк. По ее словам, чем дольше будет продолжаться война, тем тяжелее будет китайскому правительству контролировать дебаты в интернете. Берзиня-Черенкова добавляет, что Нанкинская резня для Китая – национальная травма, и сравнение с ней – "это сильно. Буча прошлась волной по китайскому интернету и задела людей".
В целом, говорит Рудяк, внутри Китая отношение к войне – как к достаточно далекому региональному конфликту. "В этом Китай похож на весь глобальный юг, который считает, что это европейский конфликт. Поэтому многие в ООН воздержались [при голосовании по резолюции с осуждением России], говоря, что это ваша проблема, решайте ее сами".
Берзиня-Черенкова замечает, что по социальным сетям невозможно ясно понять, что думает китайское общество – это почти полтора миллиарда людей, и в сетях висит, как правило, только то, что не противоречит линии партии. "Конечно, сильные антиамериканские настроения, что, мол, Россия реагирует, потому что Америка на нее давит. Но нарратив о неонацистах [в Украине] в Китае не пошел. [Война] воспринимается как региональный конфликт, далекий, но показывающий, что происходит, когда большая страна начинает за себя стоять, когда это не нравится Америке".
"Вернуться домой до темноты"
Китай очень устойчив в антизападной риторике, которая объединяет его с Россией – вероятно, более чем что-нибудь другое. Это важно учитывать в рассуждениях, возможно ли убедить Китай надавить на Россию, чтобы остановить войну.
Рудяк замечает, что международная ситуация для Китая сейчас сложная, торговая война с Америкой сильно давит на китайскую экономику, отношения с Европой тоже довольно тяжелые, и это делает сейчас Россию "единственным возможным партнером, кроме глобального юга". "В нынешней ситуации с Украиной мы видим, что Китай старался никому "не наступить на ноги", как-то и с Европой наладить отношения, и от России не отойти. Мы видим, что для Китая это на самом деле сейчас не работает".
Внутриполитически для Си Цзиньпина это смертный приговор, если он поддается давлению Запада
Берзиня-Черенкова говорит, что Китай не заходит в своей поддержке России слишком далеко, чтобы вовремя успеть сбалансировать позицию и представить ее как нейтральную: "Я называю это "вернуться домой до темноты". Китай заходит в российские нарративы, рассказывает, что американцы биолаборатории понатыкали по всей Украине и вирусы разрабатывают, что НАТО плохо относится к России. Это не нейтральная позиция, но в то же время они никогда не заходят так далеко, чтобы не успеть вернуться и при случае сказать: мы на самом деле нейтральные, это не наша война. Что-то такое мы слышали от Си Цзиньпина во время саммита ЕС – Китай: санкции – плохо для глобальной экономики, мы все пострадаем. Такой лейтмотив, такой припев: это не наш конфликт, не втягивайте нас. Когда китайский министр иностранных дел Ван И созванивается с министром иностранных дел Украины Дмитрием Кулебой и говорит ему: мы вообще за суверенитет (а суверенитет – это принцип, который Китай очень уважает), то это как будто противоречивые месседжи. На самом деле главное – успеть вернуться, не остаться на ночь, не застрять в российской позиции. Тем более сейчас, когда Россия, по большому счету, выглядит очень плохо в военном смысле, по своим военным возможностям. Китаю становится все менее выгодно поддерживать пророссийскую позицию, и на самом деле Китай топит за себя, поддерживает те нарративы, которые он и раньше распространял, – про плохие США, которые не дают другим странам развиваться, хотят стать гегемоном, – но абсолютно обходит стороной нарративы, которые ему невыгодны".
Берзиня-Черенкова уверена при этом, что Китай не будет поддерживать западные санкции против России "в условиях риторического, торгового, чуть ли не цивилизационного, как говорит Си Цзиньпин, конфликта Китая с США". По ее словам, в самом Китае это было бы воспринято как слабость лидера: "Внутриполитически для Си Цзиньпина это смертный приговор, если он поддается давлению Запада против страны, с которой такая дружба. Америка это прекрасно понимает, но пытается этими заявлениями – что нет такой вещи, как средняя позиция, если вы говорите, что у вас нейтральная позиция, вы фактически против нас, поддерживаете Россию – выбить Китай из месседжа, что мы тут ни при чем, мы вообще нейтральные и за дружбу".
Россия – Китай
Представление о том, что Россия воспринимает Китай как палочку-выручалочку, нуждается в уточнении, замечает Берзиня-Черенкова. Оно направлено на внешнюю аудиторию, но не на внутреннюю. "На внешнюю аудиторию: зачем нам Запад, зачем нам ваш "Макдоналдс", у нас есть азиатские партнеры, у нас есть Китай, дружба без границ. Но дома голоса русской пропаганды говорят: не дайте китайцам скупить нас за бесценок. Они боятся Китая. Сейчас, когда Россия из-за санкций поставлена в экономически неудобное положение, они говорят: срочно сами вкладывайте в наши предприятия, не дайте китайцам раскупить Россию. Этот мотив звучит даже среди российских китаистов: сейчас Китай придет, разберет по косточкам, потому что мы сейчас в такой [слабой] позиции. Паника тут не зря, Китай действительно оппортунистская сила, которая с Россией сотрудничает не потому, что ценности совпадают или их связывает какая-то дружба вековая с нерчинского договора (мирный договор между Россией и империей Цин 17-го века. – Прим.). У Китая к России много претензий – и территориальных, и культурных, и институциональных. Китайцы, например, боятся того, как плохо Россия справляется на Дальнем Севере и в Арктике, боятся, что это приведет к экологической катастрофе, которая повлияет и на Китай. Но при этом не зря я говорю, что Китай – оппортунистский, он смотрит, когда ему выгодно Россию поддерживать, когда невыгодно".
Искать, с кем объединиться, чтобы не разрубил самый сильный игрок
Берзиня-Черенкова – автор монографии "Идеальное неравновесие" о российско-китайских отношениях, которые она описывает в терминах компьютерной игры, где слабый игрок объединяется с сильным – и это не односторонняя зависимость, у слабого игрока тоже есть рычаги воздействия, "чтобы самый сильный игрок спал с одним открытым глазом". "Часто мы слышим, что Китай и Россия асимметричные партнеры, Россия – слабый партнер, и будто это значит, что у России нет рычагов. А концепт "идеального неравновесия" как раз показывает, что не должны стороны быть симметричными, чтобы иметь взаимовыгодные и при этом взаимозависимые отношения. Есть три центральных вопроса в международных отношениях: что другая сторона может сделать для тебя, что она может сделать против тебя и что она может сделать вместе с тобой? И когда Китай задает себе эти вопросы про Россию, он понимает, что по всем трем статьям у России есть рычаг. Второй момент "идеального неравновесия" состоит в том, что это абсолютно нестабильный конструкт. Это не союз акторов, у которых совпадают ценности, не военный альянс с обещанием взаимной поддержки в случае войны. Та сторона, что чувствует себя слабее, неуверенней, всегда будет искать других, кого еще вовлечь, как, например, Россия вовлекает Индию, пытается поддержать БРИКС. Так же, как игрок, который только что появился в игре, будет искать, с кем еще объединиться, чтобы его тут же не разрубил самый сильный игрок".
В китайском правительстве вполне могут бояться того, что Россия выиграет войну, считает Рудяк: "И Китай, и Россия воспринимают Среднюю Азию ближним зарубежьем. У Китая там очень много инвестиций в нефть и газ. Есть опасения: если Украина станет русской, то почему Средней Азии не быть следующей. А это очевидно не в интересах Китая и с точки зрения коммерческих интересов, и с точки зрения возможной нестабильности в регионе, и это перейдет на Синьцзян-Уйгурский автономный район Китая, где живут мусульмане, которые хотят независимости".
Одно из направлений исследований Рудяк – инвестиции Китая в Азии и Африке, инициатива "одного пояса, одного пути", или "новый шелковый путь": "Для Африки война в Украине будет иметь плохие последствия. Поэтому сейчас все усилия Китая направлены на то, чтобы минимизировать риски нестабильности, чтобы демонстрировать солидарность с глобальным югом, строить так называемый "третий путь": не Запад, не Россия, а третий мир, который существовал в 60-х годах".
Партия
Рудяк объясняет, что значит для Китая боязнь нестабильности: "Центральный интерес коммунистической партии Китая – это чтобы она оставалась правящей, это территориальное единство, и это стабильная международная ситуация, которая дает Китаю возможность расти экономически, а экономический рост является основой правления компартии. Протесты, с точки зрения компартии Китая, могут привести ее к судьбе компартии Советского Союза, а это как раз то, что надо обязательно предотвратить. В этом Си Цзиньпин и Путин очень похожи. Для Путина развал Советского Союза был самой большой трагедией столетия, и для Си Цзиньпина это тоже было самой большой трагедией, тем, что ни в коем случае не должно произойти в Китае. Если ситуация становится нестабильной в стране, если она становится нестабильной в мире так, что это влияет на китайскую экономику и приводит к нестабильности внутри страны, – это ставит под угрозу существование Коммунистической партии Китая. Многие действия, которые мы сейчас видим, даже zero-Covid политика (политика полного подавления ковида, принятая в Китае. – Прим.) – это внешние проявления страха, что такое может произойти".
У Си Цзиньпина ситуация далеко не такая стабильная
Нынешняя нестабильность, впрочем, вовсе не означает, что Си Цзиньпин не будет осенью переизбран. Скорее, предполагает Рудяк, премьера Ли Кэцяна может заменить вице-премьер Лю Хэ – "традиционный экономический либерал. Он, в принципе, относится к другой [партийной] фракции, чем Си Цзиньпин, но Си Цзиньпин ему полностью доверяет, у них похожая биография, они друг друга давно знают". Так, по словам Рудяк, работают внутренние партийные механизмы поиска нового равновесия. "Си Цзиньпин останется на третий срок, но экономисты, которые хотят прогрессивных реформ, вновь начнут играть бОльшую роль, чем играли первые два срока Си Цзиньпина. Последние 10 лет мы видели экономические реформы, которые скорее консолидировали идеологическую позицию партии. Если Лю Хэ заменит Ли Кэцяна, это будет изменением. Не знаю, начнет ли Китай опять открываться, но экономические факторы, возможно, будут играть бОльшую роль по отношению к идеологии".
Рудяк замечает, что держать нынешний курс Си Цзиньпину становится все тяжелее: "Мы видим статьи в "Жэньминь Жибао", газете компартии, что Дэн Сяопин был прав, что более либеральная экономическая политика приведет Китай к настоящему росту. У Си Цзиньпина ситуация далеко не такая стабильная, какой кажется, именно потому, что многие политические цели не срабатывают так, как ему бы хотелось".
Авторитарный путь
"Экономический успех очень важен, продолжает Рудяк, потому что существует некий контракт между коммунистической партией и китайским народом: мы создаем для вас условия становиться богаче, экономически процветать, а вы не вмешиваетесь в политику. Если экономическая часть этого контракта перестанет работать, она уже перестает, то вполне возможно, что китайский народ встанет и потребует свои права, что он часто делал в истории Китая. Для Китая экономика и страх, что народ будет бунтовать, играет довольно большую роль".
Россия не пример для Китая, она – пример того, как делать не надо
Эта концепция социального контракта – процветание в обмен на отказ от политики – звучит знакомо: она широко использовалась в России в правление Владимира Путина. Си Цзиньпина часто сравнивают с ним, и параллелей много: это, например, упоминавшаяся изоляция из-за пандемии и нехватка информации (у Путина это было, предположительно, одним из факторов решения начать войну против Украины). Продление сроков пребывания у власти. Начало правления на фоне экономического роста, и по мере его замедления – переход ко все более авторитарному государству с усиливающейся националистической риторикой. Восприятие западной демократии как слабости – президент США Джо Байден как-то сказал про Си Цзиньпина, что тот не верит в способность демократии выжить в 21-м веке: все меняется очень быстро, а демократиям нужно время на достижение консенсуса, в то время как автократы могут действовать немедленно.
Может ли Си Цзиньпин повторить путь Владимира Путина, заменившего месседж экономического процветания на националистический и антизападный? Есть ли у него возможность аккумулировать единоличную власть, отказавшись от стремления к процветанию и объявив о других целях?
Берзиня-Черенкова говорит, что Си повторяет путь не конкретно Путина, а путь любого авторитарного лидера, который давно находится у власти: "Набор решений у Путина и Си Цзиньпина схожий – экономическое процветание, потом национализм, воронка изоляционизма, ментальность осажденной крепости, – но не потому, что они друг у друга учатся. И Россия не пример для Китая, она – пример того, как делать не надо, как и развал Советского Союза для китайских аналитиков – это как не надо было делать, учиться на ошибках СССР, чтобы не допустить их. И пример того, как Путин договорился с бандитами фактически – клептократическая система, которую он, может, не создал, но которую он настолько институализировал, нормализировал, что от нее невозможно будет отделаться, наверное, даже долго после его смерти – это не пример для Китая".
В Китае все еще существует философия небесного мандата
Рудяк не уверена, что прямое следование "путем Путина" для Си Цзиньпина возможно: "Есть политбюро, есть политические семьи, есть разные направления в партии. За последний год то, что разные течения существуют, стало более видимым. Правительство в Китае все-таки более сбалансированное, чем в России, концентрация власти у Си Цзиньпина не такая большая, как у Владимира Путина, просто потому, что за ним стоит совсем другое количество людей, – ему необходима поддержка, чтобы удержаться на своей позиции. Конечно, он все достаточно консолидировал, но в условиях, когда ситуация становится нестабильной, если это приводит к таким протестам, как в Шанхае, нельзя забывать, что в Китае все еще существует философия небесного мандата, и если в стране протесты – это показывает, что правительство, император, генеральный секретарь партии теряют небесный мандат".
Что касается поворота к национализму, Берзиня-Черенкова замечает, что он начался еще до замедления роста китайской экономики и может быть реакцией на другие процессы в обществе – "нехватку социальной солидарности". По ее словам, переставали работать ценности китаизированного марксизма-ленинизма, не привились западные ценности, и не было того, что "убеждало китайцев, что в этой стране надо растить своих детей, что для страны надо работать. Логика была: чемодан, в чемодан деньги, и куда подальше, куда эти деньги можно вывезти". Идеология, вокруг которой могли сплотиться люди, – "то, что сейчас называют великим возрождением китайской нации. Там есть 12 слоганов, там есть и патриотизм, верность, китайские ценности, традиции – это создавалось для того, чтобы цементировать общество".
Сломать систему или поменять изнутри
Два разных подхода к внутриполитическому развитию автократических режимов (ставка на экономику или национализм) транслируются в две разные внешнеполитических стратегии: развитие в рамках существующего мира или попытка сломать его и построить что-то новое.
Россия говорит о войне против Украины как о попытке пересмотреть мировой порядок, в котором она вместе с Китаем противостоит "гегемонии Запада". Эксперты даже обсуждали сценарии, при которых вслед за нападением России на Украину Китай пытается захватить Тайвань – что поломает существующую систему глобальной безопасности. Однако, в отличие от России, Китай продолжает активно экономически развиваться, пусть и не столь быстро, как прежде, и при глобальном кризисе ему есть что терять.
Это не те цели, которые требуют уничтожить мировой порядок
Берзиня-Черенкова говорит, что из двух точек зрения на внешнеполитические цели Китая – сломать мировой порядок или поменять изнутри в свою пользу – она придерживается второй. По ее словам, Китай стремится к расширению своей внешнеполитической роли – это уже не прежняя "нишевая" позиция, а следующий уровень: "давайте скажем как есть, мы великие, чтобы все это признали". Но при этом Китай пытается работать с существующими международными институциями.
То, что Китай называет своими глобальными интересами, продолжает Берзиня-Черенкова, – это территориальная неделимость, концепт абсолютного суверенитета, "вы нам не рассказывайте про права человека, про уйгуров, мы сами разберемся", Тайвань – "воссоединение с родиной", как это называется в официальном китайском дискурсе. Китай хочет чувствовать себя комфортно в своем регионе – Восточно-Китайское море, Южно-Китайское море. Строить отношения с другими частями мира на своих правилах, где-то получая ресурсы для развития, что-то используя как рынки сбыта – но это не те цели, которые требуют уничтожить мировой порядок. Конечно, для достижения этих целей Китаю было бы выгодно, чтобы Америка была слабее и более ориентирована на свои собственные дела, не лезла в территорию Индийского и Тихого океана, в то, что Китай зовет своим домом".
Война показала, насколько Россия беспомощная военная держава
Берзиня-Черенкова не верит, что Китай был полностью осведомлен о планах нападения России на Украину и одобрил их: "вы там Америку отвлекайте на восточном фронте НАТО, а мы тогда тут будем делать то, что нам нравится". "Я думаю, китайское правительство, как и многие, думало, что Россия оттяпает Донбасс, может, еще что-то чуть-чуть. Китай не верит, что Россия настолько сильна, что ее война могла бы изменить международный порядок. Китай смотрит на Россию как на слабую державу. Китай хорошо знает российские проблемы с коррупцией и армией. Китай мог быть удивлен, что настолько не получается у России первая фаза [войны], но не был в шоке. Россия не воспринимается как сильная страна".
"Китай смотрит, как реагирует Запад: тот быстро превозмог все свои споры и стал единым против России. Война заставила Финляндию и Швецию заявить, что они хотят в НАТО. Война заставила Германию говорить, что "Северный поток – 2" – ошибка, и вообще зависимость от российского газа – ошибка. Война заставила НАТО пересматривать позиции перед новым стратегическим концептом 2030. Я участвовала в дискуссиях, где говорили: на восточном фронте все спокойно, надо перефокусироваться политически на Индийский, Тихий океан, где проблемы будут в следующие десятилетия. Война заставила сказать: восточный фланг НАТО – это серьезно, и увеличить присутствие в этих странах. Плюс война показала, насколько Россия на самом деле беспомощная военная держава. Какой вывод может сделать Китай? Это точно не пример, достойный подражания, это пример – что могло пойти так?"
Риторика может пропасть послезавтра, если Китай найдет способ поговорить с США
По мнению Берзиня-Черенковой, после начала войны появились сигналы, что Китай ищет способ, как найти новые точки соприкосновения с США. "Китай же строил идею о "поясе и пути" в обход США. И тут вдруг заявление Ван И в конце февраля, что "Китай готов работать с США над возглавляемым "Большой семеркой" глобальным инфраструктурным планом и приглашает Вашингтон присоединиться к китайской инициативе "пояса и пути". Мне кажется это попыткой показать готовность пересмотреть, перезапустить отношения. Риторика Китая, что США во всем виноваты, громогласная, но в авторитарной стране это вопрос двух дней – риторика может пропасть послезавтра, если Китай найдет способ поговорить с США. Хотя кто-то из моих коллег говорит: они настолько далеко отплыли друг от друга – китайская современная идеология фактически строится на антиамериканизме, – что они этого не сделают".
Рудяк не исключает, что если бы США изменили подход к дипломатии с Китаем, которой "последние несколько лет практически не было", "если бы было что-то похожее на времена Никсона (резкое улучшение отношений США и КНР в 1972 году. – Прим.), [если бы было предложение] – будем улучшать отношения, но вы тогда отходите от России, – возможно, Китай бы на это пошел".
Роскомнадзор пытается заблокировать доступ к сайту Крым.Реалии. Беспрепятственно читать Крым.Реалии можно с помощью зеркального сайта: https://krymrgoncflxmssla.azureedge.net/. Также следите за основными новостями в Telegram, Instagram и Viber Крым.Реалии. Рекомендуем вам установить VPN.
