Коронавирус в России: почему родным не сообщают о смерти близких

Заболевших супругов из райцентра Псковской области госпитализировали в одну больницу, но в разные отделения. Муж умер, но жена и дети узнали об этом только через десять дней – все это время медработники уверяли семью, что "состояние тяжелое, но стабильное". В ситуации разбирается Росздравнадзор, но, как выяснил корреспондент Север.Реалии, привлечь больницу к ответственности вряд ли выйдет, хотя этот случай не единственный.

67-летнего Владимира Сергеева в Локне знали многие. Он родился в этом поселке и никогда из него не уезжал. Всю жизнь работал трактористом-механизатором. Сначала в колхозе "Коммунар", потом в местном дорожно-ремонтно-строительном предприятии. На пенсию вышел 2006 году после инсульта на рабочем месте, после него начались проблемы с сердцем и Сергеев ушел на пенсию. В 2017 году ему сделали стентирование (установили в сердце специальный каркас) и назначили для ежедневного приема препарат "Клопидагрил". Врачи предупредили, что перерыв в лечении делать нельзя: может случиться инфаркт. Принимать "Клопидагрил" Владимир Иванович мог только при помощи жены, у него был нарушен глотательный рефлекс. При этом пенсионер сам ходил, интересовался политикой и, как вспоминают родные, "постоянно везде боролся за правду".

В конце сентября 2020 года его с сердечным приступом положили в Великолукскую городскую больницу и через десять дней выписали.

– Оттуда мы его забирали 3 октября с небольшой температурой, – вспоминает его дочь Татьяна Зверева. – Мы думаем, что он заразился там, потому что они с мамой всегда дома сидели. Там еще бабушка одна заболела после кардиологии. Всю неделю состояние только ухудшалось – он страшно кашлял, давился от еды и даже от воздуха, температура при жаропонижающих была 38.

9 октября 2020 года Владимира Сергеева привезли из Локни на скорой в новый корпус областной инфекционной больницы в Пскове.

– Думаю, наши врачи подозревали вирус, потому после рентгеновского снимка и повезли в Псков. У него в тот момент была температура 38,5. А принимавший его врач псковской инфекционки сказал: "Принимайте парацетамол, вы не наш пациент", – рассказывает Зверева.

Целый день пациента с температурой перевозили из больницы в больницу, нигде его не принимали, а в ночи больной позвонил сыну и попросил забрать, мол, пневмонии не обнаружено, утром будут выписывать. Забрав отца, Александр Сергеев уже по дороге домой был вынужден снова вызвать скорую.

–У папы посинели ногти, начался сильный понос, он задыхался. Скорая откачала, папа немного пришел в себя – доехали до дома. Конечно, его в Пскове, вроде, проверяли на все – он говорил, что всего просветили. Но ведь если поражены легкие, то надо было бы его в больнице оставлять. У меня ощущение сложилось, что его будто безнадежного больного отовсюду отфутболили, – рассуждает Татьяна Зверева. Она жалеет, что не сохранила выписку от псковских врачей. Когда забирали вещи, медики посоветовали сжечь все как заразное.

Тест на коронавирус пенсионеру сделали только 12 октября, в понедельник: он продолжал задыхаться, температура не сбивалась, Сергеев не мог уже ни есть, ни стоять от слабости. Медики, по словам Зверевой, предупредили семью, что анализы из Локни отвозят в псковскую лабораторию раз в неделю – по пятницам, и прописали "поддерживающие лекарства".

"Если что-то случится, вам сообщат"

Мама Татьяны Нина Николаевна слегла через день, 14 октября. У нее тоже держалась высокая температура, были одышка и сильная слабость, пропало обоняние. Обоих супругов госпитализировали 15 октября в великолукский филиал областной инфекционной больницы, который за три месяца построили военные в связи с пандемией. У Нины Сергеевой диагностировали двустороннюю пневмонию и положили в обычный бокс, а Владимира Ивановича – отправили в реанимацию.

– У него тогда уже было тяжелейшее кислородное голодание, мне кажется, все ногти синие были. Оформляли без очереди, некоторые люди возмущались даже, но медики сказали, что есть экстренные показания, – отмечает Зверева.

О положительном тесте на коронавирус Нине Сергеевой врачи сообщили 18 октября вечером. На следующий день ее сын Александр приехал в великолукскую инфекционку делать себе КТ и, пользуясь случаем, спросил у одного из врачей, как себя чувствует Владимир Иванович.

– При нем эта доктор, фамилии мы, конечно, не знаем, она не представлялась, позвонила в реанимацию и спросила о состоянии пациента. А потом передала моему брату: "Состояние стабильно тяжелое. Не переживайте, если что-то случится, вам сообщат", – говорит Зверева.

Параллельно о здоровье Владимира Сергеева каждый день спрашивала у медработников его супруга Нина Николаевна, лежащая в соседнем отделении больницы.

– Мы десятки раз в день звонили по указанным номерам больницы, но там никто не отвечал. Дозвониться нереально. Ни днем, ни ночью трубку никто не брал. А мама каждый день при осмотре спрашивала про мужа у своих лечащих врачей из больницы. Они повторяли, что состояние супруга стабильное, – говорит Татьяна.

"Придите хоть кто-нибудь"

Дочь покойного объясняет, что в реанимационном отделении великолукской инфекционки запрещены мобильные телефоны, но для ее отца временно сделали исключение.

– Ему принесли телефон, чтобы позвонил и попросил привезти воды и памперсов, это было 16 октября в пятницу, хотя вообще нельзя там пользоваться телефоном. Медсестра тогда закрутилась и забыла у него после звонка забрать телефон. А в субботу он позвонил маме и страшно кричал, руками по стенам колотил и по кровати – до куда мог дотянуться. Кричал так, что голос срывал: "Помогите, мне больно! Ну, придите хоть кто-нибудь!" Нам говорили, что там цифровизировано, с палат информация идет им на мониторы. А батька кричал! – вспоминает Татьяна.

Жена после такого звонка тревожной кнопкой вызвала в свою палату медиков и убедила их срочно сходить в реанимацию к ее мужу. Те вернулись ни с чем: из отделения интенсивной терапии их, по словам Зверевой, выгнали, поскольку они в нем не работают. Параллельно в реанимации узнали, что у Владимира Ивановича есть мобильный телефон, и с тех пор он перестал отвечать.

– Получается, что к человеку никто не приходил. У меня мама лежит и говорит, что ей утренние уколы иногда вместе с обеденными делают. Да, они загруженные, да, много работы, но получается, в эту реанимацию попадаешь, и ты просто отрублен от внешнего мира. Ни сам ни с кем не можешь связаться, ни с тобой никто, – рассуждает Зверева. Она подозревает, что отцу в реанимации могли не давать "Клопидагрил", таблетки, которые были ему необходимы и которые он не мог принимать самостоятельно.

27 октября Александру Сергееву позвонили из великолукского Роспотребнадзора и сообщили, что у него положительный тест на коронавирус. Тот, пользуясь моментом, пожаловался, что никак не может дозвониться на пост в реанимацию инфекционки и лично узнать о состоянии отца, мол, только со слов лечащих врачей матери знает о том, что тот жив. Сотрудник ведомства в ответ продиктовал Александру новый номер и посоветовал позвонить после обеда.

– В пятом боксе сейчас лежит совсем другой человек. Владимир Сергеев умер еще 18 октября, – ответили на том конце провода в инфекционной больнице.

– Но ведь они ему в лицо 19 октября говорили, что отец живой! Мы с мамой по телефону всю неделю разговаривали как о живом, переживали. Обсуждали, что состояние стабильно тяжелое, но главное, что живой ведь! Я понимаю, что работы много, ошибок много, люди уставшие, но работа больницы с родственниками не организована! Я столько историй услышала, после того, как рассказала в соцсетях свою!.. – возмущается Зверева.

Даже забрать из инфекционки документы умершего отца, которого в морге уже обмыли, оказалось непросто.

– Мне в больнице говорили: "Мы ничего не можем сделать". А я была в шоке от того, что нет человеческого отношения. Ну, нельзя же забывать о том, что мы люди. Я в слезах им всем звонила из приемного покоя. Меня соединили с реанимацией, там молодой человек: "У нас нет никаких документов, звоните в канцелярию. У нас ее номера нет, никаких номеров нет". Медсестры их тоже не знали ничего. Еле разобрались потом. Нельзя так относиться к людям! – убеждена дочь умершего.

