Путин вниз, Меркель вверх. Пандемия и политика в России и Европе

Почти половина (48%) россиян в целом и почти две трети (61%) жителей крупных городов недовольны мерами властей по борьбе с пандемией COVID-19. Одновременно, если верить опросу вполне лояльного властям ВЦИОМ, резко пошел вниз уровень доверия президенту России Владимиру Путину: сейчас он на отметке 28,3%, самой низкой за время наблюдений.

Эта тенденция полностью противоположна тому, что происходит в Европе, которая тоже еще не вышла из пандемии. Там большинство находящихся у власти политических лидеров и правительств переживает невиданный взлет популярности. Каковы первые политические итоги пандемии в России и европейских странах и чего ждать дальше?

"У Путина осложнения по всему периметру"

Если судить по состоянию общественного мнения, по мере того как распространение коронавирусной инфекции в России набирает темп, вопросов к властям все больше, а ответы граждане далеко не всегда получают ясные и вовремя. Вынужденные "каникулы" по решению Владимира Путина продлены до 11 мая, но принесет ли это успех в борьбе с пандемией? Велики опасения по поводу того, что карантинные меры "убьют" экономику. По сравнению с жителями других стран россияне наиболее решительно выступают против связанных с пандемией ограничений работы бизнеса:

По последним данным, доверие общества смещается от президента и правительства к региональным и местным властям. Это во многом вызвано неожиданным решением самого Путина, возложившего на регионы основную ответственность за меры борьбы с COVID-19. Как отмечает директор "Левада-центра" Лев Гудков, "президент уговаривает население сидеть дома, уходит от прямой ответственности и ничего существенного не говорит, перекладывая все на губернаторов и их администрацию. Губернаторы более конкретны, и их действия видны населению".

БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ:

Павел Казарин: «Путин не хочет иметь ничего общего с коронавирусом»

Особенностью коронавирусного кризиса в России стало то, что он начался во время инициированных Кремлем политических перестановок – внесения поправок в Конституцию, призванных дать Владимиру Путину возможность остаться у власти и по истечении нынешнего срока полномочий в 2024 году. Задуманное властями "всероссийское голосование" по поправкам пришлось из-за коронавируса отложить. Перенесено и главное идеолого-пропагандистское событие года – пышные торжества по случаю 75-летия окончания Второй мировой войны. Все это не добавляет стабильности и уверенности российскому обществу. Но ни этот фактор, ни снижающийся уровень доверия к верховной власти пока не позволяют говорить о массовой готовности россиян к реальным политическим переменам, говорит в интервью Радио Свобода российский политолог, научный сотрудник Центра Бориса Немцова при Карлове университете (Прага) Александр Морозов:

– Сам по себе факт падения рейтинга, конечно, еще ни о чем не говорит. Во-первых, это должен быть длинный тренд, более длинный, чем сейчас. Во-вторых, останется фундаментальный вопрос: падение рейтинга Путина к чему ведет в политическом смысле? В случае если эта тенденция сохранится, какие силы должны перехватывать управление страной? Оппозиция, которая есть, находится в раздавленном состоянии. Вдобавок, как много раз уже говорили социологи и политологи, у России нет институтов, которые могли бы ей помочь в кризисной ситуации, – скажем, сильных профсоюзов, или какой-то сильной старой социал-демократической партии, или церкви как политически авторитетного института и так далее. Тогда что практически означает и к чему ведет относительная непопулярность Путина? Это непростой вопрос, не очевидный.

– Часто говорят о странной реакции власти на происходящее. Обращения к народу того же Путина: их вроде бы небывало много, они идут подряд, но не выглядят особо убедительными, а скорее несколько банальными. Общее ощущение: что-то пошло не так. А почему – из-за неготовности именно к такому неожиданному бедствию, как пандемия, или из-за того, что она застала российский правящий слой на переправе, поскольку в январе Путин начал заметные политические перестановки и изменения?

– Да, пандемия и падение цен на нефть застали российскую власть в состоянии перехода. Начав новую каденцию в 2018 году, Путин объявил о некоторых стратегических планах. В течение 2019 года эти планы не были реализованы, они очень плохо развертывались. Как говорили многие опытные наблюдатели, главной причиной роспуска правительства было недовольство тем, как выполняются стратегические программы, которые по замыслу Кремля должны были стать двигателем развития экономики. Этот весь блок у Путина получился плохо в 2019 году, он собирался с новым правительством этот процесс как-то ускорить. В этот момент он совершил большую ошибку с ОПЕК, которая всеми признана. Наконец, вся схема с поправками к Конституции, хотя Путин ее и осуществил, прошла в атмосфере, не способствующей укреплению доверия к власти со стороны общества. Таким образом, у него, я бы сказал, образовался набор довольно крупных неудач.

В этот момент ударила пандемия, которая не только ухудшает России экономику – по разным оценкам, в дальнейшем от 3 до 6% падение ВВП, – но важно здесь подчеркнуть, что встает огромный вопрос перед Кремлем, которого раньше не было в такой форме: а как дальше вообще стратегически действовать? Если мы посмотрим сейчас, например, на список из 13 национальных проектов, на которые делалась ставка как на некоторую схему дальнейшей модернизации экономики и социальной сферы, то там хорошо видно, что финансирование модернизации инфраструктуры, больших транспортных магистралей, отдельный национальный проект по малому и среднему предпринимательству, пункт, связанный с демографией, пункт, связанный с культурой, – все это подрезается очень капитально последствиями масштабного кризиса, который объединяет пандемию и нефть. Как Кремль будет с этим бороться в период до 2024 года? Ситуация радикально изменилась.

БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ:

«Стул под Путиным покачивается». Тройная угроза для Кремля

– В этой связи казавшиеся поначалу странными и нелогичными попытки Путина переложить основную тяжесть мер по борьбе с эпидемией на регионы – временное явление, или же это проблески новой властной конфигурации, которая как раз возможна как ответ на изменившуюся ситуацию?

– Все, конечно, это видели: Путин перенес ответственность на регионы. И у этого есть определенная логика. Россия – очень большая и очень разная страна, разумеется, решить проблемы одним управлением из центра в ситуации такого масштабного кризиса невозможно. Неизбежно делегирование полномочий. Но есть другая проблема: ту часть пути, которую должен был пройти федеральный центр, он проходит очень плохо. Путин очень неясно обращается, во-первых, к собственной бюрократии, которая не совсем понимает из его слов, какой именно стратегии в отношении пандемии она должна следовать. Во-вторых, он очень смутно говорит о финансировании всего этого со стороны федерального бюджета, перекладывая эту обязанность на правительство. Правительство что-то делает, безусловно, но с политической точки зрения для населения правительство – это не очень известный институт. И при Медведеве, и при Мишустине правительство в этой конструкции власти всегда является некоторым громоотводом, к нему, а не к президенту, устремляются все негативные эмоции граждан. Путин же вдруг занял не очень ясную позицию. Эта проблема существует, она, несомненно, получит продолжение и политически ударит по Кремлю.

– Это все о внутренней политике и возможных тенденциях в ее развитии. А если говорить о роли России и тех, кто Россией сейчас управляет, в мире? Все те проблемы, о которых вы сказали, – к чему они приведут? Кремль станет скромнее или все равно будет гнуть примерно ту же линию, что весь посткрымский период, может быть, в чуть-чуть иных формах?

– Здесь большая проблема. Я склонен согласиться с теми, кто говорит, что пандемия, этот кризис, сильно, несмотря на все негативные коннотации, в смысле мирового влияния усилит Китай. И раньше часто доводилось слышать, что Китай и США – две главные страны XXI века, их взаимодействие все будет определять. Вот этот час пробил. На этом фоне политическая игра Кремля сразу понижается. Но это лишь половина дела, потому что у Путина осложнения просто веерные, по всему периметру. За короткое время, в течение полугода, у него тяжелые отношения с Турцией, жестокий конфликт с Саудовской Аравией вокруг нефти, который имеет еще проекцию на отношения с другими странами, потому что здесь Кремль допустил ошибку, которая затрагивает многих. У него из-за коронавируса и ограничений проваливается председательство России в БРИКСе: а что же мы будем делать, когда уже нет и не будет того сконструированного единства крупнейших развивающихся экономик? Грозит большая проблема с Шанхайской организацией сотрудничества (ШОС), именно из-за того, что меняется статус Китая. Иначе говоря, я бы сказал, что Кремлю придется очень сильно думать над тем, можно ли найти какую-то другую внешнеполитическую стратегию. Надо заметить, что такие размышления есть. Если вы посмотрите, что пишут такие российские внешнеполитические эксперты, как Андрей Кортунов или Александр Дынкин, очень опытные, то там видны попытки нащупать какую-то иную стратегию для России.

Но сам Путин, как мне кажется, уже не в состоянии никакой новой стратегии следовать. Поэтому, да, к сожалению, прогноз должен сводиться к тому, что Путин будет достаточно тупо и однообразно двигаться по всем старым схемам, пытаясь, допустим, дожимать Беларусь в интеграцию, пытаясь разговаривать с центральноевропейскими странами на языке очень грубого неоимперства и т.д. Кремль будет терять свое влияние в странах, с которыми ранее у него были неплохие отношения, постепенно ослабнут или сойдут на нет эти эксперименты, попытки военно-политического или экономического вхождения в Латинскую Америку, в Африку.

– Это сильное упрощение, но тем не менее: коронавирус выступает в роли своего рода высшего судии? Он пришел и расставляет все по своим местам, лишая и общество, и правителей неких иллюзий. По отношению к России это верно?

– Я бы сказал, что да. Действительно, пандемия – это ситуация проверки, проявления соответствия реальных возможностей и амбиций. Очевидно, что для России эта проверка еще не кончилась, но во всяком случае ее первая половина уже показывает, что проблемы гораздо более тяжелые, чем можно было бы ожидать, если бы Россия просто попала в очередную волну глобального экономического кризиса, – считает политолог Александр Морозов.

БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ:

Портников: «После кризиса мы можем не увидеть ни Путина, ни Зеленского»

"Европа выбирает, какое из зол хуже"

Пока в России ожидают пика пандемии, в европейских странах она по большей части идет на спад, и карантинные меры понемногу смягчаются. Единого рецепта тут нет, каждая из стран Евросоюза руководствуется собственной логикой, исходящей из эпидемиологической ситуации – а она всюду разная. В то же время предварительные политические итоги коронавирусного кризиса в ЕС примерно одинаковые: ослабление роли Брюсселя и рост доверия граждан к национальным правительствам и их главам. По данным на первую половину апреля, рейтинги некоторых европейских политиков просто зашкаливали. Деятельность премьер-министра Италии Джузеппе Конте одобрял 71% его соотечественников, канцлера Австрии Себастьяна Курца – 77% австрийцев, а канцлера ФРГ Ангелу Меркель, в отношении которой до пандемии некоторые обозреватели употребляли выражения типа "политические похороны", поддерживали 79% немцев. И даже вечно скептичные по отношению к своим политикам французы держали рейтинг своего президента Эммануэля Макрона на солидном для этой страны уровне в 51%.

БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ:

Долго ли терпеть карантин? Как Европа возвращается к жизни

Для европейского сотрудничества в момент неизбежного тяжелого экономического кризиса сложилась уникальная ситуация: "У правительств очень большой кредит доверия, который они могли бы использовать для поиска необходимых компромиссов и солидарных действий в духе "все за одного", – отмечает в недавней статье директор базирующегося в Братиславе международного аналитического центра GLOBSEC Алена Кудько. В интервью Радио Свобода она анализирует причины этого явления:

– Эффект кризиса играет большую роль, особенно в условиях, когда многие политики сравнивают то, что сейчас происходит, с войной – например, так делает президент Франции Макрон. Раз война, то значит, все встаем под знамена, и все мы в одной лодке. Такая мобилизация действительно очень помогает. Но есть и другой важный момент. Люди смотрят, что и как делает правительство в борьбе с коронавирусом. И если в последние годы были распространены утверждения, что пришла эпоха кризиса знаний, недоверия к экспертам, то сейчас эта ситуация пересматривается, эксперты становятся опять популярными. Страх настолько велик, что люди хотят слушать эпидемиологов, а не просто тех, кто предлагает хорошо звучащие, но не обязательно действенные решения. Поскольку большинство политиков мейнстрима сейчас опирается на экспертизу, то это способствует росту их популярности, а те партии, которые называют популистскими, нынче не в большой моде. Важно заметить, что эффект кризиса обычно уходит со временем. Когда ситуация приходит в норму, не каждое правительство способно выиграть выборы, несмотря на свою недавнюю популярность. Тяжело выбираться из ямы – это гораздо сложнее, чем закрыть границы и отправить всех по домам.

– Сейчас во многих странах принимаются решения о смягчении карантинных мер. Очевидно, что правящие элиты начинают размышлять, как сделать так, чтобы кризис не ударил слишком сильно по обществу и по ним самим. Нет ли здесь опасности того, что политики, исходя из своих интересов, будут внушать гражданам: ну хорошо, мы вроде бы с пандемией справились, давайте открывать экономику – а это будет преждевременно?

– В Европе в целом открыто и своевременно публикуются данные о количестве зараженных, умерших. Если цифры высокие, больницы переполнены, то убедить население в преодолении эпидемии сложно: факты – упрямая вещь. Сворачивать карантин действительно пытаются, и у всех политиков есть инстинкт самосохранения и выживания. Есть абсолютно оправданные опасения, что экономика может развалиться настолько, что быстро восстановить ее будет просто невозможно. Население тоже волнуется: на что они будут жить, что будут есть. Просидеть в закрытых странах года полтора, пока не появится гарантированно надежная вакцина, абсолютно нереально с точки зрения экономики: возможно, умрет в итоге больше людей от бедности, голода, от других болезней, чем от коронавируса. Во многих странах идет этическая дискуссия скорее, чем технократическая: какое из зол хуже? Идеального, абсолютно морального, правильного и в то же время экономически возможного для всех сценария просто нет.

БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ:

«Вирус есть и останется». Спецпосланник ВОЗ – об открытии границ

– Вы уже упомянули о том, что в период пандемии не произошло взлета популярности радикальных, популистских сил. До пандемии в общем и целом в Европе эти силы были на подъеме, ими всех пугали. Вдруг приходит коронавирус и оказывается, что люди не спешат верить популистам. Почему?

– Да, если взглянуть на "Альтернативу для Германии", "Национальное объединение" во Франции, Партию свободы в Австрии и т.д., то они несколько отошли на второй план – и политически, и в плане каких-то конкретных идей спасения от коронавируса. Возможно, потому, что некоторые представления националистических партий сейчас и так воплощены. Закрытые границы, национальные интересы превыше всего – это уже мейнстрим просто потому, что не было других решений в условиях этого кризиса. К тому же популисты никогда не славились хорошо разработанными конкретными решениями, скорее "большими" идеями. Сейчас эти идеи отчасти взяты на вооружение мейнстримными партиями, но без крайностей. Например, обсуждается вопрос о том, как перенести обратно в Европу производство фармакологических препаратов и других товаров, которые сейчас производятся в Азии и могут быть важны в условиях чрезвычайных ситуаций. Чтобы, если придет другой кризис, мы не были бы настолько привязаны к импорту из Китая и других азиатских стран.

– Как, по-вашему, будет развиваться ситуация внутри Евросоюза? Начало пандемии в общественном мнении Брюсселю повредило – глава Еврокомиссии Урсула фон дер Ляйен даже была вынуждена публично извиниться перед Италией за несвоевременно оказанную европейскую помощь. Правда, сейчас одобрена масштабная программа финансовой поддержки в условиях наступающего экономического кризиса. Можно ли сказать, что евроскептические настроения в таких странах, как та же Италия, где практически половина опрошенных сейчас была бы не против выхода страны из ЕС, просто "зальют" деньгами?

– Чтобы залить деньгами, эти деньги надо где-то найти. Пока все еще ищут, как этот фонд будет финансироваться, через какие инструменты. Важен и вопрос о том, что смогут сейчас отдельные страны выторговать для себя при формировании бюджета ЕС на следующие 7 лет, какие именно направления экономического и социального развития будет Евросоюз поддерживать в будущем. Традиционно Еврокомиссия в странах ЕС – это такая груша для битья, которая используется, когда надо объяснить, почему у нас дома что-то не очень хорошо получается. И с саморекламой у Брюсселя всегда были проблемы, тем более в сегодняшней сложной ситуации. При этом полномочий у Евросоюза не так много, как кажется, масса вопросов решается именно национальными правительствами. С другой стороны, сейчас есть осознание того, что дела настолько плохи, что надо спасаться вместе. Поэтому на компромиссы готовы идти многие, как показали недавние переговоры по созданию этого чрезвычайного европейского фонда. Очень важно, как эти компромиссы будут представлять своим гражданам отдельные национальные правительства. Уровень доверия у них сейчас настолько большой, что при желании можно сориентировать публику на солидарные действия, – говорит директор международного аналитического центра GLOBSEC Алена Кудько.