«Это пропагандистское вранье». Друг Станислава Асеева – о его «признании» в шпионаже

Союз журналистов Украины, организация "Репортеры без границ", Украинский Хельсинкский союз по правам человека и другие общественные и журналистские организации осудили показ в эфире телеканала "Россия 24" интервью со Станиславом Асеевым. В нем публицист и писатель, арестованный группировкой "ДНР", признается в шпионаже и работе на украинскую разведку.

После начала российско-украинского конфликта Станислав Асеев не покинул Донецк, под псевдонимом Васин он публиковал репортажи и эссе о ситуации на неподконтрольной официальному Киеву территории Украины, в том числе как внештатный сотрудник Радіо Свобода.

В июне 2017 года Асеева задержали сотрудники так называемого "МГБ ДНР" и обвинили в шпионаже. Для сюжета телеканала "Россия 24" Асеева сняли в помещении Донецкой республиканской библиотеки. Автор интервью Александр Сладков признается, что Асеева привезли сюда в наручниках и сняли их только перед записью разговора. Главный момент видео – "признание" Асеева в том, что вскоре после начала войны на Донбассе он якобы начал сотрудничать с Главным управлением разведки Украины.

В Киеве уверены, что признание он сделал под давлением, а обнародование интервью с публицистом противоречит базовым этическим нормам.

"В материале отсутствуют факты как таковые: ничего не известно ни об условиях содержания Асеева, ни о его доступе к возможностям защиты, ни о состоянии его здоровья или наличие реальных доказательств "нарушения", которое ему инкриминируется. Материал построен исключительно на личном мнении автора о заложнике. Учитывая формат и содержание видео, цель этого материала – не информирование аудитории, а донесение до общественности сообщения, выгодного как самопровозглашенной "власти" части Донецкой области, так и российской власти", – говорится в заявлении украинских журналистов и правозащитников.

Схожей позиции придерживается и руководство Радио Свобода/Радио Свободная Европа: "Мы ставим под сомнение обстоятельства этого так называемого "признания". Мы не имеем никакого представления о том, когда и при каких обстоятельствах оно было сделано и стало ли оно результатом принуждения, – заявила представитель корпорации Джоанна Левинсон. – Мы продолжаем требовать, чтобы Станислав Асеев был немедленно освобожден из-под стражи".

Многолетний друг Станислава Асеева, бывший депутат Верховной рады Украины Егор Фирсов также уверен, что признание в работе на украинскую разведку было сделано арестованным публицистом в результате давления – как морального, так и физического. Главным итогом выхода интервью с Асеевым на российском ТВ Фирсов считает документальное подтверждение того факта, что его друг жив.

​– Какой была ваша первая реакция, когда вы увидели сюжет со Станиславом Асеевым, показанный в эфире российского телеканала?

– Мы этого ожидали. Еще летом прошлого года я неоднократно заявлял о том, что такие инсинуации с помощью русских телеканалов будут, что Стаса заставят признаться в каких-то злодеяниях, как будто шпион, или агент, или убийца. Единственное, прошло уже больше года после того, как его арестовали. Меня часто спрашивают – почему это интервью появилось именно сейчас? Мне сложно сказать. Во-первых, я считаю, что показанное российским телевидением – это абсолютно наглое вранье, хотя в этом сюжете есть, конечно, некие черточки правды. Но в целом это пропагандистское вранье, цель которого – обозначить, что Стаса задержали как бы правомерно. Одно дело, когда задерживают журналиста, а другое дело, если он якобы какой-то агент.

​Во-вторых, цель этого интервью – убить любую какую-либо независимую журналистику на территории так называемых "ДНР" и "ЛНР", чтобы никто не занимался каким-то блогерством, журналистикой и не играл с огнем, потому что завтра к нему придет МГБ, арестует и посадит на 15 лет. И в-третьих, это вообще запугивание всего населения, у которого еще есть какое-то более-менее независимое мнение.

Я думаю, что международные партнеры настолько сильно давили и на Россию, и на эти квазиреспублики, что им нужно было представить хоть какое-то оправдание, придумать какую-то историю: "А давайте расскажем о том, что он занимался шпионажем". Конечно, чтобы придумать такую историю, чтобы заставить Стаса ее рассказать, чтобы все это сделать, нужно было время. Я не знаю, как это происходило, но я понимаю, что это не неделя, может быть, даже и не месяцы. И последнее: конечно, этот пропагандистский продукт был направлен на российскую аудиторию. Слова о "националистических группировках", "киевских спецслужбах", которые якобы подготавливают врагов вроде Стаса под видом каких-то журналистов. Это очередная страшилка, из тех, которые российское телевидение выпускает каждый день. Я знаю Стаса с 2006 года. 12 лет я с ним дружу. Это не знакомый, не приятель – мы друзья. Я знаю обо всех этапах его жизни, о том времени, когда он учился в университете, работал на каких-то разных работах. И то, что было сказано в сюжете, что его учили украинские спецслужбы, что у него фотографическая память, что он прошел "курс молодого бойца", – я даже не хочу это комментировать, потому что это просто чьи-то грязные фантазии, которые используются исключительно в пропагандистских целях.

– Вы говорите, что не догадываетесь, как удалось людям, задержавшим Станислава, уговорить сделать эти признания на видео. Многие проводят параллели между этим интервью и интервью Надежды Савченко, которое она дала ныне уже не существующему российскому телеканалу "Лайф" незадолго до того, как была освобождена и обменяна. Она дала его из российского СИЗО. Я знаю людей, которым кажется, что интервью Станислава тоже позитивно в этом плане: это знак его возможного скорого освобождения или обмена, а одной из вещей, которые пообещали Станиславу за эти признания, как раз может являться его скорый обмен.

– Я бы, наверное, не говорил, что Станислава "уговорили". Я убежден, что на него было оказано существенное психологическое и физическое давление. Это был шантаж. Это не были какие-то убеждения, аргументы и так далее. Это огромное-огромное давление. Зная человека 12 лет, я вижу, насколько он изможден в этом интервью, насколько ему тяжело, насколько он закрепощен. Мне страшно даже представить, как это было, но это было очень больно и сложно, в первую очередь, для него. Это первое. Второе. Позитивным тут является тот факт, что впервые после его исчезновения нам удалось получить какое-то реальное доказательство того, что он жив, что он у них. Это оставляет надежду на его обмен, на его освобождение, на различные способы по его возвращению в Украину. Было бы очень сложно, если бы та сторона говорила, что никакого Асеева или Васина они не знают.

В пользу моих слов о том, что это было существенное психологическое и физическое давление, я бы хотел сказать, что до сих пор ни одного официального представителя ни Красного Креста, ни ОБСЕ, ни какой-либо другой организации к Стасу не допускают. Если вы посмотрите видео, то видео – это своего рода сериал, где нам демонстративно показывают, что ему дают есть, что он не голодает, что на столе лежат какие-то таблетки, какие-то пузырьки якобы с лекарством, что Стас листает какую-то книгу, то есть у него нормальные условия: он может читать, никто на него не давит. Это сделано специально. Я знаю из своих источников, что Стас болел, что Стас пытался голодать, что у Стаса не было медикаментов.

И еще раз подчеркиваю, что до сих пор к нему не имел доступа ни один официальный представитель, чтобы своими глазами убедиться, в каком формате он находится, где он содержится. Его сравнивают с Надеждой Савченко или с Олегом Сенцовым... Как бы это ни было некорректно, я считаю, что Стасу даже в чем-то тяжелее: все-таки Савченко и Сенцов содержатся в официальной тюрьме. Россия – агрессор, но тем не менее, это официальная тюрьма, где есть какие-то официальные институции и так далее, есть какая-то общая ответственность. В тюрьмы "ДНР" и "ЛНР" никто не имеет доступа. Эти тюрьмы могут представлять из себя что угодно, подобие какого-нибудь немецкого концлагеря времен войны. То, что мы увидели на видео, – это одно, но то, что никто не дает доступа посмотреть, в каком состоянии и где содержится Стас, – это говорит о том, что реалии совершенно другие.

– Насколько убедительным вам показалось признание Станислава в шпионаже и в работе на Главное управление разведки Украины? Удалось ли авторам сюжета добиться своей цели и представить Станислава Асеева человеком, ответственным, например, за гибель детей на Донбассе, как об этом говорится в сюжете?

– Мне, конечно, сложно рассуждать на эту тему, потому что я человек, вовлеченный в эту ситуацию. Могу сказать, что элементы, связанные с детьми, – это точно такая же пропагандистская работа, попытка каким-то образом людей разжалобить, зацепить их за сердце, чтобы они не думали, а сочувствовали, сопереживали, говорили, что, да, смерть детей – это плохо. Чтобы они не думали о сути, о процессе и так далее. Во-вторых, смотря какую аудиторию мы берем в расчет. Если это российская аудитория, то, я думаю, конечно, большая часть поверила, потому что, по их мнению, в Украине хунта, националистические формирования, тут взрывают, тут убивают и, конечно, какой-то журналист мог оказаться шпионом, агентом и кем угодно. Если мы говорим об украинской аудитории, то понятно, что украинская аудитория прекрасно понимает, что такое российские каналы, что такое российская пропаганда. Они сталкивались с этими наглыми, брутальными фейками тысячи раз. Первую свою книгу Станислав издал и подарил мне задолго до войны, в 2010 году. Говорить о том, что человек, который любил публицистику, любил писать, который работал во всех ключевых украинских изданиях, на самом деле шпион, что он просто работал под прикрытием журналиста – это абсурд! В это здесь никто не верит.

– Какова сейчас ситуация с матерью Станислава Асеева, которая по-прежнему живет в Донецке? Удавалось ли вам как-то выходить с ней на связь? Оказывается ли на нее давление?

– Я долгое время был с ней на связи, нам удавалось получать информацию с ее помощью, потому что ни я, ни мои родственники, ни друзья не могут там находиться. Если я приеду в Донецк, то окажусь в камере рядом со Стасом. В этом отношении у нас связаны руки, а там осталась только его мама. Я определенное время с ней общался, но в последнее время связь прекратилась. У нее все должно быть нормально. Я пытаюсь держать с ней контакт, но этот контакт не прямой. Я думаю, что на нее оказывается давление с разных сторон, начиная от общественного давления. Вы же понимаете: когда коллеги, соседи узнают о том, что твой сын – якобы шпион, это непросто. Я допускаю, что с ней могут работать спецслужбы. Это исключительно мое мнение, каких-то конкретных фактов у меня на этот счет нет.

– Вы утверждали, что фрагменты дневников Станислава Асеева, которые якобы попали в руки "МГБ ДНР" и публиковались на близких к сепаратистам самопровозглашенных республик сайтах, в которых он тоже признается в работе на разведку, – фальшивка, что настоящий дневник есть в вашем распоряжении. Не могли бы вы пояснить, почему вы считаете, что эти публикации – фейк? Как настоящий дневник попал к вам? Допускаете ли вы, что этих дневников и других записей у Станислава может быть много?

– Стас держал меня в курсе, чем он занимается, что он пишет, что он делает. Мы старались периодически выходить на связь. Поэтому я знаю, сколько у него было дневников, какие романы он писал, какие тексты он писал. Я знаю, что тот дневник, который нашли в его квартире при обыске, действительно публиковали. Там часть правдивой информации дана вперемешку с абсолютными фейками, именно так работает пропаганда. Как этот дневник оказался у меня? Это уже моя работа. Я тоже прожил в Донецке 25 лет. Я коренной дончанин, у которого осталось там множество одноклассников, одногруппников, соседей, знакомых и так далее. И у меня тоже есть свои источники и свои возможности. Поэтому всех подробностей, как он оказался у меня, я не могу раскрыть, тем не менее, после того, как его нашли, дневник оказался у меня. Там нет той информации, которая содержится в публикациях "сливных бачков" на территории "республик" (Егор Фирсов пообещал предоставить фрагменты дневника Станислава Асеева, подтверждающие, что на близких сепаратистам сайтах в текст его записей были внесены изменения и дополнения – РС).

– Каковы в целом ваши ощущения после просмотра этого интервью? Надеетесь ли вы на обмен Станислава?

– Я не хочу делать никаких прогнозов. Единственное, чего мы хотим, – через любые источники докричаться, достучаться и сказать о том, что здесь за него борются, здесь его ждут. Здесь никто не думает о нем негативно. Я думаю, что это должно ему помочь, хотя я понимаю, что он не услышит вашу передачу и не прочитает наше интервью. Мы живем по принципу "сделай все, что сможешь, и будь что будет". Мы надеемся на лучшее, надеемся и уверены, что Стас вернется в Украину, – говорит Егор Фирсов.