Петр Павленский: «Язык искусства столкнулся с языком власти»

В Париже завершился судебный процесс по обвинению российского художника Петра Павленского в поджоге здания Банка Франции на площади Бастилии. Cвою акцию "Освещение", состоявшуюся в октябре 2017 года, Павленский называет "попыткой зажечь революционный пожар во всем мире". Он был арестован, почти год провел в тюрьме по обвинению в умышленном поджоге. В сентябре 2018 года его выпустили из-под стражи под обязательство отмечаться в полиции. 10 января суд приговорил Петра Павленского к трем годам тюрьмы, в том числе к двум годам условно. ​Художник отбыл большую часть срока, поэтому суд не стал принимать решения о новом помещении Павленского под стражу.

Бывшая соратница Павленского Оксана Шалыгина (в ноябре 2018 года они расстались) получила два года тюрьмы, в том числе 16 месяцев условно. Она также останется на свободе.

Павленский в начале заседания заявил, что посвящает судебный процесс маркизу де Саду, и пригласил в суд слепого свидетеля, который говорил о поэтическом измерении акции "Освещение".

В интервью Радио Свобода художник прокомментировал приговор.

– За время, пока это дело тянулось, во Франции произошли политические перемены, появилось движение "желтых жилетов". И они (наверное, сами того не подозревая) повторяют вашу акцию, но уже без художественных намерений, просто поджигают банки. Вы поддерживаете это движение?

​– Я безусловно поддерживаю движение "желтых жилетов". Как художник, я всегда старался разрушить декорацию власти, декорацию всеобщего благополучия, стремился обращаться к действительности. "Желтые жилеты" подтверждают мои слова, подтверждают то, что я делаю. Движение самим своим существованием показывает действительное положение вещей. Они тоже разрушают декорацию всеобщего благополучия, которого в принципе нет вообще нигде. А что касается поджога "желтыми жилетами" Банка де Франс в Руане, то для меня это народное признание.

Поджог банка в Руане 30 декабря 2018 года

– Атмосфера в Париже значительно изменилась после начала акций протеста?

– Если посмотришь через окно на улицу, жизнь, конечно же, не меняется. Когда был Майдан в Украине, можно было отъехать от Крещатика несколько остановок на метро, и было сложно представить, что в километре-двух возник такой сгусток политики. Так же и здесь: машины ездят, люди ходят на работу, но по субботам все это меняется, меняется пространство города, и все становится более очевидным.

– Вы участвуете в этих акциях?

– Да, в одну из суббот я ходил поддерживать парижан, движение "желтые жилеты". Ну, и свою порцию газа тоже в лицо получил.

– Прокурор сказал на процессе, что у вас нет благодарности по отношению к стране, которая вас приняла. Что бы вы ему ответили?

​– Как это у меня нет благодарности? Когда я брал политическое убежище, никто мне не сказал, что условием его получения должно стать то, что я перестану быть художником и перестану заниматься политическим искусством. Если бы они выдвинули такое условие для получения политического убежища, я бы отказался. Они давали политическое убежище художнику, который занимается политическим искусством. Я просто остался собой.

– Почему вы решили посвятить судебный процесс маркизу де Саду?

– Потому что убежден, что маркиз де Сад – самый великий француз за всю историю человечества. Маркиз де Сад показал истинную природу власти и истинную природу человека. Мало кто решается это делать.

– Вы пригласили в суд слепого свидетеля. Это отсылка к "Истории глаза" Жоржа Батая и его размышлениям о слепоте?

​– Нет, дело не в этом. Я искал справедливость. И пришел к выводу, что справедливо лишь то, что зрячие ослеплены своим зрением. И Банк де Франс на месте Бастилии сегодня, это лучшее тому подтверждение.

– Как суд воспринял его показания и вашу речь?

– По-моему, удалось сделать важную вещь. То, что происходило в зале суда, – это было столкновение между языком искусства и языком власти. Суд – это воплощение языка власти, языка, который подчиняет, который обвиняет. Я думаю, что нам удалось остановить это на определенное время. По крайней мере, на время процесса.

– Вы в своей речи предложили снести Банк Франции на площади Бастилии?

– Нет, я предложил суду, чтобы он восстановил справедливость. В таком случае суд должен был постановить убрать банк с места Бастилии, снять с меня все обвинения, признать политическое искусство разрешенным на территории Франции. Или же суд должен был выбрать другой путь: он должен был оправдать глумление власти над обществом, глумление власти над парижанами, над политической историей Франции. И в этом случае было логично осудить меня на 10 лет, чтобы подобных инцидентов не повторялось, чтобы это было хорошим уроком для всех остальных. И уже официально запретить политическое искусство на территории Франции. По результату суда видно, что, конечно, мы проиграли этот процесс, потому что суд не пожелал восстанавливать справедливость. Но, тем не менее, судья сумел сохранить хорошее лицо.

– Для вас эта история закончена или вы собираетесь подавать апелляцию, требовать пересмотра приговора?

– Для меня лично эта история закончилась. Я буду еще разговаривать с адвокатом по поводу апелляции, но меня, если честно, она вообще не интересует, я бы отказался подавать. Но, кроме меня, есть в этом процессе Оксана, я не знаю, что она думает, что она захочет делать. Поэтому я могу говорить только за себя. Я не знаю, будет апелляция или нет, потому что Оксана, возможно, захочет.

– Намерены ли вы продолжать работу издательства "Политическая пропаганда"? Недавно у вас вышла интересная книга…

​– Да, вышла книга писателя Владимира Адольфовича Нестеренко, которая называется "Х**". Это хорошая книга, я думаю, что это один из лучших выпусков "Политической пропаганды", и в плане содержания, и в плане того, как писатель начинает работать с изображением – это тоже очень важно и интересно. Презентация, которая прошла в Москве, связана и с названием, и с содержанием (во время презентации в октябре 2018 года страницы книги были сброшены на покупателей в московском торговом центре. – Прим РС). По большому счету это была кульминация всего, что связано с жизнью издательского дома "Политическая пропаганда". Для меня это был последний выпуск, потому что это проект Оксаны Шалыгиной. Я не знаю, будет она продолжать заниматься им или нет. Для меня этот проект прекращен, потому что я в нем участвовал, только пока мы были вместе с Оксаной. Сейчас мы уже не вместе, и у каждого своя дорога.

– Знаю, что вы не любите говорить о своих планах, особенно о планах акций. Просто спрошу: существуют ли такие планы?

– Не существуют и никогда не существовали. Действительно, я ничего не планирую. Могу только сказать, что процесс утверждения границ и форм политического искусства продолжается. Я остаюсь художником, я был всегда только художником. Я никогда не был акционистом, как говорили многие. Потому что акции – это малая часть всего того, что является процессом утверждения границ и форм политического искусства. Далеко не в одних акциях дело.