«Наши люди оказались неготовы»: есть ли в Европе место для русских?

В Евросоюзе, по приблизительным данным, живут не меньше трех миллионов русскоязычных. Их положение в разных странах ЕС неодинаково: где-то это почти незаметное меньшинство, где-то, как в Латвии или Эстонии, – четверть населения. Неудивительно, что именно в Риге прошел первый раунд "Рижских бесед" – дискуссий о роли и представленности русских европейцев в общественной жизни и политике своих стран.

Мероприятие организовал федеральный Союз русскоязычных родителей Германии, его латвийским партнером стал Музей Жаниса Липке (это латвийский праведник мира, спасший во время Холокоста 56 евреев). Состоялось оно в Институте Гете при поддержке посольства Германии в Латвии.

Хотя русский не является официальным языком Европейского союза, говорят организаторы, трудно представить себе современную Европу без постоянного взаимодействия с живущими там русскоязычными. Тем более в Балтии, где культурные и общественные изменения снова заставляют задуматься о месте "русских" в будущем Европы.

Профессор института социологии и философии Латвийского университета Владислав Волков, основываясь на серии исследований, рассказал о том, какие шансы продвижения в обществе имеет гражданин Латвии, если его этническая принадлежность – русский.

– Первое исследование проводилось в Даугавпилсе в 2010 году под руководством профессора Яцека Курчевского из Варшавского университета. Мы, в частности, изучали вопросы межэтнической коммуникации между тремя самыми большими группами в этом городе – русскими, латышами и поляками. Затем были еще два исследования – второе, тоже под руководством Курчевского, в Даугавпилсе, и третье – общелатвийское, оно проходило в 2016 году под руководством профессора Аусмы Цимдини.

В реальной жизни действуют не только отдельные люди, которые реализуют свою идентичность в индивидуальной форме, но и социальные группы, группы интересов и так далее. И здесь существует противоречие: законодательство в основном защищает индивидуальные права и так "воспитывает" общество. Общество в целом не готово в принципе признать результаты коллективной деятельности этнокультурных, да и других групп. Фактически у нас либерализм находится не совсем в развитой форме. Но если на Западе существуют дискуссии по вопросу о том, как соотносятся индивидуальные права и коллективная идентичность, то в Латвии такой дискуссии практически нет.

Так вот, о шансах русских в Латвии. С точки зрения законодательства нет никаких ограничений для реализации этническими меньшинствами своей идентичности, прав и так далее. Но когда мы начинаем переходить к реальной жизни, мы видим существенные провалы. Статистика говорит, что процент безработных среди русских немного выше, чем среди латышей. Но мы не знаем, как представлены этнические группы в социально престижных сферах. Я лет 6–7 назад написал статью по демографии русского населения Латвии. Я заглянул на сайты наших 13 министерств и посмотрел фамилии руководителей – министров, государственных секретарей, их заместителей, руководителей отделов, самые статусные позиции. Там, конечно, нигде не пишется – русский или латыш, но по крайней мере видны нелатышские фамилии. Людей с латышскими фамилиями на руководящих должностях было около 95 процентов, и только 5 процентов меньшинств. Понятно, что среди меньшинств в Латвии значительная доля неграждан, но все-таки среди русского населения страны доля граждан была тогда уже выше половины. Среди белорусов и украинцев – значительно ниже. Однако здесь нужно проводить полное исследование: смотреть также на руководящие позиции в бизнесе и так далее. Мы говорим: конечно, этнические меньшинства недостаточно представлены. Но исследования не проводятся, статистики тоже нет.

В исследовании 2016 года опрос задавался так: "Как вы считаете, каковы шансы у представителей различных этнических групп (латышей, русских, цыган, евреев и так далее) занять более или менее достойное место в латвийском обществе?". Оказалось, что группа, которую и латыши, и русские считают особо не имеющей шансов на нормальное существование в Латвии, – это цыгане. Свыше 40 процентов респондентов, и русских, и латышей, считают, что цыганская идентичность не будет позитивно влиять на жизнь этих людей в Латвии. Это те ожидания, которые существуют в обществе, и, может быть, респонденты считают, что они справедливы. Но, конечно, это показывает латентную ксенофобию.

Особенность общественного сознания Латвии в том, что на индивидуальном уровне, абстрактно мы выражаем позитивное отношение к другим национальностям. А в реальной жизни это не совсем так. Я поставил вопрос: в случае конфликтной ситуации будет ли ваше отношение к представителям другой национальности таким же, как к представителю собственной? Русским задавался вопрос о латышах, а латышам – о русских. Я получил "великолепные" данные: свыше 50 процентов и латышей, и русских ответили, что будут вести себя по-другому. При этом и латыши, и русские в 60 процентах случаев считают, что быть латышом – это хорошо. А в отношении русских это признают лишь примерно 40 процентов респондентов. Латыши оценивают шансы русских немного выше, чем сами русские, но значительно ниже, чем свои собственные, – рассказал социолог Владислав Волков.

В Германии ситуация иная. Там Федеральный союз русскоязычных родителей в прошлом году, перед выборами в Бундестаг, создал платформу политических дискуссий. На ее базе проводились встречи с русскоязычными политиками. В Бундестаг прошли два русскоязычных кандидата – оба от правопопулистской "Альтернативы для Германии" (АдГ). Сооснователь организации "Союз русскоязычных родителей" Виктор Островский говорит, что система политического образования в виде классических дебатов была создана в Германии после Второй мировой войны, и в политическом смысле ее продуктом, в частности, стал современный немецкий средний класс. Однако немецкое общество изменилось, и результаты выборов показали, что интеграционная политика требует изменений. Виктор Островский рассказал Радио Свобода, как его организации удалось добиться "невозможного" – финансирования немецким государством дискуссий на русском языке.

– Русскоязычные граждане ФРГ в большом количестве голосуют за "Альтернативу для Германии". Почему так происходит?

– Наверное, потому, что мы очень падки на простые решения сложных проблем. "Альтернатива для Германии" нашла ключи к нашим сердцам, головам, выдвинув русскоязычных кандидатов. Они собрали и будут дальше собирать много голосов. Русскоязычным кажется, что Германия проваливается куда-то в тартарары, и только "Альтернатива" сможет ее спасти.

– Правильно ли я поняла, что сделать политическую карьеру выходец из русскоязычной семьи, будь то еврейский переселенец или российский немец, может только в новых партиях, в основном в АдГ?

– Да, партии – это элитные пирамиды. Все основные партии – это истеблишмент, им принадлежит страна. Сделать там карьеру на сегодняшний день человеку "со стороны" очень трудно. И вдруг появляется новая сила и говорит: давай, вперед, мы открыты! Люди, которые начинают участвовать в этих играх, получают шанс принадлежать к элите и сделать карьеру, как ни в какой другой партии. Это окно возможностей, им пользуются многие наши бывшие соотечественники. На сегодняшний день в Бундестаге два выходца из бывшего Советского Союза, оба во фракции АдГ. Они себя позиционируют спикерами русскоязычных в Германии, ведут политическую работу, в том числе на русском языке, с привлечением разнообразных медийных ресурсов. А ведь выходцы из бывшего Советского Союза – это самая большая мигрантская электоральная группа в Германии, три процента голосов. Допустим, выходцы из Турции, хотя их в целом больше, составляют всего полтора процента: среди них меньше граждан ФРГ.

Традиционные партии должны меняться. Но элиты самодостаточны. Благодаря "Альтернативе" для них возникла угроза утраты власти, потому что демократия иногда выкидывает из кабинетов людей, которые приросли к креслам. Это значит, что социальные лифты должны быть открыты для новых лидеров, которые смогут повести за собой людей. В частности, русскоязычных.

– Есть не только запрос на социальные лифты, но и электоральные настроения, которым должны соответствовать депутаты. Ксенофобия и популизм "Альтернативы для Германии", видимо, соответствуют взглядам их избирателей. Каким образом в "бывших наших" людях зажглись такие нехорошие чувства?

– Значит, они там всегда и были. АдГ играет на этих нотах. Считалось, что русскоязычные выходцы из бывшего Советского Союза показали лучший пример интеграции. На всех конгрессах предлагалось брать с них пример – пока не произошли изменения, которые мы сегодня видим. Согласно статистике, мы работаем, платим налоги, ничем на улице от немцев не отличаемся. А вот пристрастие к авторитаризму, желание выкинуть из страны других "понаехавших" в нас осталось. Не всё, оказывается, зависит от того, работаешь ты или нет: ты должен научиться быть частью западной цивилизации. Это очень серьезный труд, который порой продолжается всю жизнь. Жить на Западе очень непросто, ибо нужно каждый день себя развивать. Наши люди оказались неподготовленными.

– Расскажите о вашем опыте внедрения политического образования на русском языке.

– В Германии, если ты хочешь чего-то добиться, ты должен создать группу с консолидированной точкой зрения – тогда появляются ресурсы. Так функционирует демократия. Чтобы мотивировать наших людей, нам нужно было многое сделать. Главная проблема бывших советских людей – это мотивация, вера в то, что ты можешь что-то изменить. Пытаясь мобилизовать их, мы поняли, что этот вопрос должен решаться методически именно через институты политического образования. Это выглядит так: есть финансы, на которые ты можешь снять помещение, пригласить разных экспертов, представив полярные точки зрения на какую-то проблему публике, и это должно так заинтересовать слушателей, чтобы они превратились в активных участников дискуссии. В идеале, возможно, они окажутся способны изменить свою точку зрения в результате обмена аргументами. Обсуждаются события, которые интересны. Мы провели уже десятки мероприятий, и тема беженцев – номер один.

– Вы сказали, что Министерство внутренних дел Германии финансирует такие проекты, но на немецком языке. Как вам удалось изменить позицию государства?

– Считалось, что политическое образование подразумевает высказывание разных точек зрения, в том числе и экстремистских. И конечно, те, кто платит – а платит МВД, хотят контролировать, знать, что именно говорят про экстремизм.

– На каждом мероприятии сидит человек из МВД?

– Может сидеть. Эксперт, который за всем следит. Гитлера в свое время отправили наблюдать за Национал-социалистической партией, находившейся еще в зародыше, и мы знаем, что из этого получилось. Желание государства контролировать дискуссию понятно. Но проблема в том, что чиновники и эксперты, с которыми мы работаем, не способны с глубоким внедрением обсуждать эти темы на выученном языке. Мы убедили МВД, они оказали нам доверие, а сегодня, за пару лет работы, мы уже стоим на пороге создания системы политического образования на арабском, турецком, фарси и так далее. Нам удалось изменить смысл политического образования: не люди идут и просвещаются, а мы идем к людям и говорим на их языке с учетом их культурной идентичности, с желанием договориться о совместной платформе мирного сосуществования.

– Пару слов о вашей организации: сколько ей лет и почему именно "родители"?

– Мы ее придумали в 2009 году. Увидели, что на государственном уровне есть организации, представляющие турок, арабов, курдов, африканцев, но никто не представляет русскоязычных. Нам было понятно, что нужно назвать себя "Федеральный союз" и включить слово "русскоязычные", поскольку это главное, что нас связывает. Но это слово, russischsprächig, само по себе может иметь негативные коннотации, нам пришлось бы все время оправдываться. Поэтому мы пошли на небольшой трюк: мы работаем с детьми, мы родители, а у этого слова в Германии самые светлые ассоциации. Так что это чистый имидж, но мы себя очень комфортно ощущаем как "русскоязычные родители".

– Вас никто не обвиняет в лоббировании чужих для Германии интересов? У организаций, так или иначе ассоциирующихся с Россией, в Европе сейчас не самая лучшая репутация…

– Мы – и продукт Кремля? Нас на сто процентов финансирует немецкое государство: на федеральном уровне, земельном и коммунальном. Мы – немецкая организация, представляем интересы Германии и работаем в интересах немецкого налогоплательщика, – говорит Виктор Островский.