"Информацию дать отказался"

Татьяна Зверева благодарит бога только за одно: что успели забрать отца из морга. Еще день, и его похоронили бы как бездомного "в деревянном гробу в безымянной могиле".

– Почему они нам не сообщили? Не с улицы же его забрали, все данные у них из больницы были. Почему полицию не подключили? По закону, он семь дней там может лежать бесплатно, а дальше органы УВД должны розыск начать, – недоумевает Татьяна.

В тот же день, 27 октября, когда врачи сообщили ее брату, что их отец умер больше недели назад, она написала официальное обращение к главе регионального комитета по здравоохранению и фармации Псковской области Марине Гаращенко: "Отец 10 дней в морге лежит, и все это время врачи говорили нам, что его состояние стабильное. 10 дней родным даже не сообщали, 10 дней вводили в заблуждение".

Гаращенко подтвердила, что Сергеев умер в реанимации еще 18 октября. В том, что родственники не знали о смерти, виноват, по ее информации, сам умерший: "В истории болезни данные о близких родственниках и их контактах отсутствовали по причине того, что Сергеев В.И. подобного рода информацию дать отказался. В период с 18.10. по 27.10. к лечащему (дежурному) врачу или руководству больницы (филиала) никто из близких родственников или иных заинтересованных лиц в отношении Сергеева В.И. по телефону или лично не обращался. Информация о факте смерти была представлена близким родственникам 27.10. после непосредственного обращения к лечащему врачу".

В комитете здравоохранения и в Великолукском филиале Псковской областной инфекционной больницы не ответили на звонки корреспондента Север.Реалии. Изданию ПАИ директор великолукской инфекционки Наталья Дорожкина сообщила: "Пациент проходил лечение в филиале "Великолукский" с поставленным диагнозом "пневмония". Умер в реанимации 18 октября в связи с инфарктом миокарда". По ее словам, "никто из близких родственников или иных заинтересованных лиц в отношении С. по телефону или лично не обращался, состоянием его здоровья не интересовался". Дорожкина добавила, что у больного не было подтвержденного коронавируса.

– Это можно назвать фальсификацией данных. Мы постоянно спрашивали об отце. И как это он мог отказаться давать данные о родственниках? Мне интересно, как человек, который вообще даже не мог рта открыть (в маске кислородной лежал) и пальцем пошевелить, мог написать категорический отказ о того, чтобы о его смерти родственникам сообщали? Это вообще нонсенс! – возмущается Татьяна Зверева.

Она не согласна с заявлениями Дорожкиной о том, что у умершего отца не было коронавируса. В свидетельстве причиной смерти действительно назван "острый трансмуральный инфаркт миокарда", но Зверева говорит, что ее брату Александру участковый врач Ирина Лебедко сообщила, что тест отца, сданный еще дома в Локне, дал положительный результат.

"Он умер, оказывается"

Татьяна Зверева – не единственная жертва "отсутствия контактов близких родственников в истории болезни". Похожая трагедия в июне 2020 года случилась с тех же Великих Луках в семье Олеси Виноградовой. Ее дедушка Леонид Марышев сначала стал жаловаться на слабость, потом поднялась температура, и семья 16 июня вызвала скорую. КТ в великолукской больнице показала очаги в обоих легких, дедушку госпитализировали. Первые два дня он отвечал на звонки, даже просил принести ему выпить, а потом телефон отключился.

– Я звонила на пост, но никто трубку не брал. Два дня никто не подходил. Я через знакомых искала сотрудников больницы, узнавала у них, как себя чувствует дедушка. Мне рассказывали, что с ним все в порядке, что дедушка лежит и капризничает, хочет домой, мол, надоело лежать. Со всех сторон передавали, что все хорошо. Навещать было нельзя, но передачи принимали. Я ему носила на протяжении всего времени продукты. А в среду 24 июня дозвонилась врачам. Там говорят: "Все в порядке с дедушкой, но сегодня его не видела, пойду посмотрю". А через час сказали: "Вы извините, он умер, оказывается, еще в субботу – 20 июня", – вспоминает Олеся.

На ее вопрос о том, почему никто не сообщил о смерти дедушки родным, медики ответили, что не было их номеров. Олеся такой аргумент всерьез воспринимать отказывается: дедушка ложился в великолукскую больницу минимум раз в год, все данные о его родных точно были в базе медучреждения.

– Ко мне подошел только один врач из больницы – кардиолог Александр Андросович. Сказал: "Знаете, мне очень стыдно. За себя, за весь коллектив, что такое произошло. Извините, пожалуйста". Он понимает, что это безобразие вопиющее. А все остальные – ничего. Думаю, это халатность медицинского персонала. Найти можно любого человека, как же об пострадавших в авариях в других городах все узнают? – спрашивает Олеся.

Служители морга тоже не смогли объяснить ей, почему не подключили к поискам полицию и не пришли по адресу прописки умершего. Она говорит, что любой житель двора мог бы подсказать все нужные данные: Леонида Марышева в Луках знали как бывшего начальника тракторного цеха на "Лесхозмаше".

– Когда приехали опознавать труп в морг, нас не хотели пускать. Кричали, что это холодильник ковидных. Когда открыли, там просто места нет, они лежат на одних носилках валетом. И нам сказали: "Вон там ваш дедушка?" Прямо катастрофа, – говорит Олеся.

Анализ на ковид пришел уже после его смерти и был отрицательным. В заключении причиной смерти названа пневмония.

Виноградова написала жалобы губернатору и в прокуратуру области. Первая так и висит без ответа на сайте главы региона, а в надзорной инстанции корреспонденту Север.Реалии ответили, что перенаправили заявление в комитет по здравоохранению и фармации. Комитет, по словам старшего помощника прокурора Юрия Зайцева, ответ в прокуратуру до сих пор не предоставил.

Смертью Владимира Сергеева занимается центральный аппарат Росздравнадзора, прокомментировал корреспонденту Север.Реалии руководитель управления по Псковской области Владимир Лежнин. Территориальный орган проводил только предварительную проверку, потому что для полной и внеплановой нужно разрешение прокуратуры. Той, в свою очередь, нужно веское основание: угроза жизни или здоровью или причинение вреда.

– Предполагаю, что здесь есть прямая вина администрации учреждения. Здесь, если коротко, их халатность и вина. И почему еще в учреждении судмедэкспертизы десять дней тело лежало, и никто никаких действий не предпринимал – тоже вопрос. Извините, это же не бездомный. И паспорт был. Непонятно, – говорит Лежнев

Он уточнил, что лечащий врач, у которого про здоровье мужа спрашивала Нина Сергеева, уже уволилась. По данным главы регионального Росздравнадзора, она говорила Сергеевой, что с ее супругом все в порядке, не проверяя информацию.

Алексей Глухов, глава правозащитного проекта "Апология протеста" (в том числе, помогает пострадавшим от недобросовестных действий чиновников в связи с пандемией), напоминает, что порядок информирования родственников о состоянии здоровья госпитализированных прописан в законе "Об охране здоровья граждан".

– Если родственникам действительно неоднократно говорили, что все стабильно с человеком, а он уже был мертв, это можно назвать несоблюдением требований закона. Там есть оговорки про наличие-отсутствие прямого отказа пациента, но на ситуации, когда больной в беспомощном состоянии, врачебная тайна не распространяется, родственники имеют право знать о его здоровье, – говорит Глухов. – Медицинскому учреждению здесь можно вменить в вину то, что, вероятно, не была нормально организована работа по оформлению больного, в том числе, записи контактов его родных.

Он отмечает, что медиков в ситуациях, когда они вовремя не сообщили родным о смерти их близкого, можно привлечь к ответственности только за нарушение деонтологических (моральных) норм. При этом их ответственность будет исключительно дисциплинарной, даже моральный вред за нравственные страдания взыскать, вероятно, не удастся.

Организовать связь с родными умершего должны были и сотрудники морга, говорит Глухов. Им нужно было сообщить о поступившем теле сотрудникам полиции, а те бы занялись поисками родственников.