Распад Золотой Орды в 1460-80-х гг. на некоторое время сделал Крым и Кремль союзниками в противостоянии с великими ханами, мечтающими о возрождении былого могущества. Тогда же впервые крымские Гераи оказались на службе в Московском княжестве. Но и после превращения приятелей в смертельных врагов в 1520-х гг. родственники крымских ханов пребывали при дворе русских царей. Чего же искали в Московии выходцы с полуострова и оправдались ли их ожидания?
Продолжение. Предыдущий материал здесь.
Тайный посол
Не успел Крым перевести дух после ожидавшегося со дня на день, но так и не случившегося вторжения из Астрахани Мурада и Саадета II Гераев, как вокруг полуострова закрутилась новая интрига. 20 июня 1587 года в Стамбул прибыли послы от владыки Большой ногайской орды Урус-бея. Они просили организовать поход на север Каспийского моря, чтобы связать воедино земли османов и ногайцев и вывести последних из-под влияния Москвы.
Единственным препятствием для осуществления плана была занятая русскими Астрахань, но и тут были варианты: город можно было взять штурмом, как это видел османский визирь Пияле-паша, а можно было заполучить без боя, как предполагал еще один наш герой – Гази Герай.
Крымский царевич по прозвищу Буря отличился во время войны с Ираном, в 1581 году попал в плен, шесть лет спустя дерзко бежал и пробился в Стамбул, где воодушевленный султан пообещал сделать его следующим ханом. И вот пока в сентябре 1587 года тому же Пияле-паше дали 4000 янычар и деньги для строительства зимой судов в Кефе (Феодосии) и подготовки запасов для астраханского похода в следующем, 1588 году, Гази задумал дерзкий план.
31 июля 1587 года некто по имени не то Ходжа-бей, не то Казым Тубулдуков прибыл из Стамбула в Ак-Кермен (Белгород-Днестровский), а затем отправился в Азов, минуя Крым. По полуострову понеслись слухи, что это – тайный посол от Гази Герая к его племянникам в Астрахани. Он, судя по всему, имел при себе и фирманы султана, адресованные царевичам. Встревоженный хан Ислям II приказал догнать и перехватить гонца: «Аллаш дувана уганивать Казыя князя и велел Казыя изымати», но безуспешно – тот уже скрылся в астраханских степях.
Что именно содержалось в посланиях Мураду и Саадету II – мы уже точно не узнаем, но можем догадаться. Вероятнее всего, претендующий на трон в Бахчисарае Гази приглашал царевичей присоединиться к походу на Астрахань – то есть сдать город крымско-османской армии, а затем, по обстоятельствам, либо остаться там на царстве, либо вернуться в Крым при его скором правлении. По крайней мере, мы достоверно знаем, что, пребывая в Стамбуле, Гази хотел быть «в соединенье» со своими племянниками против брата Исляма II, который «пустошил юрт».
Что ответил тайному послу Саадет II – навсегда останется тайной. Известно одно – через несколько месяцев, в конце 1587-го или в самом начале 1588 года сорокалетний крымский хан в изгнании был найден мертвым на своем астраханском подворье: «И Божьим судом Саадет-Кирея царя в государя нашего вотчине в Астрахани не стало в его мусульманской вере». Его сын Шахин впоследствии прямо заявлял, что отца погубили русские. Эта версия весьма и весьма вероятна – сколь бы ни был полезен Саадет II в противовес Исляму II в борьбе России с Крымским ханством, риск его союза с османами был слишком высок. Чтобы не допустить и мысли о потери Астрахани, московские воеводы предпочли отравить своего гостя.
Его дядя Ислям II Герай ненадолго пережил соперника и умер в Ак-Кермене во время похода в марте 1588 года.
Братский раскол
Мурад не стал затевать разбирательства по поводу смерти брата – слишком уж под большим подозрением находился он сам. Вместо этого он, по обычаю, взял в жены вдову покойного старшего брата – Ертуган (Ес-Туган), дочь правителя Малой ногайской орды Гази-бея. Останки Саадета были временно захоронены на кладбище при астраханской мечети.
Коренные изменения произошли и в Крыму. Там на престол в апреле 1588 года взошел, как и было обещано, Гази II Герай, а уже 24 мая младший из трех братьев-беглецов, Сафа, торжественно вступил в Бахчисарай во главе «многих ногайских людей». Из бесправного и угрожаемого отовсюду эмигранта он превратился в пасынка нового хана и занял пост нуреддина – третьего человека в иерархии ханства.
30 мая Сафа тайно встретился с московским посланником Иваном Судаковым-Мясным и сказал тому, что никогда не забудет «хлеб» московского государя: «Ни в которых землях добра и чести не наехали, а кроме государя московского царя и великого князя и его жалования и береженья видели и хлеб соль ели». Но одновременно он настойчиво попросил «отпустить» Мурада из Астрахани в Крым.
В августе 1588 года с той же просьбой в Москву прибыл и посол нового хана. Часть послания Гази II была посвящена дальнейшей судьбе «Астраханского юрта племянника нашего Мурад-Кирея царевича». Хан отметил, что ему прекрасно известно, что Мурад был «ласково принят» московским государем после вынужденного ухода из Крыма, а отправление «на Астраханский юрт» осуществлялось по его воле. Хан посоветовал: «Дал бы еси на его волю у тебя у брата нашего похочет жить или к нам ехать», но последнее слово – за русским царем. В декабре в Москву прибыло второе посольство с той же просьбой.
Ханские гонцы побывали и у самого Мурада в Астрахани. Гази II прощал племянника за службу царю и звал его в Крым, обещая, что присвоит ему сан калги. Возможность стать вторым человеком в ханстве милостью правителя была реальнее возможности самому стать первым с помощью русского оружия. Поэтому в ответном письме в Бахчисарай Мурад заявил о своей покорности хану и стал готовиться к скорому отъезду в Крым – для чего, впрочем, нужно было позволение царя.
Российское правительство оказалось в затруднении. С одной стороны, дать Мураду разрешение на выезд означало улучшить отношения с новым крымским ханом, а также избавить себя от новых рисков, исходящих из возможности союза царевича с Турцией. С другой стороны – отъезд «своего» Герая из Астрахани лишал Россию важного рычага влияния на Кавказе. Например, 20 октября 1588 года в Москву прибыли кабардинские послы от своих князей, желавших «бить челом в службу» царю, а организовал это посольство и поддержал прошение именно Мурад. Он же построил и содержал укрепленный «городок» на реке Тереке – самый южный российский форпост. В конце концов, было принято компромиссное решение – и в декабре Мурад Герай уехал из Астрахани, но не в Крым, а в Москву.
Безвыходность
Мурад прибыл в Москву 18 февраля 1589 года, и помимо новой жены Ертуган и ее «сына царевича Кумы-Гирея», с ним прибыли «его царевы Мурат Киреевы Магмет Киреевы карачи да аталыки и князи и мурзы». В Кремле 23 февраля царь Федор Иванович в присутствии высших бояр дал торжественный прием Мураду Гераю, а 28 марта царевич встретился и с уезжающим домой крымским послом Казан-агой (к сожалению, подробности их разговора неизвестны).
Вместе с агой отправился в Крым русский посланник Петр Зиновьев, получивший «наказ» изложить позицию Москвы по «астраханскому вопросу» следующим образом. Ему следовало напомнить, что московский государь «пожаловал царевичей» и «дал из Астрахани многую рать с огненным боем» для похода на Крым, который, якобы, был отменен по получении известия, что «Казы Гирей царь на Крыме учинился царем». Сам же «Мурад-Кирей царевич ныне на Москве», и о его дальнейшей судьбе ничего говорить послу не полагалось. На возможный вопрос хана о том, «государь Астраханью поступится ли турецкому султану или хочет на Астрахани учинит царем Мурат-Кирея царевича», Зиновьеву были даны указания ответить, «что то дело великое, о том не надобно нам говорить». Одно из доверенных лиц Мурада поехало в Крым с Зиновьевым.
После отъезда обоих посольств Мурад вернулся из Москвы в Астрахань. Ему было разрешено вести дипломатические сношения с Крымом, но позволения уехать он так и не получил. Летом и осенью Гази II через гонцов просил царское правительство отпустить его племянника на полуостров, поскольку тот сам выразил такое желание, – но безуспешно. Осенью 1589 года оставшиеся в Москве люди Мурада трижды принимали участие в переговорах с крымскими посольствами.
Весной следующего, 1590 года Мурад Герай побывал в Москве в третий раз – вновь в дипломатических целях. Так, 10 мая он участвовал в церемонии взятия на службу самаркандского царевича Шихима, 13 мая был принят царем, а 21 июля с женой, детьми и слугами отбыл назад в Астрахань, окруженный русскими служилыми людьми. Дал ли ему Федор Иванович разрешение уехать? Скорее всего, русская дипломатия показала чудеса казуистики – в сохранившихся документах очередного посольства в Крым упоминается, что государь «царевичу дал на его волю», оставаться на «астраханском юрте» или уехать на полуостров. Впрочем, подчеркивалось, что в настоящее время «царевич Мурат-Кирей в Астрахани живет в государевом жаловании по своей воле». Очевидно, ни «да», ни «нет» Мурад от царя не услышал, и поэтому вопрос об отъезде повис в воздухе.
Но хан Гази продолжал настаивать. Более того, он поставил дальнейшие дипломатические сношения с Россией в зависимость от ситуации с племянником. Осенью 1590 года не состоялся русско-крымский посольский съезд в Ливнах и потому не был заключен ожидаемый союзный договор между Москвой и Бахчисараем – ведь Мурад там так и не появился. Пред лицом полного разрыва с Крымом русское правительство в начале 1591 года пошло на крайнюю для себя меру и анонсировало новый посольский съезд уже в Москве, в котором должен был лично участвовать Мурад Герай.
Трудность для Кремля была очевидной. Выбор проходил между прямым конфликтом с Крымом, грозившим перерасти в войну, и «отпуском» несостоявшегося астраханского или даже крымского хана, бывшего в течение пяти лет главным инструментом всей российской восточной политики.
Но до отъезда так и не дошло.
Весной 1591 года Мурад Герай начал собираться в дорогу, русские служивые люди ему помогали, но накануне выезда крымский царевич, одна из жен и его племянник-пасынок Кумо (Кумык) скоропостижно скончались. Понимая, что после странной смерти Саадета II всего тремя годами ранее эта гибель выглядит однозначно неслучайной, астраханские воеводы решили отвести от себя подозрения. Едва царевичу стало плохо, найденный тут же лекарь-араб заявил, что Гераев «испортили бусурманские ведуны». Означенных «ведунов», разумеется, нашли, подвергли пыткам и, выбив из них нужные показания, привели к Мураду, чтобы те сняли свою «порчу». Но после их визита царевич и его родственники умерли. «Ведунов», происходивших из ногайцев, пытали и публично сожгли, а затем казнили слуг Мурада, обвиненных в пособничестве.
Однако Ертуган, уже потерявшую сходным образом первого мужа, выводы «расследования» не убедили. Она писала в Крым, что Мурада и его близких опили ядом, но доказательств у нее не было. И хотя в грамоте царя на ее имя говорилось, что «мы, великий государь царь и великий князь Федор Иванович, из начала того хотели, чтоб из нашей руки быть царевичу Мурат-Кирею на отца своего на Крымском юрте», но потом «хотели есмя царевича Мурат-Кирея в Крым совсем отпустить», документ был написан двумя годами позже и выглядел не очень убедительной попыткой самооправдания. Так что Гази II Герай, прошедший летом 1591 года огнем и мечом всю Россию вплоть до Москвы, имел все основания мстить за «потраву» племянника.
Окончание следует.
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: