«Что так умирать, что этак». Российские медики пишут открытые письма с просьбой о помощи

В Омской области взбунтовались медсестры и фельдшеры Саргатской центральной районной больницы. Они написали открытое письмо руководителю ЛДПР Владимиру Жириновскому. Не хватает медикаментов, разваливается больница, 19 тысяч жителей могут остаться без медицинской помощи – таковы плоды двадцатилетней оптимизации здравоохранения, говорится в этом послании.

"Мы дешевле обходимся"

– Уже не знаем, к кому обращаться, – сетует Лариса Кикахина, фельдшер скорой помощи. – И министру здравоохранения России, и в администрацию президента уже писали. От жириновцев хоть какая-то реакция – комиссия Минздрава приехала. Правда, рассказали нам, что все у нас хорошо и все для нашего блага. На 19 тысяч жителей района одна скорая работает – это хорошо? А мы ведь не по асфальту – по деревням ездим. Фельдшерско-акушерские пункты позакрывали, люди не лечатся, до последнего тянут, потом скорую вызывают.

За 25 минут, по норме, фельдшер должен на выезде оказать помощь пациенту, заполнить его карту. А кроме того, если надо организовать транспортировку больного в машину, приходится собирать соседей, готовых его нести, поскольку в бригаде скорой только фельдшер да водитель. Затем надо "на глазок" определить, какой специалист потребуется пациенту в больнице, чтобы по дороге туда забрать его из дома. Врачи теперь дежурят так – дома, "им тоже иногда спать надо".

"Идет массовый отток докторов. За август 2019 года ушли два хирурга, один из них по совмещению эндоскопист (единственный), два педиатра, гинеколог (последний). Возникают ситуации, когда в ночное время нет даже дежурного врача", – написали в письме работники больницы.

– Показатель укомплектованности медицинскими сотрудниками достаточно стабилен: укомплектованность штатных должностей врачами составляет 47,7 процента, – сообщает Елена Шипилова, первый заместитель министра здравоохранения Омской области. – Неотложная медицинская помощь жителям Саргатского района оказывается в круглосуточном режиме, для медицинского обслуживания используется 14 единиц санитарного автотранспорта, в том числе 6 автомобилей скорой медицинской помощи.

Под 14 единицами автотранспорта, видимо, понимается одна скорая, которая за сутки делает от 14 до 24 вызовов. Фельдшерско-акушерские пункты остались в 26 из 34 деревень, при этом в шести нет сотрудников. Впрочем, фельдшеры не всегда есть и там, где числятся. В селе Новотроицком, как рассказывает зоотехник Петр Плесовских, ФАП открыт редко: медик тут бывает, только когда удается проехать через грязь. А дороги в Саргатском районе известно какие: еще в октябре 2014 года 40 жителей района перекрывали грязевую лужу, именуемую автотрассой Саргатское – Новотроицк. За акцию троим активистам, включая Петра, назначили по 30 тысяч штрафа и 50 часов общественных работ. А дорога не изменилась: все те же ямы по полметра в глубину и "мыльная" глина поверх. Впрочем, довести по ней больного до приемного отделения – только полдела. Надо еще поднять его по лабиринтообразному пандусу, где каталка застревает на каждом углу. Если после анализов выяснится, что нужна операция, то пациента надо волочь в хирургическое отделение: назад по тому же пандусу и дальше. Недалеко, метров сто пятьдесят. Но по улице: крытого перехода между отделениями нет.

– Одеялами больного укутываем, да скорее каталку толкаем, – рассказывает медсестра реанимации Татьяна Баева. – Он трясется, конечно, как колбаса. Вечером кто-нибудь впереди с фонариком бежит – освещения нет, того и гляди навернемся дружно. А там уж по лестнице на носилках. Пациенты по 150 килограммов случаются, еле дышим, бабы же в основном работают. Я сколько прошу – хоть шпалы нам какие на лестницу бросьте, катить будем, все полегче. Одно время взяли мужскую бригаду носильщиков, оплату им за каждого доставленного назначили, но в первый же месяц они по 50–60 тысяч заработали, и администрация решила, что мы дешевле обходимся. Привыкли уже, грыжи нажили. Интубационных трубок, масок, перчаток не хватает – тоже привыкли. А вот к тому, что я одна с умирающим, привыкнуть не могу. Пока врача та же скорая привезет, минут 20–30 проходит, а то и час.

"Зимой повара в валенках работали"

Хирургический корпус районной больницы, соединенный с приемником крытым переходом, закрыли еще в 2015 году. Как установил Роспотребнадзор, он "создавал угрозу жизни, а также распространения инфекционных заболеваний": осыпающиеся стены и потолок, пол в трещинах, неработающая система отопления, старая проводка, убогие туалеты. Неудивительно – строили больницу в 70-х годах прошлого века, с тех пор ничего и не ремонтировали. Хирургические и реанимационные палаты наскоро устроили в роддоме. Операции – и чистые, и гнойные – с тех пор выполняют в приспособленном помещении без нужного освещения и вентиляции. В прошлом июле, перед выборами Александр Бурков, тогда еще врио губернатора, пообещал к 2020 году корпус восстановить в соответствии с современными стандартами. Выделил для этого из облбюджета 22 миллиона рублей.

Но через месяц, когда здание ударными темпами демонтировали, оказалось, что на строительство требуется более 60 миллионов. С тех пор корпус зияет пустыми окнами, хотя внутри еще теплится жизнь – тут находится кухня, которая готовит для стационара.

– В прошлом году зимой повара в валенках работали: не положено, но что делать, если температура немногим больше, чем на улице? – пожимает плечами операционная сестра Елена Спиридонова. – Теперь обещают столовую закрыть, а это смерть стационару.

От роддома и гинекологии в больнице остались родзал да палата на шесть коек по соседству с инфекционной. Правда, лежат будущие роженицы недолго – принимать здесь младенцев некому по причине отсутствия неонатолога, поэтому рожать отправляют обычно в Омск. Но в прошлом году одну роженицу довести не успели – пришлось использовать родзал по назначению.

– Гинеколог в городе работать устроилась: ей с беременными надо работать, а не диспетчером тут сидеть, – вздыхает старшая акушерка Маргарита Рыжковская. – Нас, троих акушерок, перевели на полставки еще в марте. День через два работаем, а ночью дежурим на дому. Предполагается, что, пока нас скорая доставит, помочь роженице может дежурный врач – если есть и какой есть, хоть окулист. Хорошо, что несчастного случая не произошло пока. А если роды стремительные? У нас пока из какой-нибудь Михайловки едешь, 350 раз родить можно. Но до города-то еще дальше, да на заправке, бывает, по часу стоим. Это сейчас мы беременных по деревням собираем, а закроют роддом совсем, будут рожать дома – не могут все в город ездить. Одно дело на недельку детей и хозяйство оставить, другое – практически на месяц, ведь надо в город их отправлять в больницу часто заблаговременно. Забрать женщину из Омска уже с ребеночком – это пять тысяч на такси. А откуда в деревне деньги-то?

"Моча на лету стынет"

– Закроют больницу, кто будет в город мотаться? Три часа езды туда-обратно, 500 рублей на билеты, и день потерян. Весной и осенью выбраться невозможно – то посеять надо, то урожай убрать, чтоб семья не голодала. Старики, которые в основном в деревнях остались, на пенсию в 8–12 тысяч не разгонятся, так и будут тихо умирать, – Петр Плесовских говорит громко.

Старушки в поликлинической очереди отодвигаются от него подальше, бурча: "Тише-тише, а то точно закроют".

– Я им тоже говорю: жалуйтесь! А они молчат, боятся, – машет рукой фельдшер Римма Касьянова, показывая кабинет ЭКГ – две комнатушки с продранным линолеумом на полу. Тут прежде была кладовка – помещений в поликлинике не хватает.

– Аппарат ЭКГ я из трех собрала, провода изолентой прикрутила, – рассказывает она. – Если увижу изменения в кардиограмме, бегу к терапевтам, хоть предупредят человека: у нас описывать некому. Врач одна хотела переучиться, чтобы совмещать, а ей сказали – невыгодно, проще в соседний район возить. Вот и ждут 10–12 дней вместо того, чтобы меры принимать, – здоровые-то к нам не ходят.

Больные ходить вынуждены. Даже люди с инфарктами в Саргатской поликлинике встают на ноги, поскольку должны сами топать до кушетки с аппаратом ЭКГ: в узкие двери не протиснуться ни носилкам, ни коляске. Чтобы собрать анализы, и вовсе бегают "на двор" – в деревянный туалет с дыркой. Особенно проблемно, как говорит Петр, в морозы – "моча на лету стынет". Из дома привезти – тоже не вариант, "сильно взбалтывается за дорогу".

– Проблема в том, что руководят медициной в России экономисты, – вздыхает 64-летний хирург Владимир Макаров. – Не людей считают, которым помощь нужна, а заставляют нас оказывать помощь тем, на кого денег хватит. Сколько бы я пациентов ни принял, заплатят мне только за квоту, сверх – уже за мой счет. Правильно молодые врачи в город уезжают – там и условия жизни получше, и в коммерческую клинику можно устроиться. Хоть какие-то перспективы.

У медсестер и фельдшеров перспектив никаких: уехать им не на что. Их средняя зарплата – около 23 тысяч рублей. Чтобы получить эти деньги, нужно отработать не 150 часов, как полагается по норме, а 270–300.

– С 1 декабря 2018 года было осуществлено повышение окладов работников, что привело к изменению структуры заработной платы, – сообщила Елена Шипилова, первый заместитель министра здравоохранения Омской области.

"Оплату за вредные условия труда снизили с 15 до 4%, за ночные дежурства – с 80 до 20%, сократили количество отпускных дней, дополнительные подработки за отсутствующего работника оплачиваются не более чем на 20%", – пишут медики.

"Невыгодно нас лечить"

– Мы же зарабатываем сами по программе государственных гарантий: доводят нам объемы и деньги, – оправдывается заместитель главного врача по экономическим вопросам Татьяна Болтунова. – Сейчас из Минздрава приезжали, сказали: мы программу госгарантий не выполняем по всем показателям. Потому что нет высокотехнологичной медицинской помощи, и случаи у нас дешевые, чуть посложнее – сразу отправляем в город… Минздрав мне довел, вот как хочешь, так и выполняй. Конечно, первичное звено важно, его сейчас узаконивают. Но они как узаконят? В рамках нашего же фонда. Что делать? С кого снять – кому добавить?

Районная больница и вся сельская медицина обречены, считает директор Омского центра экспертизы в области здравоохранения Дмитрий Потопальский, невыгодно ее развивать, проще больных отправлять за 100 километров.

– В тяжелое состояние сельское здравоохранение загнали несколько поколений организаторов здравоохранения и региональных чиновников – их некомпетентность и невнимание к нарастающим системным проблемам довели до кризиса, – объясняет он. – Региональный бюджет не слишком помогает, а из средств обязательного медицинского страхования такие клиники получают небольшие объемы медпомощи, которые еще и оплачиваются по заниженным коэффициентам и тарифам, что не покрывает реальных затрат. При нехватке медперсонала, аварийном состоянии зданий, высокой неукомплектованности медицинскими изделиями даже небольшие объемы они не могут качественно осваивать. За это их снова и снова штрафуют, наказывая уменьшением финансирования: получается замкнутый круг.

30 сентября представители омского Минздрава опять посетили Саргатку: на этот раз выступили перед депутатами районного Совета, пообещав много, но невнятно. Точнее сформулировала Елена Шипилова в ответе на журналистский запрос: "…Будет разработан план по обеспечению государственных гарантий бесплатного оказания медицинской помощи; рассматривается вопрос выделения финансовых средств в 2020 году на разработку проектно-сметной документации для создания теплого перехода между корпусами; планируется откорректировать мероприятия по ремонту вышедшего из строя медицинского оборудования…"

– Я ж понимаю: чего угодно наобещают – в ноябре Путин в Омск собирается, надо, чтоб сейчас все тихо сидели, – говорит Петр Плесовских. – Будто специально нас выживают: школы сократили, чтоб молодежь разъехалась, ФАПы позакрывали, чтоб старичье скорей повымирало, теперь и районная больница лишняя. Невыгодно им нас лечить, но и укол не поставишь, чтоб не мучились. Я вот думаю – надо к Путину пробиваться, как приедет. Говорят, только бежать нельзя ни в коем случае – пристрелить могут. Ну, так мне все равно, онкология у меня, семь раз уж откачивали, что так умирать, что этак.