Специально для Крым.Реалии
Гибель Москвы не означала гибели Московии. Казань и Астрахань, война за которые началась еще двадцать лет назад, все еще находились в руках Ивана Грозного. Девлет Герай, пользуясь правом победителя, потребовал их передачи Крыму. Но оказались ли Волга под контролем Бахчисарая?
Пока Москва горела, а Девлет Герай опустошал Рязанщину, Иван IV укрывался в Вологде. По сообщению английского купца и дипломата Джерома Горсея, «Сильно расстроенный и пораженный постигшим его несчастьем, он, имея среди сопровождавших митрополитов, епископов, священников, главных князей и старинную знать, послал за ними и созвал их на царский совет, а когда враг ушел, он распустил свою армию, которая не сделала в его защиту ни одного выстрела; допрашивал, пытал, мучил многих воевод и главных военачальников, приговорил некоторых к смерти, конфисковал их добро и землю, разорил их роды и семьи, выпустив указ об очистке, отстройке и заселении Москвы».
Всего, по сообщению бывших опричников Иоганна Таубе и Элерта Крузе, было повешено, обезглавлено, отравлено и забито кнутами насмерть около ста аристократов. Не пощадил царь даже своего шурина князя Михаила Темрюковича – он был посажен на кол из-за подозрения в измене. Разумеется, это было не так – слух об участии его родственников в походе на Москву оказался ложным, однако признаться в этом было нельзя, поэтому царский агент в Крыму Севрюк Клавшов заявил, что Михаил «ехал из полку в полк и погиб безвестно». Были убиты также жена и малолетний сын князя.
Тем временем, переходя через границу Московии, Девлет Герай отправил Ивану IV гонцов, которые встретилось с царем 15 июня 1571 года в селе Братошино к северо-востоку от Москвы. «Все они были на хороших конях, одеты в подпоясанные меховые одежды с черными шапками из меха», – передавал Горсей.
Существует два описания того, что случилось на царском дворе в тот день. Согласно Горсею, к посольству «была приставлена стража, караулившая их в темных комнатах, лучшей пищей для них было вонючее конское мясо и вода, им не давали ни хлеба, ни пива, ни постелей. Когда пришло время представить посла царю, все они подверглись еще и другим обидам и оскорблениям, но перенесли все с равнодушием и презрением». Со своей стороны, «Царь принял их во всем великолепии своего величия, три венца стояли перед ним, он сидел в окружении своих князей и бояр».
Однако возможно, что рассказывая иностранцу об этой встрече, московиты приукрашивали действительность. Местный же источник, «Пискарёвский летописец», рисует прямо противоположную картину: Иван «нарядился в сермягу, бусырь да в шубу баранью, и бояре. И послам отказал: «Видишь же меня, в чём я? Так-де меня царь [т.е. хан] сделал. Всё моё царство выпленил и казну пожёг, дать мне нечего царю». Но не исключено, что эти описания не противоречат, а дополняют друг друга во времени.
Как бы то ни было, на приеме «с посла сняли тулуп и шапку, и надели одежду, затканную золотом, и дорогую шапку», – писал Горсей. «Посланнику было оказано полное почтение», – сообщал сам Девлет Герай в Стамбуле.
Гонец «безо всякого приветствия» заявил, что хан «великий царь всех земель и ханств, да осветит солнце его дни, послал к нему, Ивану Васильевичу, его вассалу и великому князю всея Руси, с его дозволения, узнать, как ему пришлось по душе наказание мечом, огнем и голодом».
Я пришел на тебя, город твой сжег, хотел венца твоего и головы; но ты не пришел и против нас не стал, а еще хвалишься, что-де я московский государь!Девлет Герай
Затем он передал ханскую грамоту, в которой говорилось: «Жгу и пустошу все из-за Казани и Астрахани, а всего света богатство применяю к праху, надеясь на величество Божие. Я пришел на тебя, город твой сжег, хотел венца твоего и головы; но ты не пришел и против нас не стал, а еще хвалишься, что-де я московский государь! Были бы в тебе стыд и дородство, так ты б пришел против нас и стоял. Захочешь с нами душевною мыслию в дружбе быть, так отдай наши юрты – Астрахань и Казань; а захочешь казною и деньгами всесветное богатство нам давать – не надобно; желание наше – Казань и Астрахань, а государства твоего дороги я видел и опознал».
И форма, и содержание ультиматума были чрезвычайно унизительными для Ивана IV. Принять эти требования означало отказаться от всех плодов двадцатилетних завоеваний на Волге, но и отвергнуть их было невозможно. Вероятно, именно тогда царь и затеял переодевание, но на крымского гонца маскарад впечатления не произвел. Он достал длинный острый нож («грязный» по Горсею и «окованный золотом с каменьями» по летописцу) и предложил Ивану перерезать себе горло и тем избавиться от позора. Тогда крымца «торопливо вытолкнули из палаты без ответа и попытались было отнять дорогую шапку и одежду, но он и его сопровождавшие боролись так ожесточенно, что этого не удалось сделать».
Иван IV «впал в сильный приступ ярости, послал за своим духовником, рвал на себе волосы и бороду как безумный. Начальник стражи умолял царя приказать изрубить крымцев на куски, но ответа не последовало».
На следующий день Иван IV пригласил крымских мурз на торжественный обед, а 17 июня отпустил их домой. На прощание царь велел передать, что это не хан «покарал меня, а Бог и Христос за мои грехи и грехи моих людей дал ему, дьявольскому отродью, случай и силу быть исполнителем его воли и упреком мне» (по Горсею) или «Мы с братом своим с Девлет-Киреем царем в братстве и дружбе быть хотим и Астраханью для любви брату своему хотим поступиться» (по летописцу). Ища расположения хана, царь выдал гонцам одного знатного крымского пленника, принявшего в Москве христианство.
Если ты сердишься за отказ к Казани и Астрахани, то мы Астрахань хотим тебе уступить, только теперь скоро этому делу статься нельзяИван IV
Судя по отправленным в Крым грамотам, Иван IV осознавал бесперспективность своего положения, и поэтому был готов частично удовлетворить требования Девлета Герая. Царь писал хану: «Ты в грамоте пишешь о войне, и если я об этом же стану писать, то к доброму делу не придем. Если ты сердишься за отказ к Казани и Астрахани, то мы Астрахань хотим тебе уступить, только теперь скоро этому делу статься нельзя: для него должны быть у нас твои послы, а гонцами такого великого дела сделать невозможно; до тех бы пор ты пожаловал, дал сроки и земли нашей не воевал». Гонцу с письмом было приказано «от хана не ходить назад, а говорить обо всем смирно, с челобитьем, не в раздор, чтоб от каких-нибудь речей гнева не было».
Готовность уступить хотя бы Астрахань (но не Казань) спустя всего два года после ее успешной защиты от турецких войск показывает, насколько разрушительным представлялся поход Девлета Герая на Москву. Однако Иван IV не был бы собой, если бы не попытался найти лазейку. Послу Афанасию Нагому он велел не противоречить хану, но разведать, как тот поступит с полученным городом. «Нельзя ли так сделать: чтоб хан посадил в Астрахани сына своего, а при нем был бы наш боярин, как в Касимове, а нашим людям, которые в Астрахани, насилия никакого не было бы, и дорога в наше государство изо всех земель не затворилась бы, и нельзя ли нам из своей руки посадить в Астрахани ханского сына?». Однако хан в письме, отправленном с посланником мирзой Мурадом, ответил царю: «Что нам Астрахань даешь, а Казани не даешь, то нам непригоже кажется: одной и той же реки верховье у тебя будет, а устью у меня как быть?!».
Не полагаясь на переговоры, уже в июне 1571 года Иван IV велел развернуть 3 полка на берегах Оки – меньше, чем обычно, но лучше, чем ничего. В октябре князь Иван Воротынский, де-факто главный воевода Московии, вышел в Дикое Поле и поджег траву вплоть до Днепра, чтобы исключить возможность осеннего нападения крымцев. В конце декабря по царскому указу была сделана засека за Перемышлем – в том месте, где в мае через Жиздру переправился хан.
Однако Девлет Герай не спешил нападать. Сумев с 40-тысячным войском уничтожить Москву, чего не достиг Мехмед Герай полувеком ранее, он собирался на следующий год повторить поход с еще большими силами. Сразу после возвращения в Бахчисарай Девлет пригрозил Клавшову: «А не отдаст мне государь ваш Казани и Астрахани, то мне с ним в мире никак не бывать, а учну его воевать. А на весну пойду на него. А придя к Москве, стану, пройдя Москву, и князь великий от меня пойдет на Белую Воду. А со мною не станет, и я за ним пошлю. А Астрахань и Казань возьму». Поход 1571 года принес хану прозвище «тахталгана», то есть «завоевателя трона», хотя до царского престола в Кремле он не дошел. Будущая кампания могла дать ему славу владетеля Волги, если не полного покорителя Московии.
А не отдаст мне государь ваш Казани и Астрахани, то мне с ним в мире никак не бывать, а учну его воеватьДевлет Герай
Иван IV не мог не понимать этого, поэтому наряду с попыткой связать Крым долгими переговорами, тем же летом он начал обустраивать свою временную резиденцию в Новгороде – более защищенном от угрозы с юга, нежели Москва. Уже в декабре царь переехал туда с личной казной под охраной 500 стрельцов, а 9-10 февраля 1572 года в Новгород на 450 возах перевезли и государственную казну.
Но еще до того, 5 февраля, все в том же Братошино Иван IV дал аудиенцию старому крымскому послу Янболдую, который уже 10 лет томился в Московии, и новому гонцу Джан Мехмеду (Ян Магмету). Прошлогодний шок прошел, так что царь отказался обсуждать судьбу Казани и Астрахани, сказав, что необходимо обменяться полномочными посольствами для улаживания всех крымско-московских противоречий, а не ограничиваться посылкой гонцов с грамотами. «Брат наш, Девлет-Кирей, на то не надеялся бы, что землю нашу воевал; сабля сечет временем, а если станет часто сечь, то притупеет, а иногда и острие у нее изломается; просит он у нас Казани и Астрахани; но без договора и без послов как такому великому делу статься?».
Девлет Герай под предлогом скорых свадеб дочерей и обрезания сыновей просил у Ивана IV «учинить дружбу» и дать две тысяч рублей. Тот, естественно, отказался: «Землю нашу он вывоевал, и земля наша от его войны стала пуста, и взять ни с кого ничего нельзя». Хану же написал так: «Ты в грамоте своей писал к нам, что в твоих глазах казны и богатства праху уподобились, и нам вопреки твоей грамоте как можно посылать такие великие запросы? Что у нас случилось, двести рублей, то мы и послали к тебе».
В марте 1572 года Иван IV еще раз отправил гонцов в Крым с письмами, в которых повторял свою позицию о необходимости обмена посольствами. Нагому же велел пообещать хану платить двойные поминки – «Магмет-Киреевские» и польские – лишь бы тот отказался от притязаний на Казань и Астрахань.
Но Девлета Герая уже нельзя было сбить с толку затягиванием переговоров и, тем более, подкупить. Новая война стала неизбежной.
Впрочем, это уже другая история.
Взгляды, высказанные в рубрике «Мнение», передают точку зрения самих авторов и не всегда отражают позицию редакции
Роскомнадзор пытается заблокировать доступ к сайту Крым.Реалии. Беспрепятственно читать Крым.Реалии можно с помощью зеркального сайта: https://d36o78oqey1rmk.cloudfront.net/ Также следите за основными новостями в Telegram, Instagram и Viber Крым.Реалии. Рекомендуем вам установить VPN.
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: