Генерал-лейтенант Александр Павлюк на момент начала полномасштабной войны России с Украиной возглавлял Операцию объединенных сил (ООС) на Донбассе – именно в ее пределах пролегала активная линия фронта протяженностью более 400 километров между ВСУ и российскими военными и контролируемыми Россией силами (группировками) ЛНР»/«ДНР»). На этом направлении произошел один из основных ударов российского оккупационного контингента с целью окружения наиболее боеспособной группировки украинских войск.
В интервью проекту Радіо Свобода Донбасс Реалии Александр Павлюк рассказал о подготовке к полномасштабной войне, ходе боев в первые дни и действиях армии, а также о ракетном ударе по территории России уже 24 февраля 2022 года. Разговор с генерал-лейтенантом был записан за несколько дней до его официального назначения на должность командующего Сухопутными войсками ВСУ.
– Два года назад возглавляли Операцию объединенных сил на востоке Украины. Итак, когда вам стало понятно, что полномасштабная война – неотвратимая? Это была, может быть, какая телеграмма или другая коммуникация?
– В Объединенные силы я был назначен еще в июле 2021 года. Проведя анализ, уже осенью была очень велика вероятность, что будет полномасштабная война. О ее масштабах было еще трудно понимать, но [то], что она как минимум захватит территорию Луганской и Донецкой области – это было очевидно. Потому что мы анализировали действия противника, его соответствующие превентивные меры, его разведывательные функции, выполнявшиеся на территории, вдоль всей линии столкновения, вдоль границы.
Все признаки были, что мы встретим врага – и не только с «ЛНР»/«ДНР» (из оккупированной части Донбасса, на которой действуют группировки «ЛНР»/«ДНР», признанные в Украине террористическими – ред.), но и с территории России. Поэтому уже с осени мы приступили к выполнению определенных действий с тем, чтобы успешно встретить и нанести ему максимальное поражение. Понимая, что соотношение сил и средств было и будет не в нашу пользу, но у нас все равно вариантов не было – мы должны были выстоять, потому что за нами была вся Украина.
Прошли в пустое место
Поэтому в течение пяти месяцев мы готовились к отражению полномасштабной агрессии. Уже в январе-феврале мы получали телеграммы от Главного управления [Минобороны Украины], в которых предполагалось, что такой вариант возможен. И на февраль мы сделали максимально все, чтобы достойно встретить врага: все позиции были максимально усилены, просчитаны все возможные варианты действий, перемещены все резервы – мы два раза, как минимум, проводили полномасштабную тренировку, а локальных тренировок было проведено очень много. Это сыграло свою, возможно, решающую роль. Что в первый день, когда был нанесен удар по всем командным центрам, по всем пунктам управления, по всем местам, где должно было быть скопление наших войск и составы – они прошли в пустое место.
– В первые дни Генштаб проинформировал, что на территорию Украины зашли 90 батальонных тактических групп. Если вы помните, какая часть этих сил была задействована именно в зоне вашей ответственности?
– Я точно не скажу. Кроме 1-го и 2-го армейских корпусов [группировок] «ЛНР/ДНР», были подразделения 1-й танковой армии, 20-й танковой армии и 8-й общевойсковой армии противника. Преимущество было огромным.
– Есть информация в открытых источниках о том, что группировка 1-го и 2-го армейских корпусов – это около 35 тысяч [человек]. По вашим оценкам, по факту, сколько десятков тысяч личного состава, подразделений были привлечены против вас?
– Если брать только группировку 1-го, 2-го корпуса – 35 тысяч было до начала мобилизации. Где-то, как минимум, столько же они призвали, ушедших на усиление переднего края для того, чтобы сковать наши действия. А все, что было у них боеспособное, которое в течение 8 лет вело боевые действия – оно было остовом тех ударных группировок, которые ударили по Луганской области и по направлению между Волновахой и Мариуполем.
– Мы с вами говорили о возможности этих корпусов два года назад в интервью, и тогда вы говорили о том, что эти корпуса сами по себе не способны нести значительную угрозу. И хотелось бы спросить: после двух лет, что оказалось на практике? Как они себя показали, может быть, по сопоставлению с российскими войсками?
– Я скажу так: они не оправдали доверия, которое на них возлагалось российскими оккупационными войсками. Даже при усилении их непосредственно российскими штатными подразделениями они не смогли выполнить все поставленные задачи. Но воевали они довольно мощно. И я скажу, нам непросто было.
Лупят со всех сторон и ожидаешь нападения на 360 градусов
Учитывая огромное преимущество и полностью контроль воздуха [Россией]. Сами понимаете, что удержать линию обороны, когда тебя лупят со всех сторон и ожидаешь нападения на 360 градусов, это очень непросто. Наши люди совершили чудо, они совершили действительно подвиг, потому что никто не ожидал, что в таком состоянии, при таком преимуществе мы сможем выстоять. И многое мы до сих пор держим – того, что было в начале войны.
Самой опасной была луганская часть нашей обороны, потому что противник наступал и с юга, и с севера, и с востока. И эти бригады попадали в окружение, потому что реально сил и средств, чтобы остановить нашествие с трех сторон, не было. Но те резервы, которые были, мы выдвинули по границе Счастья – Старобельск – Беловодск и они сыграли свою роль – они остановили темпы, что нам дало возможность перегруппировать силы и средства и занять рубеж, который дальше мы удерживали и остановили нашествие.
Три дня та группировка, которая шла первоочередная, была нами настолько потрепана, что реально уже шли мобилизованные. Мобилизированных было очень много, 16 февраля [2022] уже четко было видно, что будет война, потому что пошли меры мобилизации на оккупированных территориях. Все бригады, стоявшие по линии столкновения, имевшие опыт люди выводились, формировались ударные группы, а мобилизованных заводили на передний край для того, чтобы сковывать и сдерживать наши действия. Но нам удалось остановить их. Потому что основные удары в луганском направлении и в направлении Мариуполя в первые дни были отражены.
– Я понимаю, что военные постоянно планируют действия на случай, если что пойдет не так. Но вот это столкновение планов с реальностью – вы на бумаге, очевидно, на картах понимали, что может произойти, но что вы думали, когда это произошло?
– Знаете, на бумаге мы разыграли очень много ситуаций. Самое опасное для нас было то, что мы могли попасть в окружение. Поэтому мы все делали, чтобы не допустить [этого]: чтобы у нас был коридор, по которому бы поставлялись боеприпасы, ресурсы, эвакуировались раненые и нам это удалось. Мы не дали внезапно противнику выйти на рубеж, который не дал бы нам маневра.
Я скажу, что противник не ожидал такой встречи, поэтому российские подразделения, которые шли через Луганскую область, столкнувшись с нашими резервами – они стояли только на основных направлениях, но это дало время. Они (российские военные – ред.) были остановлены, они занялись тем, что перепланировали свои действия, обходили наши подразделения, пытались их брать в окружение.
Мы, в принципе, угадали все варианты действий противника
Один батальон в Беловодске попал в окружение, но благодаря умелым действиям они сумели уничтожить противника – четыре опорных пункта они уничтожили с ходу и вышли к своим основным силам. Остальные подразделения мы отвели и заняли уже сплошную линию обороны. Поэтому мы, в принципе, угадали все варианты действий противника. Мы понимали, что будет направление, первое – это от Луганска в направлении Счастья, второе – в Мариупольском направлении для того, чтобы рассечь и окружить нашу группировку.
И в основном все резервы я сосредоточил на этих направлениях. Они и сработали. Если бы это не было сделано, буквально на второй-третий день мы уже были бы в глубоком окружении, а дальше было бы тяжело принимать какие-то решения. А так мы сумели не только разбить ту группировку, которая шла непосредственно на наши силы, но и взыскать на себя силы, которые были в Харьковской области и на юге Украины.
– Вы начали свой рассказ с того, что в первый день были нанесены удары по пунктам управления. И сразу хочу это уточнить. А что происходило в штабе, в ООС, в первые дни? Как происходило руководство? Была ли угроза потери управления? Потому что на самом деле многие об этом говорили в масштабах Украины – что Вооруженные силы сохранили управление и, соответственно, могли давать отпор российским войскам. Как это было по вашему направлению?
– Первые ракеты как раз и пришлись на командный пункт, шли они точно в цель, по углубленному командному пункту, но стены выдержали. Весь личный состав был с вечера размещен именно в подземных укрытиях, потому и спасло всем жизнь. Несмотря на это, удар очень мощный был, и мы потеряли на небольшое время связь – это было не более получаса, потеряли свет, но резервные источники были включены, резервные источники связи также работали, поэтому потери не было.
Мы имели постоянную связь, руководили войсками с первого дня
Также и на всех командных пунктах группировок и бригад также сработали отлично. Мы имели постоянную связь, руководили войсками с первого дня. Особенно напряженными были первые три дня. Это круглосуточная работа, круглосуточная напряженная ситуация, где мы не понимали, сколько нам хватит, какие силы и средства пойдут, постоянные авиационные удары.
Мы тогда вынуждены были в первый день нанести поражение противнику на его территории – по аэродрому Миллерово (на территории Ростовской области РФ – ред.), потому что полное преимущество в воздухе не давало нашим войскам поднять голову.
Удары по аэродромам на территории противника заставили их совершить паузу, переместить свои самолеты на другие аэродромы. Это дало возможность также разобраться, сосредоточиться и в дальнейшем уже более эффективно работали по их средствам воздушного нападения.
– Я так понимаю, что это была довольно рискованная операция, все же перемещать «Точки» (оперативно-тактический ракетный комплекс «Точка-У» – ред.), насколько я понимаю, вперед, когда смещается линия...
Паника среди россиян была огромна
– «Точки» были перемещены буквально на линию столкновения с противником, которое шло очень активно. Как и активная борьба между обороняющимися подразделениями и наступавшими подразделениями. В том хаосе было трудно понять, где какое подразделение [находилось]. Артиллеристы молодцы, они четко сработали. Паника среди россиян была огромна, никто не ожидал, что по территории России нанесут удар в первый же день войны.
– Как вы, как военный, возможно, об этом думали? Вы можете нанести удар по территории России. Вы ведь, так или иначе, вели с Россией войну, находясь на Донбассе, управляя войсками. И здесь есть возможность нанести удар?
– Это был превентивный удар. Мы были вынуждены это сделать, потому что варианта другого не было. Но мы ясно понимали, что уже другого варианта нет. В первый же день мы уничтожили семь самолетов. Многие самолеты, не так как хотелось бы, но многие самолеты были уничтожены на аэродромах.
И, я думаю, Россия поняла тогда, в первый день, что не все так просто, что не будет два-три дня. Что предстоит жестокая борьба. Так оно два года уже и есть.
– Вы несколько раз упомянули о том, что критическими были первые три дня. Можете объяснить людям гражданским – что это дало? То есть после трех дней российская армия остановилась? Почему это вышло? Почему это вышло?
Мы построили четкую линию обороны
– После трех дней мы остановили основные силы противника, нанесли им достаточно мощное поражение. Мы увидели, что в бой уже бросаются мобилизованные.
Мы построили четкую линию обороны. И, главное, прошла первая волна, возможно, паники, потому что применения столь мощного количества огневых средств, авиационных средств у нас еще не было.
Война, начиная с 2014-го и по 22-й год, проходила без применения [российской] авиации. Поэтому привыкнуть к этому моменту, что тебя постоянно атакует воздушный противник, быть к этому готовым, отбивать эти нападения – тоже нужно иметь опыт, определенную практику. И, буквально через три дня, мы сумели преодолеть и разобраться, как действовать дальше.
Люди начали уверенно сбивать воздушного противника и уже не было той наглости, которая была в первые дни, когда пилот безнаказанно выполняет задачу – подлетает перед целью, прицельно сбрасывает боеприпас, поражает и безнаказанно покидает зону выполнения задачи. Уже после 3-4 дней, потеряв большое количество самолетов, конечно, пилоты отстреливались на расстоянии, в основном не поражая цели, и это нам дало определенную возможность четко выполнять задачу.
– Как удавалось людей мотивировать? Не секрет, что бывают случаи, когда люди уходят с позиции. Этого явления удалось избежать?
– Вы знаете, этого явления удалось избежать. Не было ни одного случая, когда люди бросали позиции и отступали. Возможно, в первую очередь это то, что на позициях стояли люди с боевым опытом. Они все не первый год были на войне, они все были привыкли к выстрелам, к обстрелам, смертям и ранениям. И прошли довольно-таки хорошую выучку. Кроме того, начиная с 16 по 24 февраля, в десятки раз увеличилось количество обстрелов.
Наши позиции утюжили очень мощно
То есть, наши позиции утюжили очень мощно, провоцируя на то, чтобы мы нанесли поражение по жилым объектам и населенным пунктам за линией столкновения для того, чтобы иметь повод для ведения полномасштабной войны.
Но наши артиллеристы достаточно профессионально уничтожали цели, не обстреливая населенные пункты, даже несмотря на то, что иногда и оттуда, непосредственно между жилыми домами, россияне и наши предатели ставили пушки и обстреливали нас. Но мы понимали, что если мы дадим повод, для мирового сообщества будет оправдание для того, чтобы начать войну против нас.
– Должен спросить о Мариуполе – месте, где произошел прорыв. Можете ли рассказать, как так случилось, что пошло не так ли?
Мы немедленно начали проводить мероприятия по созданию группировки
– Удалось выйти [к городу], потому что мы получили удар с запада. Пройдя перешеек, мощная группировка вышла в тыл нашим подразделениям. Мы сумели перегруппировать [силы], но все равно эти силы и средства не способны были остановить такую армаду, которая пошла на нас. Они перерезали основную дорогу и группировка осталась в окружении. Мы немедленно начали проводить мероприятия по созданию группировки, чтобы пробить этот коридор. Я вывел 95-ю бригаду (95 ОДШБР – ред.), сделав перегруппировку, и начал ее готовить для проведения контрудара.
Но мы четко видели, трое суток непрестанно шли войска с запада, чтобы создать такую линию, чтобы мы не могли ничего сделать. Та группировка, которая была в Мариуполе, она сковала, наверное, все, что было способно воевать и идти дальше.
По сути Мариупольская группировка спасла Украину от полного отрезания от Черного моря. Ударную [группировку] мы не смогли сделать, потому что пошла другая группировка, которую со стороны Харьковской области снова противник перегруппировал, сосредоточил и через Изюм нанес новый удар нам в спину. Я вынужден был этой бригадой закрыть и эту щель, которую они обнаружили. Бригада отлично справилась.
С середины марта мы стабилизировали линию
Харьковская группировка была остановлена, нанесено достаточно мощное поражение. Противник, понеся потери, остановился и началась позиционная оборона. Где-то с середины марта мы стабилизировали линию и перешли к позиционной обороне. Уже никаких прорывов, столь больших не было. Это позволило провести перегруппировку, доукомплектовать свои войска и дальше держать эту линию. Самое главное – это дало возможность сковать огромные силы противника вокруг восточной группировки войск.
– Возможно ли, по вашему мнению, теми имеющимися силами и средствами, которые были у вас в подчинении, спасти город?
– Это было невозможно, потому что преимущество противника было где-то от 1 к 7, к 10, [в группировке], которую противник собрал на том направлении.
