Почему на оккупированных территориях остаются те, кто поддерживает Россию ‒ хотя многим стало понятно, что соседняя страна войну в регионе начала, но «крымский сценарий» не повторила? Как действовать молодежи с проукраинской позицией, ныне проживающей в ОРДЛО? Что происходит с психикой и мировоззрением людей по ту сторону линии разграничения, и почему они хотят, но боятся возвращаться под контроль Украины?
Радио Донбасс.Реалии искало ответы на эти вопросы с украинским социальным психологом Вадимом Васютинским, украинскими писателями Сергеем Жаданом и Владимиром Рафеенко во время открытой дискуссии «Психология оккупации», посвященной трехлетию начала радиовещания на оккупированные территории Донбасса. Предлагаем вашему вниманию главные тезисы встречи.
Дезориентация, отсутствие планов на будущее и чувство вины ‒ это три основные характеристики сознания граждан, сейчас остающихся в оккупации, считает заведующий лабораторией психологии масс Института социальной и политической психологии Вадим Васютинский. По словам эксперта, местные жители не понимают, что происходит и кому доверять, а главное ‒ не представляют, что с ними произойдет через несколько лет.
Местные жители не понимают, что происходит и кому доверять, а главное ‒ не представляют, что с ними произойдет через несколько летВадим Васютинский
«Когда победила Оранжевая революция, они восприняли это как унижение. Затем победил Янукович, и оказался ничтожным. Им не было особенно за что цепляться, а здесь им дают это прекрасное будущее ‒ «референдум» и «еще немного – и будем в России». И эта пустота в образе будущего заполнилась вдруг чем-то прекрасным и замечательным, а теперь и этого нет», ‒ говорит Вадим Васютинский.
Чувство вины ‒ это обычная характеристика человеческого сознания, говорит социальный психолог. Все чувствуют за собой вину или осуждают кого-то.
На востоке Украины ‒ «виноваты кто угодно, но не они» ‒ так можно обобщить представления большинства.
Украиноязычный человек также может быть украинофобом ‒ третий вывод социального психолога из событий последних 5 лет. Если на остальной территории Украины язык в большинстве случаев определяет политические взгляды человека, то на Донбассе ‒ эта зависимость не фиксируется. «Когда я стоял на КПВВ «Майорск» летом 2018 года и опрашивал людей, шедших с оккупированных территорий, то на вопрос: «Как вы считаете, кто виноват в этой ситуации?» ‒ русскоязычный человек мне ответил: «Русский язык. В 1991 году нужно было все и всех перевести на украинский, и этого бы тогда не было».
Регионы всегда имеют несколько разную идентичность, но Донбасс всегда отличался «несколько больше». Так сложилось исторически, говорит Васютинский, ведь большой процент населения был завезен на Донбасс в советские времена.
«У них была идентичность советская, ориентированная на Москву, потом вдруг для них образовалась независимая Украина. И им нужно было становиться истинными украинцами. А это нелегко для многих жителей Харькова, Одессы и Киева. Это также имеет свои психологические причины. Русскими им быть нет смысла, советская власть уже потеряла свою актуальность, надо приобретать украинскую или любую другую идентичность. И там начала развиваться региональная идентичность», ‒ говорит Васютинский.
Эти люди пришли на Донбасс «защищать» меня от моей страны. А меня не нужно было защищать 45 летВладимир Рафеенко
Писатель Владимир Рафеенко ‒ родом с Донбасса. Говорит, всегда общался на русском, и его никогда не притесняли за это. Хотя интересно, что в Украине сборники Рафеенко не публиковали. Его первая книга была напечатана в Москве, и тогда его подписали как «донецкого писателя», а не украинского. К 2014 году сам Рафеенко не видел в этом ничего плохого, но после событий на Донбассе начал писать и общаться на украинском. Говорит, это его собственный протест.
«Эти люди пришли на Донбасс «защищать» меня от моей страны. А меня не нужно было защищать 45 лет. Мне позволяли писать и говорить по-русски, печататься в Москве, получать премии. Когда я приехал в Киев, не мог связать и трех слов на украинском языке. И я сказал, что не знаю, когда именно, но я напишу роман именно по-украински. Мне было очень трудно: полтора года я писал украиноязычный роман. Я запретил себе писать тексты на русском», ‒ рассказал о своей собственной войне Рафеенко.
Трудно жить в оккупации и демонстрировать проукраинские взгляды, считают гости дискуссии.
Как бы не менялось название страны, захватившей Донбасс ‒ Орда, Московское царство, Российская империя или СССР ‒ она по системе организации, по психотипу остается ордойПавел Жовниренко
«Стокгольмский синдром» никто не отменял. На третий-четвертый день начинают обычно поддерживать тех, кто их захватил. А там уже пятый год оккупации. Как бы не менялось название страны, захватившей Донбасс ‒ Орда, Московское царство, Российская империя или СССР ‒ она по системе организации, по психотипу остается ордой. Они, когда захватывали, то ставили условие: сдаешься и идешь с нами, если нет ‒ мы тебя уничтожаем. Если они уже зашли, то ты вынужден поддерживать. Почему? Потому что люди с советских времен помнят: лучше говорить по-русски и молчать о своих предпочтениях», ‒ говорит международник Павел Жовниренко.
Что может сделать Украина, чтобы вернуть людей, сейчас находящихся в оккупации?
Не следует обобщать всех
«После начала войны на Донбассе побывало огромное количество украинцев ‒ с центральной, южной Украины, галичане, закарпатцы. Кто как военный, кто как волонтер, как журналист, активист, деятель искусства впервые побывал в своей жизни на Донбассе. Обычно, люди, которые там побывали и лично общались с жителями освобожденных территорий, не руководствуются идеологическими, информационными и пропагандистскими клише. У них более спокойное отношение к людям, живущим там», ‒ считает Сергей Жадан, писатель и уроженец Луганщины.
Оплатить украинские пенсии
«Украина могла бы сделать очень просто ‒ признать, что люди, работавшие в Украине, те 500 тысяч человек сейчас вынуждены лгать, что живут на подконтрольной территории, просто чтобы была возможность получить пенсии. Чтобы им не нужно было пересекать эти блокпосты. Мы этим людям должны показать, что как украинцы мы их принимаем», ‒ говорит режиссер Жанна Максименко-Довгич.
Прописать их будущее
«Кто может сказать, что с ними будет, когда эти территории вернутся в Украину? Я взял закон о деоккупации на Донбассе и не нашел там ни одного слова об этом», ‒ отмечает Вадим Васютинский.
«Когда эти территории станут украинскими, то люди, которые сейчас там пророссийски настроены, через полгода меня будут учить украинскому патриотизму. И не потому, что люди переобуются в воздухе. А потому что у людей настроение зависит от того, в каких условиях они существуют. Первый закон ‒ это самосохранение своей семьи, а для этого нужно четко схватывать, как меняется ситуация», ‒ замечает Владимир Рафеенко.
Не относиться, как к предателям
«Как советская власть, которую мы не очень любим, относилась к жителям освобожденных территорий Украины, советская армия, сначала бросившая, а затем освободившая? Они все были под подозрением, все были «предателями», хотя большинство этих людей не были виноваты вообще. Можем ли мы так же думать о том, что когда мы освободим Донбасс, то будем так же относиться к тем жителям? Нет!» ‒ говорит Вадим Васютинский.
Помнить, что война касается не только Донбасса
«Нам всем нужно время, разум и чувство совести. Не бросаться какими-то идеологическими терминами, не впадать в позу ментора и кого-то поучать. Просто понимать, что мы ‒ одна страна, одно общество. Все, что происходит, происходит с нами всеми, независимо от того, где именно ты живешь ‒ в Одесской области, Закарпатье или в Харькове», ‒ говорит Сергей Жадан.
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: