«Не понимаю, как можно судить человека за мнение». Цветочница из Сыктывкара стала «террористкой»

Жительницу Сыктывкара Елену Родвикову обвиняют в экстремизме и терроризме за комментарии в социальной сети "ВКонтакте". Дело возбудили в феврале, а в конце марта банк заблокировал ее счета, ссылаясь на то, что ее фамилия появилась на сайте Росфинмониторинга в списке людей, причастных к экстремизму или терроризму. Елена осталась без средств к существованию: на этот счет поступали алименты на ее 6-летнего сына. Корреспондент Север.Реалии пообщалась с "экстремисткой и террористкой", которой на допросах в полиции и ФСБ объяснили, что безопасно критиковать власть можно только у себя на кухне.

Елене Родвиковой 46 лет. До марта 2020 года она занималась продажей цветов, но во время пандемии ИП пришлось закрыть. Сейчас она безработная, сына воспитывает одна. С прошлого года их семья официально признана малоимущей. Старшая дочь Елены живет в другом городе, недавно она получила второе высшее образование, но работу пока не нашла.

Уголовное дело против Елены Родвиковой возбудили из-за комментариев в соцсети "ВКонтакте": с декабря 2018 по март 2020 года Елена опубликовала несколько комментариев, которые, по мнению ФСБ, призывают к терроризму и экстремизму. По версии следствия, Родвикова "испытывает стойкую неприязнь" к депутатам Госдумы, федеральным чиновникам и президенту.

Психолого-лингвистическое исследование установило, что посты Родвиковой "выражали побуждение к совершению действий, связанных с насилием, опасностью, причинением вреда и ущерба". Сама же Елена своей вины не признает. Во время локдауна в 2020 году она прочитала роман "1984" Джорджа Оруэлла, и теперь ей кажется, что она живет внутри этого произведения.

– Времена, когда у меня было ИП, были непростыми: считаешь каждую копейку. А потом открываешь новости и видишь сообщения вроде "Депутаты подняли себе зарплату, а вам – пенсионный возраст". То есть мы будем сидеть на стуле, ковырять в носу и получать по 800 тысяч рублей, а тебе дадим пенсию в 13 тысяч, если ты до нее доживешь. Я комментарии в ленте новостей во "ВКонтакте" оставляла тогда, когда меня лично задевал какой-то пост или статья.

Поднятие пенсионного возраста меня не обрадовало. Новости не всегда касались только меня, они касались и моего поколения, моих друзей. Мне не нравилось, что замораживаются пенсии. Меня очень возмутил закон об уважении к власти. Что это значит? "Он уважать себя заставил и лучше выдумать не мог"? Уважение нужно заслужить, нельзя заставить уважать себя в приказном порядке. Я писала первое, что придет в голову, просто выплескивала эмоции, я достаточно эмоциональный человек. Комментарий – это просто способ высказать свою точку зрения, выскажешься и забудешь, но станет немного легче.

– Когда появилось дело о "призывах к терроризму и экстремизму"?

– Я думала, что терроризм – это когда шахиды кого-то взорвали, а экстремизм – что-то вроде уничтожения целой нации в концлагерях, то есть что-то масштабное, радикальное. В конце прошлого года мне позвонил следователь из отдела по борьбе с экстремизмом и сказал, что хочет со мной побеседовать. Они приехали за мной, и пока сотрудники везли меня на беседу, мы с ними в пути долго разговаривали. Я еще посмеялась: как удобно, что меня привезут и отвезут обратно. Они сказали, что я напрасно радуюсь, а я ответила, что никогда не делала ничего противозаконного, поэтому спокойна за себя. Один из сотрудников сказал мне, что я зря так уверена в себе и что мои комментарии во "ВКонтакте" могут считаться преступлением. Я очень удивилась и спросила: "Вам что, заниматься больше нечем?" Я не могла поверить в то, что это серьезно, и до сих пор не понимаю. В отделе мы беседовали около четырех часов.

– Как проходило общение?

– Я разговаривала с двумя мужчинами, один из которых представился сотрудником ФСБ. Они спрашивали, зачем я писала свои эмоциональные комментарии и почему я не люблю власть, почему я так остро реагирую. Я спрашивала: за что я должна любить эту власть? За то, что пенсионеры по помойкам еду ищут? За то, что на пособие безработным и малоимущим нереально даже выжить? За то, что они строят себе яхты и дворцы, а народу налоги поднимают?

– Это было похоже на воспитательную беседу?

– Да. Они мне посоветовали не писать больше в соцсетях. Я ответила, что просто выражаю своё личное мнение и готова делать приписку об этом в комментариях. Тогда сотрудники сказали мне, что выражать свое мнение я могу на кухне, около стола. Я спросила: "А как же свобода слова?" И мне ответили, что свобода слова – это когда я на кухне с друзьями болтаю.

–​ Вы призывали к чему-то в этих комментариях?

–​ Нет, конечно нет! В моем понимании призыв – это "давайте соберемся, такого-то числа, пойдем туда-то и сделаем то-то". А я писала что-то вроде "пора бы дать им всем пинка под зад". Это просто мое личное мнение, сказанное сгоряча, на эмоциях... С конца прошлого года в моей жизни было и плохое, и хорошее. В октябре у меня случился гипертонический криз на почве переживаний. У меня есть открытое исполнительное производство по кредиту, и на него удерживают половину моего пособия по безработице. Но потом на бесплатных курсах я стала одной из лучших учениц и в декабре получила два четвертых разряда: пекаря и кондитера. Чтобы потренироваться, начала печь торты для друзей. Как-то раз, уже в феврале этого года, поставила тесто, и тут мне стучат в дверь –​ полиция приехала и сказала, что нужно побеседовать. Это было 11 часов утра.

–​ То есть они не присылали вам повестки, а просто приехали?

–​ Нет, просто просили поехать с ними, я не знала, что могу отказаться. Мне говорили, что привезут принудительно, если сама не поеду. Я не понимаю, как можно судить человека за мнение. Насколько мне известно, оно не подсудно. На этот раз меня отвезли в ФСБ. Беседа длилась около семи часов, со мной по очереди говорили три человека. Я сидела за столом, следователь напротив, а двое стояли около стола в кабинете. Все они объясняли, что мне нужно признать вину, это в моих интересах, что, если я признаюсь во всем, у них готовы все документы, все уже доказано, и есть заключение эксперта, который подтверждает наличие призывов в комментариях, а я все равно не смогу ничего изменить. Мне предложили государственного адвоката, так как денег на платного у меня нет. Его пришлось ждать долго, допрос длился почти до шести часов вечера, и следователь прервался, только потому что мне надо было в садик за ребенком. С меня взяли подписку о неразглашении, хотя позже я узнала, что с обвиняемых и подозреваемых не должны её брать, потому что нарушается право на защиту. Следователь всё говорил, что, если я признаю вину, все закончится быстро и благополучно для меня.

–​ Вы подписывали какие-то бумаги?

–​ Я подписала протокол допроса, но сделала приписку, что я категорически против формулировки следователя. Он написал что-то вроде того, что я, "осуществляя преступные цели и имея преступный умысел", строчила свои комментарии. С чего, говорю ему, вы это взяли? Как вы поняли, что у меня были какие-то цели и умыслы? Он ответил: "Я так вижу". Что он видит? Как я, домохозяйка, малоимущая мать, которая одна воспитывает ребенка, сижу и прокручиваю в голове преступные мысли о том, как бы через комментарии во "ВКонтакте" собрать банду боевиков, чтобы они по моему заданию что-то сделали, причем бесплатно, так как денег у меня нет? Слава богу, мне дали два стакана воды из-под крана за эти шесть часов беседы. Три мужика морально давили на меня по очереди, говорили: вы же понимаете, что у вас могут и ребенка забрать, что вас могут на шесть лет посадить? Я не знаю, как я не поддалась на их уговоры, наверное, инстинкт самосохранения сработал.

–​ На следующий день вы уже отвечали на вопросы в присутствии адвоката по назначению?

–​ Да. Другие сотрудники больше не приходили, адвокат пришел раньше. Следователь с ним поздоровался как с хорошим знакомым, и я подумала, что этот защитник скорее меня утопит, чем поможет. Адвокат спрашивал, хотела бы я, чтобы то, о чем я писала в комментариях, произошло. А я говорила, что абсолютно нет, ведь писала не со зла, не с какой-то целью, а на эмоциях. Я говорила: почему мы от Китая перенимаем ограничения на интернет, а расстрел коррупционеров не перенимаем? Спрашивала, почему мы от всех стран берем только плохое? Перед своим уходом адвокат сказал: "До свидания, Елена, если буду в Сыктывкаре, поработаем, а если нет – вам другого адвоката дадут". И я поняла, что ему вообще плевать, что будет дальше.

В конце марта Елене Родвиковой заблокировали счета.

– В Сбербанке мне сказали, что счет не подлежит разблокировке, так как меня заблокировал Росфинмониторинг, – продолжает Елена. – Я увидела свое имя на сайте. И там была странная формулировка "лица, о которых имеются сведения об их причастности к экстремистской деятельности или к терроризму". Непонятно одно: суда еще не было, а меня уже внесли в реестр как террористку. То есть презумпция невиновности не работает в стране. Сейчас я собираю характеристики о себе, как посоветовал еще государственный защитник, хотим оспорить блокировку...

Во время пандемии я пыталась получить помощь от государства как индивидуальный предприниматель, но выяснилось, что мне ничего не положено. Закрыв ИП, я встала на учет по безработице. Пособие по безработице – это всего 1800 рублей, потому что бывшие индивидуальные предприниматели могут рассчитывать только на минимальное пособие – государство не считает, что мы работали, хотя мы платили налоги. Сейчас мы с сыном живем на алименты, пособие на ребенка до семи лет и на пособие малоимущей семьи. Всего у нас получалось чуть больше прожиточного минимума одного человека на месяц. Но после блокировки счета денег стало в два раза меньше, и как жить – непонятно. Я постоянно пытаюсь устроиться на работу, но женщину предпенсионного возраста с ребенком не хотят брать.

Недавно Елена удалила свою страницу в соцсетях, потому что ей "стало противно на ней находиться".

– Раньше мою страницу могли просматривать только друзья. Она была закрытой для посторонних людей. После того, как эти сотрудники залезли в мою личную переписку, читали и видели то, что предназначалось только для моих друзей, мне стало противно. Они допрашивали моих друзей, намекали им, что так как они общались со мной и мы ругали власти в диалогах, то и для них тоже могут наступить последствия. Показывали им скриншоты из личных переписок, выдернутые из контекста фразы. От меня отвернулась одна подруга, с которой мы дружили больше 20 лет: заблокировала меня везде и прекратила любое общение. Видимо, ее сильно припугнули. Остальные меня поддерживают, говорят, что прекрасно знают, что я не способна на какие-то противозаконные и тем более террористические действия и это, скорее всего, образцово-показательная казнь, чтоб другие боялись писать и даже думать плохо про нашу власть, а я просто попала под раздачу. Дочь говорит: "Мама, я понимаю, что ты можешь где-то поорать, резко высказаться, но какие призывы? Это просто полный бред". А я отвечаю, что у них, наверное, план горит, хочется звание новое получить, может, премию дадут или паек побольше. Но ни один настоящий террорист и преступник не будет регистрироваться в какой-либо соцсети под своим именем и со своими реальными данными и потом комментировать что-то от своего лица.

Следить за "экстремисткой и террористкой" Родвиковой полиция начала уже давно. Оказывается, еще в апреле 2020 года ее комментарии отдали на психолого-лингвистическое исследование филологу и преподавателю Сыктывкарского университета Валентине Мальцевой. "Мне кажется, у нас скоро будет то же самое, что и у Оруэлла, уже везде камеры, пытаются максимально взять биометрические данные, за тобой хотят следить постоянно," – говорит Елена.

Владислав Коснырев, новый адвокат Родвиковой, в 2008 году был защитником Саввы Терентьева, которого обвиняли в разжигании вражды и ненависти к полицейским. Это было первое в России уголовное дело за комментарий в интернете. Терентьева в июне 2008 года осудили на год условно. Через некоторое время он покинул Россию как политический беженец. А в августе 2018 года Европейский суд по правам человека постановил признать уголовное преследование нарушающим ст. 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

– Мы собираемся обжаловать действия с блокировкой счета, на который поступают алименты. Назначены две психолого-лингвистические экспертизы комментариев. Я не питаю иллюзий. Проведение этих экспертиз поручено тому же человеку, который делал доследственное заключение, на основании которого было возбуждено уголовное дело, это Валентина Мальцева, она филолог. Тут есть интересный момент: психолого-лингвистическое исследование проводилось в апреле, но психолого-филологическое образование Мальцева получила только в июне того же года. Мы заявили отвод эксперту, ссылаясь на то обстоятельство, что у него недостаточно компетенций и уровня образования именно в области психологии. По нашему мнению, ей будет трудно сохранять объективность, учитывая то, что свои выводы о комментариях она уже представила ранее, – говорит Коснырев. – Учитывая то, как у нас работает уголовное судопроизводство, когда дело возбуждено и объявление предъявлено, велика вероятность, что приговор всё-таки вынесут. Мы не оспариваем факт размещения спорных высказываний, которые были эмоциональным выражением мнения по поводу каких-то событий. Я видел комментарии, и, на мой взгляд, это мнения, выраженные в резкой манере, но не более того.