Поэтому для прорыва мне нужно было 3-4 бригады, как минимум, чтобы провести контрударную операцию. У меня одна была бригада и неполная, которую я снял с переднего края.
Учитывая удар с севера, мне нужно было спасти, потому что если бы они выполнили свою задачу, то опять же десять бригад были бы в окружении.
– Я понимаю, что вещи несравнимы, но если сравнивать, когда труднее было – тогда или сейчас, по вашему мнению?
Первые три дня показали, что можем не только выстоять, но можем их и бить
– В первые дни, в первые недели было очень тяжело. Потому что невозможно было оценить все, что будет. Не было понимания, сможем ли мы выстоять. Все-таки был страх, что огромная страна, огромная армия… Сможем ли мы выстоять. Первые три дня показали, что можем не только выстоять, но можем их и бить.
Первые перемолотые дивизии, бригады [противника] показали, что мы можем стоять. У людей появилась уверенность, что мы можем не только обороняться, но наступать. Была проведена контратака 95-й бригады – мы вошли в Горловку. В первые дни. Но так как не было сил и средств развивать это наступление, я дал команду это дело остановить, потому что эта бригада была нужна как резерв.
– Вы вспомнили о Горловке – я вспомнил о Волновахе. О ней очень мало информации, но я помню, что ее отбивали однажды, потом снова вытесняли…
– Она в течение недели переходила ежедневно из рук в руки. Ее просто сравняли с землей, потому что Волноваха – это был ключевой населенный пункт, из которого мы могли провести контрудар в сторону Мариуполя. И противник сделал все, чтобы выбить наши войска. Где-то в течение недели, а то и 10 дней, шел бой именно за Волноваху, переходящую от нас к ним и наоборот. Но преимущество, все же, огромное в силах и средствах смогло предоставить им возможность держать Волноваху.
– Какие бои, за какие населенные пункты в эти первые дни, о которых вы часто упоминаете, были определяющими для удержания обороны?
– Первый бой – это был мост в Счастье. Заминированный мост противник сумел преодолеть. Там батальон вошел – танки, БМП. Учитывая, что я предполагал, что ДРГ противника могут сделать [так], чтобы мост не взорвался, были поставлены два мощных артиллерийских дивизиона большого калибра и эти дивизионы просто размололи эти два перешедших батальона.
После этого они были выбиты и мост уже взорван. Они тогда изменили направление на Трехизбенку. Здесь в течение суток очень жестокие бои шли. За первый день здесь были уничтожены также два батальона противника, но они шли как саранча. Потому и имели определенные успехи на этом направлении.
Так как 79-я бригада (речь идет о 79-я ОДШБр, которая оборонялась в районе Счастье, восточнее Трехизбенки – ред.) попадала в полное окружение, было принято решение и она была выведена. Хотя командир бригады очень не хотел. Мы вышли уже буквально перед закрытием коридора. Буквально час-два оставалось, когда противник с севера уже закрывал последнюю дорогу.
Выйдя на рубеж Старобельска комбриг сразу организовал контрудар и вышел снова на рубеж Новоайдара. В течение недели у нас шли такие динамичные действия, когда мы и наступали и отходили. Противник был в шоке, наверное. Потому что клали пачками их. Также активно работал и 15-й батальон, вставший на направление Кременная – Сватово. И не только выбивал наступавшего противника, но и также проводил активные действия вплоть до Сватово.
– Я так понимаю, что двигались со стороны Сватово на Харьковщину?
– Из Сватового они (российские войска – ред.) шли на Кременную. А та группировка, которая была в районе Харькова – она шла через Изюм. Мы взорвали все мосты и не дали им возможность перейти и выйти на Лиман.
И единственное – они в лесу построили переправу через реку Оскол и по ней попытались переправиться. И здесь были основные бои – за эту переправу. Хотя это не была зона ответственности ООС, но я вынужден был перебросить сюда резерв. Но противник обошел силы, которые были выставлены по северной окраине Изюма и зашел через леса. Их провели местные лесники, и они зашли нам в тыл.
Мы успели среагировать и выйти на рубеж реки Оскол и в северной части города держались около недели. Пока самолетами она полностью не была сравнена с землей. В течение недели противник методически равнял наши позиции. И здесь оборонялись, в большинстве своем, мобилизованные, которые с ходу пришли и заняли свое место в строю.
– Вы сказали, что примерно на середину марта стабилизировался уровень, и вы уже были переведены в Киев. На момент вашего перевода было ли понимание, что российские войска могут покинуть Киевщину и, в общем, север Украины?
– Как раз когда я приехал в Киев, была очень опасная ситуация. Противник захватил плацдарм в районе Мощуна и была очень велика опасность выхода на окраины и прорыв их в город.
Нам удалось взорвать дамбу и смыть все переправы
Только благодаря мощной обороне и устойчивости наших войск – то, что нам удалось взорвать дамбу и смыть все переправы, которые они настроили для перевода основных сил через реку Ирпень, нам удалось отрезать ту группировку, которая перешла реку и закрепилась.
Уничтожить ее и дальше изматывать те силы и средства, которые были у них на другом берегу. Какие были, как костяк для того, чтобы наступать на Киев. Трудно было понять, что они имеют, как они будут дальше действовать.
Уже ближе к концу марта, когда мы поняли, что свежих подкреплений к ним не поступает и был проведен ряд мероприятий, чтобы перерезать логистические пути, пути поступления резервов, мы попытались окружить [их].
С началом этой операции, которую проводил генерал Сырский, противник панически начал убегать, так как большинство подразделений было за этот месяц боев настолько измотано, что оставалось по 30-40% [личного состава].
– Это была неожиданность, что они отошли?
– Для нас было, в первую очередь, неожиданностью, потому что мы думали, что они будут все-таки идти до конца. Никакого шага, как говорят они, с их стороны по выводу войск не было. Было паническое бегство с нашей территории.
На мой взгляд, просто проанализировав силы и средства, которые у них были на тот момент, им нужно было выбирать, что делать: заканчивать ли операцию на востоке, или концентрировать все на Киеве.
Так как восток они не могли закончить, потому что это была основная цель, которая была заявлена – это освобождение, как они называют, Луганской и Донецкой области. Поэтому и все ресурсы были брошены туда, и те подразделения, которые вывели из Киевской области, после перегруппировки, доукомплектации также пошли туда. А некоторые с ходу пошли туда. Кто был более или менее боеспособен.
– У вас было какое-то расчетное понимание, сколько времени вы сможете держать оборону, учитывая имеющиеся припасы?
– Понимая, что полномасштабное вторжение очень вероятно, и при активных боевых действиях несколько месяцев можно было держаться. Так оно, в принципе, и вышло.
Мы потеряли самых подготовленных парней
Где-то в мае месяце у нас начали заканчиваться боеприпасы советского образца, которые были в то время в наших запасах. И потому мы надеялись, что помощь Запада придет очень быстро. К сожалению, это было не так. И много мы потеряли самых подготовленных парней, которые своей жизнью сдержали врага. При недостаточном количестве боеприпасов.
Если бы мы получили боеприпасы своевременно, то эти потери были бы гораздо меньше. Так как и сейчас, когда мы снова имеем определенную проблему в боеприпасах – за каждый день, когда нам поступает меньше помощи, это день, когда мы теряем наших героев. Поэтому руководство государства все делает для того, чтобы максимально обеспечить, сделать все возможное, чтобы войска получили боеприпасы.
Если посмотреть на армии в Европе, то я не думаю, что они способны вести такие действия. Все надеются на коллективную безопасность в системе НАТО. Потому и обеспечение нашей страны стало такой проблемой, что нет боеприпасов, и нет того, что нам нужно. Когда миллионы боеприпасов нужны украинской армии для сдерживания врага. А еще больше, чтобы вести ответные наступательные действия.
– Вы уже упоминали о том, что есть потребность в боеприпасах. Много общаетесь с зарубежными представителями. Есть ли у них понимание, что необходима поддержка на длительное время и большим количеством ресурсов. По крайней мере в общении, готовы ли они это обеспечить?
– Мы общаемся и с военными, и с гражданскими. И понимание всех партнеров в том, что Украине нужно помогать, что в Украине решается судьба всего цивилизованного мира. И от того, как закончится война в Украине, зависит и будущая жизнь Европы, будущее мироустройство.
Поэтому есть видение, что Украине нужно помогать. Второй вопрос – способности. Это другое. Насколько есть необходимые ресурсы. Этот вопрос решается. Мы работаем по всему миру, чтобы найти тот ресурс, который нужен нашей армии.
– Если перефразировать, можете примерно сказать, когда на передовой станет легче, учитывая нехватку боеприпасов?
– К сожалению, я бы сам хотел получить такой ответ. Это не зависит от нас. Война переходит в другую фазу – где воюют беспилотные средства. Но без человека не будет никаких успехов, не будет никаких реальных действий. Без солдата, не выполнившего свою задачу, не зайдет на позицию противника, не уничтожит тех, кто там есть.
Очень много запросов, учитывая, что мы создадим новые подразделения
Пока беспилотные средства могут максимально способствовать этому. Но процент уничтожения противника очень отличается от того, что был в начале войны и сейчас. За последние месяцы процент уничтожения беспилотными средствами в общей сложности где-то 70% целей. Но, опять же, остаются и боеприпасы – наиболее обширная проблематика, кроме средств противовоздушной обороны. И техника, особенно артиллерия. Поэтому очень много запросов, учитывая, что мы создадим новые подразделения, мы должны постоянно докомплектовывать подразделения, которые ведут боевые действия. Потому запросов очень много. К сожалению, не все мы можем обеспечить. Это возможности не только нашей страны, но и наших партнеров.
– И одно уточнение по поводу законопроекта о мобилизации. Минобороны должно обеспечивать армию и, очевидно, активизацию мобилизации, поскольку она требует больших ресурсов. Со стороны Минобороны есть ли запасы, чтобы обеспечить несколько сот тысяч человек снаряжением, оборудованием, оружием?
– Минобороны работает над этим вопросом. Я думаю, ни один мобилизованный не уйдет в зону боевых действий не экипированный, не подготовленный, не обеспеченный. К этому мы очень придирчиво относимся, особенно ради подготовки личного состава.
Человек, который идет на войну, должен получить опыт, практику, чтобы быть готовым к действиям. По вопросам экипировки и оружия – вопрос совсем не стоит. Потому, я думаю, этот вопрос мы решим. Второй вопрос по технике, по боеприпасам большого калибра. Эти вопросы, которые мы изучаем, над которыми мы работаем.
СПРАВКА: Российское полномасштабное военное вторжение в Украину продолжается с утра 24 февраля 2022 года. Российские войска наносят авиаудары по ключевым объектам военной и гражданской инфраструктуры, разрушая аэродромы, воинские части, нефтебазы, заправки, церкви, школы и больницы. Обстрелы жилых районов ведутся с использованием артиллерии, реактивных систем залпового огня и баллистических ракет.
Ряд западных стран, включая США и страны ЕС, ужесточил санкции в отношении России и осудили российские военные действия в Украине.
Россия отрицает, что ведет против Украины захватническую войну на ее территории и называет это «специальной операцией», которая имеет целью «демилитаризацию и денацификацию».
Роскомнадзор пытается заблокировать доступ к сайту Крым.Реалии. Беспрепятственно читать Крым.Реалии можно с помощью зеркального сайта: https://d16dn389y98208.cloudfront.net/следите за основными новостями в Telegram, Instagram и Viber Крым.Реалии. Рекомендуем вам установить VPN.
