Бывший хабаровский журналист, блогер Алексей Романов, видеорепортажи которого с протестных акций Хабаровска и Белоруссии набирают в YouTube сотни тысяч просмотров, рассказал Сибирь.Реалии о подробностях своего задержания в Минске. По его мнению, реакция режима в Беларуси на протесты вновь ужесточилась.
"Женщин винтили впервые"
Алексея Романова отпустили из полиции через несколько часов после задержания. По его мнению, ему просто повезло: российское консульство озаботилось судьбой другого задержанного журналиста из России, и их освободили вместе.
– При каких обстоятельствах вас задержали на митинге 6 сентября?
– Воскресный митинг, полиция перекрыла все в городе, оставила людям по сути одно-единственное место, где они могли бы все вместе собраться – проспект Победителей, который упирается в тот самый кордон, который еще две недели назад начали выстраивать перед президентским дворцом. Все туда шли, все там собирались. Люди подходили к этому кордону, какое-то время стояли, говорили все, что они думают о тех, кто на той стороне, и возвращались. В этот раз марш был в два направления, люди шли к кордону и обратно. Но пошёл дождь, поэтому все закончилось быстрее, чем обычно. Я из-за этого мало материала набрал и поэтому нарушил простейшее правило безопасности в таких случаях – остался в числе последних, не ушёл с большей частью протестующих. Дальше начали выдвигаться эти хлопчики [ОМОН], сперва нас чуть-чуть отгоняли, потом отгоняли энергичнее, потом погнали уже быстро по этому проспекту. Мы бы спокойно убежали, потому что мы изначально держались на нормальной дистанции, на которой даже тренированным омоновцам догнать небольшое количество людей трудно. Мы спокойно убегали, когда перед нами выросла откуда ни возьмись цепь ОМОНа. Уже потом я понял, что прикрываясь машинами, которые прикидывались сочувствующими протесту, кричали и два пальца вверх поднимали в виде знака "виктория", на расчищенное пространство на проспекте Победителей въехал автобус с ОМОНом.
Слева река, набережная, там никуда ты не денешься. Две встречные полосы самого проспекта разделены достаточно высоким забором, справа – это заграждение, его на ходу тоже не перепрыгнешь. Когда я вдруг увидел омоновцев впереди себя, я подумал: "Боже мой, вот я лошара! Как я все-таки медленно бегаю, если они смогли эти 30-40 метров, разделявшие нас, пробежать, обойти нас и прижать к реке". И только потом я узнал, что это была некая специально продуманная операция по захвату. Те нас гнали от кордона, а эти подъехали на автобусе и встретили. Нас, как зайцев, загнали, прижали к реке.
Мы, человек сто, оказались в ловушке: сгрудились в такую кучу у набережной, некоторые с этого пирса запрыгивали на лодки, потом прыгали в воду – спасатели их вытащили, а позже, как выяснилось, их арестовали за то, что они выполняли свою работу, спасали людей.
Оставшихся окружили, сжали, сдавили. Молодые девчонки начали кричать "В сцепку!", схватились руками, парней продавили за свои спины. Было пару раз на площади Независимости, что таким способом девчонкам удавалось спасти некоторое количество мужчин от задержаний, когда они брали их в свое кольцо. Но здесь никакого кольца не получилось: все было очень стремительно, силы были не равны – нас было человек 70-100, этих набежало человек 50-70.
Обычно врывалось маленькое количество ментов, они кого-то выдергивают, а здесь даже количественно силы были сопоставимые. Девчонки затолкали меня в кольцо, передо мной оказалась чья-то спина с рюкзачком, я даже не спрашивая хозяина, затолкал туда камеру. Она говорит: "Что происходит?" Я: "Камеру убираю". "Понятно. Телефон мой убери". Успел, потом меня уже начинают крутить, заламывают руки. Я вспоминаю, что у меня ещё и свой телефон есть, который не хотелось бы полиции светить – кидаю его на землю, кричу: "Девушка, девушка, телефон потеряла". Девушка, умница и красавица, к сожалению, не знаю ее имени, быстро сообразила: "Да, это мой телефон". Забрала, спасла, и моя техника в руки милиции белорусской не попала, по счастливой случайности через 15 минут после того, как меня свинтили, моя камера и мой телефон были уже у моих друзей. На адреналине ни имени девушки не спросили, ни координат, передаю ей большое человеческое спасибо.
Так вот почти всех парней быстро повыхватывали, растолкали по автозакам.
– Подобные спецоперации двойного захвата постоянно теперь применяются?
– Трудно сказать. До этого воскресенья полиция не позволяла себе хватать массово, и хватать людей на большом воскресном митинге в принципе. По ощущениям нарастает, возвращается к состоянию начала августа уровень насилия. Тогда была попытка совершить очевидный блицкриг полицейский, всех разогнать, всех разгромить, поэтому была стрельба, были гранаты, но у них тогда не получилось. С 13 августа они оставались в растерянности: есть потрясающие кадры, как люди приходят к Дому правительства на главной площади, площади Независимости, и кажется, что всё (!), какой-то запас, ресурс, лимит на насилие исчерпан, больше они ничего делать не могут и, может быть, не будут. Первую неделю после полиция вообще никак себя не проявляла, стояли тихонечко в стороне и носа не казали. Потом опять стали вести активно, осмелели. Три недели назад они вновь начали проявлять себя на каких-то маленьких акциях по будням, но в воскресенье никогда подобного винтилова не было. В тот день, когда был день рождения Лукашенко, полиция впервые попробовала помешать большому воскресному митингу – перегородили проспект Независимости, выставили кордон: машины с какими-то штуками, люди стоят на них сверху, по картинке прямо в духе фильмов "Безумный Макс".
Поэтому и в это воскресенье, неделю спустя, ожидалось, что будут демонстрировать силу. Так и получилось: людей пытались отсеять на подходах, они для этого всегда вырубают метро в центре, вырубают связь в центре, с общественным транспортом чёрт-те что начинается, поэтому большая часть людей на эти митинги добирается пешком. Колонны, которые формировались на окраинах и шли к центру, столкнулись еще на подходах с попыткой ОМОНа их задержать, разогнать. Но пока люди прибывали, их было много, полицейские не высовывались, ударили, когда люди начали расходиться, по хвостам – это они сделали впервые. Большой "хапун" был ближе к президентскому дворцу и в начале проспекта Победителей.
Как дальнейшие события показали – захват Колесниковой и т.п. – это они показали, что восстановили свои ресурсы в части возможности применять насилие, свою готовность к этому. Может быть, перегруппировались и отдохнули. А может, получили моральную и даже кадровую поддержку, скорее всего, со стороны России. Я не видел пока в социальных сетях подробных разборов этой истории, но все больше каких-то мелких фактов указывают на присутствие других, по-видимому, иностранных силовиков в стране. Это подтверждает то, что в минувшее воскресенье и дальше (8 сентября, например, когда женщины вышли в поддержку Марии Колесниковой) протестующих, даже женщин, давили, громили – эти кадры гестаповские многие уже видели – женщины стоят, прижавшись к стене, перед ними какие-то мужики в форме, которой до сих пор здесь не было, с поведением, которого до сих пор здесь не видели.
Ощущение, что это какие-то новые люди. И в то воскресенье, 6 сентября, и за пару дней до этого – люди не единожды сталкивались с каким-то новым поведением каких-то новых силовиков в непонятной новой форме и даже без формы. Сильное ощущение, что это какие-то приезжие. А поскольку трудно предположить, кто это может быть, кроме России, то, скорее всего, из России. Кроме того, (опять же это надо перепроверять), но несколько раз были сообщения от очевидцев, что иногда эти новые силовики выходили из автобусов с русскими номерами, что приехали сюда на русских машинах.
– А вас "винтили" белорусы?
– Трудно сказать. Они же не представляются. Те, которые устроили нам засаду и отрезали путь к отступлению, были в здешней белорусской полицейской форме – полностью в черном, черные балаклавы. Таких мы здесь видели, знаем, вели себя они сравнительно миролюбиво. А вот те, которые гнались за нами и которые нас винтили, вели себя немного иначе. Во-первых, были в гражданской одежде – типичные "тихари" в гражданке, капюшон на голове, кепка, маска, только глаза видны. Они были жестче, грубее. Мне трудно сказать, может быть, и это тоже были белорусские менты. Но от обычного ОМОНа в форме они отличались.
– Что было после задержания? Куда привезли?
– Всплыл даже снимок с моим задержанием – видно, что меня тащат двое в гражданке, завернув мне две руки, разочек дали мне по затылку, типа вниз смотреть, голову не поднимать. Не били. Рядом при этом ведут людей просто под ручку. Те, которые ведут под ручку – в форме. А те, которые неизвестно зачем винтят – в гражданке. Это различие даже на фото заметно. Ощущение, что эти в гражданке злее, дурнее, чем обычные омоновцы. Хотя до сих пор все примерно одинаково себя вели.
Нас посадили в автозак, вежливо, спокойно. Велели куда-то в кучу бросить рюкзаки, телефоны. В Белоруссии автозаки не как в России: там большое общее пространство, как автобус, а здесь это большая будка зеленого военного цвета, изнутри разбита на много маленьких пеналов, ячеек, куда запирается по два-три человека. Только у нас, в торце, 8 человек вмещалось. Спокойно доехали, нам включили вентилятор, свет, мы не страдали. 45 минут нас катали, выгрузили в спортивный зал отделения милиции Первомайского. Забавно, что даже окна и входные двери там с решетками, то есть заранее предполагалось, что его можно использоваться для концентрации задержанных. Бывает концлагерь, а это концспортзал. Нас там было 53 человека. Из этих 53 семеро оказалось несовершеннолетних, их тут же отделили, каждого сводили, видимо, на беседу, а через пару часов после задержания увели к родителям. Масса людей, волонтеров, родственников ждали у здания, встречали.
Там же выяснилось, что повязали еще и четырёх девушек. Это новость! До сих пор просто так девушек не хватали. То есть с этого воскресенья режим показывает, что этот патриархальный баг здешней системы, когда женщин бить нельзя, уже перестает работать. Они показали, что будут и бить, и винтить.
Дальше стандартная процедура: тебя слегка обыскивают, похлопали по бокам, попросили вытащить все из карманов, снять ремни, шнурки, часы, дали пакетик положить все это. Затем в куче, что они привезли в автозаке, велели найти свои сумки, убрать туда.
Потом фотографировали, причем очень странно: чувак снимал нас на видео на телефон, спрашивал: вы кто, вы что, год рождения, а потом делал несколько снимков, но не в профиль и анфас, а снимал наискосок сверху с разных ракурсов. Видимо, эти снимки собираются применять для опознания с помощью камер видеонаблюдения, которые сверху смотрят.
Последняя процедура – ты приходишь к каким-то следователям, они оформляют на тебя протокол, протоколы были у всех одинаковые, одна и та же статья: "активно принимал участие в несанкционированном мероприятии, кричал "Живи Беларусь". Из-за того, что нас было много – 50 с лишним человек – история затянулась с восьми вечера почти до двух ночи. Потом зачитали список, и примерно 40% задержанных в нем оказались, мы не смогли понять логику, рецидивисты туда попали, или те, кто первый раз угодил – даже часть девушек в список попали. Их явно передавали с рук на руки в какое-то другое ведомство – грузили в автозак и везли в изолятор временного содержания или в СИЗО.
Я не слышал, чтобы в последние дни присуждали большие сроки, но не потому, что они добрые – они просто не хотели повторения ситуации от 9-11 августа, когда в своем рвении полицейские нахватали столько людей, что потом сами же не могли их разместить, некуда было девать. В итоге ужасы жестких захватов дополнились ужасами из-за перенаселенности камер. Им приходилось на ходу импровизировать, создавать эти концлагеря, над которыми русские во время гражданской войны, немцы во время второй мировой войны долго и тщательно думали.
– А в этом концспортзале было, где прилечь?
– Нет, прилечь нам никто не позволял. Когда нас привели, вообще заставили стоять лицом к стенке – которая вся в логотипах "Динамо". Потом стало попроще: мы повернулись. Вдоль всей стены стояла длинная скамейка, выступ, при желании можно было прилечь, мы сидели. Вопрос воды быстро решили – своей воды они, разумеется, не дали, но у задержанных были с собой бутылки с водой, их собрали, сходили, набрали воду. С таблетками тоже сразу решалось. В принципе не заставляли избавляться от таблеток, складывать их в мешочек. Показалось, что те люди, которые хватали нас на улице, и те, которые затем взаимодействовали с нами (за исключением следователей), будто бы разную зарплату получают. Те проявляли рвение, как будто за что-то существенное задницу дерут, а этим задницу драть не за что, они спокойно делают свою милицейскую работу. Какой-то злобностью, идеологической заточенностью и рвением отличались те, кто хватал, и те, которые оформляли протоколы.
– Но следователи точно были белорусы?
– Да, несмотря на совершенно циничное отношение к закону, к любым процедурам юридическим, законы местные они знали хорошо, чувствовалось по какой-то натасканности в названиях статей, рука набита – отлажено, как на конвейере, чувствовалось, что они этим занимаются давно.
– А их озлобленность точно идеологическая была? Может, устали, работы-то прибавилось?
– Мы об этом спрашивали: что, ребята, сильно устали? Да, устали. Но по их оговорочкам, чувствовалось, что там накрутка была идеологическая: "От таких, как вы, спасаем страну". Или: "Вас жалеют, а вас бы, врагов.. Что-то с вами бы еще [сделать]". Чувствовалось, что они видят в нас не тех, кто заставляет их месяц работать без сна и отдыха, а нечто большее.
"Белорусы настроены к России доброжелательно. Пока"
– Что рядовые участники протестов говорят сейчас про его мирный характер? Изменилось отношение, не разочаровались в формате ненасильственной борьбы?
– Российская публика не может понять, как выглядят настроения в Белоруссии. Даже после всех этих ужасов с задержанием Колесниковой, после этого позорища очередного в виде уголовного преследования, наша российская публика не может понять настроения белорусов. Мирный характер протеста – это для белорусов абсолютно принципиально, это необсуждаемая история. Они будут придумывать какие-то хитрые партизанские методы, злить, выводить из себя, но речь о том, что мы будем кого-то бить, применять какое-то насилие, что-то поджигать, даже не идет. Это за пределами обсуждения, причем любого уровня конспиративности. 20 человек об этом говорят, пять человек, или двое шепчутся в уголке, придумывая какую-нибудь партизанскую акцию – но я вам руку даю на отсечение, они не будут обсуждать вопросы насилия.
Я не совсем могу сам как гражданин России понять, почему это настолько принципиально для белорусов, но это абсолютная ценность. Может быть, потому, что люди хотят себя настолько отделить от власти, которая как раз этим насилием пользуется. Ведь то, что происходило, начиная с 9 августа и по сей день – это всего лишь более массовое использование тех средств, которыми здесь пользуются всегда. Здесь помнят разгон в 2010-м году, здесь помнят людей, которые пропали без вести, здесь помнят все и категорически не хотят смешивать себя с той стороной. А смешать себя с той стороной, сделать себя похожими на ту сторону – это прибегнуть к насилию. Принципиальное всеобщее и до сих пор ни в коем случае не поставленное под сомнение общее мнение, решение, принцип – никакого насилия.
– В эффективность мирных протестов белорусы по-прежнему верят?
– Не стоит вопрос так. Опять вы с российской позиции пытаетесь на это взглянуть. Здесь про эффективность никто не говорит, решается во многом другой вопрос – какой окажется в итоге та страна, которая возникнет на месте лукашенковской Белоруссии. Сегодняшние какие-то сложности, проблемы, сегодняшнее нетерпение (давайте по-честному, хочется же со стороны побыстрее каких-то результатов) гораздо менее важны того, какой окажется будущая страна. Её формат на долгие годы, возможно, на десятилетия, закладывается именно сейчас. Каким образом люди придут к построению своей страны, своего общества, таким оно и будет. Если сейчас применить насилие, оно останется в этой стране. Понятно, что именно так, наверное, мало кто это проговаривает, я пытаюсь реконструировать настроения тех людей, которых я вижу. Может быть, не совсем точно, но могу поручиться, что абсолютное большинство тех, кто сегодня выходит на протесты в отношении Лукашенко, категорические противники насилия. Люди понимают: "Да, мы выбрали методы, которые, скорее всего, не дадут быстрых результатов, да, придется еще поработать, да, придется рисковать, да, это жертвы. Но не поддаться соблазну прибегнуть к насилию – это важнее". Так сейчас устроены здесь общественные настроения.
– Какие вопросы сейчас чаще всего обсуждают белорусы? Если раньше это было – новые выборы или признание президентом Тихановской, то сейчас?
– Сейчас общественность, очевидно, переваривает два важных вопроса. Вопрос номер один: после того, как власть вернулась к самым суровым полицейским практикам, пытается силой затушить протест, что делать? Как себя вести? Как реагировать и какие новые формы искать? Потому что какие-то небольшие митинги и шествия теперь будут, вероятно, разгонять. Что может прийти на смену? Нет этих пятерых (Координационный совет), сидят десятки тысяч людей, если не сотни тысяч, и думают: "А что мы будем делать?". Мне кажется, они в состоянии придумать. Одна голова хорошо, а сто тысяч лучше.
Второй вопрос – надо осмыслить теперь уже очевидную для всех попытку России воспользоваться ситуацией и отнять суверенитет Белоруссии. Что с этим делать? Какие выдвигать лозунги и какое поведение брать в качестве образца? Как этому противостоять и как к этому относиться? Это то, что, видимо, в эти дни где-то в массах людей рождается. Пока нет ответов. Я вижу эту работу, я вижу эти обсуждения, я вижу эту тревогу. Россия сейчас становится, к сожалению, темой номер один. Даже не Лукашенко, Лукашенко уходит на второй план.
– Вопрос стоит больше, как противостоять? Как относиться к российскому вмешательству уже ясно?
– Нет, решают в том числе и как относиться. Мы привыкли строчить необязывающие текстики в Фейсбуках, прыгать с одного на другое, а тут люди отчетливо понимают, что своими словами, действиями и поступками решают судьбу свою, страны, своих детей. Тогда начинаешь гораздо более ответственно относиться к выводам и решениям. Для вас это не стоит так дорого, как сегодня для любого белоруса. Любой белорус сегодня понимает ценность каждого принятого им решения. Поэтому сейчас идет сложная работа.
В подавляющей массе своей белорусы настроены, пока еще настроены, к России, к русским, к гражданам России очень доброжелательно. Настроений а-ля Украина образца 2014 года здесь нет и близко. Но все это может меняться.
– Тихановская обратилась к россиянам с призывом не верить госпропаганде, Алексиевич – попросила у русской интеллигенции не молчать. Почему белорусам важно, что именно об их протесте думают в России рядовые люди?
– Не так стоит вопрос. Почему Россия [россияне] не выступает за Белоруссию? Им неважно, что россияне думают, им важно, чтобы мы их поддержали. Они очень хорошо понимают, что противостоять нажиму со стороны путинской власти, наверное, можно. И они будут это делать. Но потери будут страшные, потери в первую очередь психологические. Алексиевич же и сказала, что Россия может приобрести территорию, но потеряет народ. Белорусы тоже потеряют народ. Они не хотят терять русских в качестве тех людей, к которым они хорошо относятся, которых они любят. Но если им придется бороться с попытками аннексии со стороны России, они потеряют народ. То есть не только Россия потеряет белорусов, белорусы потеряют Россию, а они не хотят. Им придется на это пойти. Но это если придется – желания такого у подавляющего большинства белорусов нет.
Даже какое-нибудь совсем радикальное националистическое движение ни в коем случае не радуется здесь перспективе ссоры между двумя народами. Эта скотина может поссорить два народа, но народ Белоруссии не хочет этого. Они очень ценят свое хорошее отношение к русским, не русских к ним, кстати, а именно свое отношение к русским. Им нравится жить с русскими в мире, им нравится считать, что русские – это нормальные ребята, им нравится видеть в них брата. В конце концов, второй государственный язык – русский. И ссориться с нами из-за этого человека из бункера они не хотят.
– А какой именно поддержки они ждут?
– Хотя бы митингов. Даже, наверное, просто слов. В каком-то интервью человек прямым текстом говорит: "Я понимаю, что есть народ России, и есть власть. Я живу в Белоруссии, я прекрасно знаю, что народ сегодня в России на власть повлиять не может. Но что может сделать народ – это хотя бы сейчас продемонстрировать нам свою позицию, чтобы у нас не было сомнений, поддерживает он свою власть [в намерении влиять на ситуацию в Белоруссии] или нет. Покажите нам, что вы не поддерживаете свою власть, тогда мы будем понимать, что когда здесь появляются какие-нибудь русские танки – это не русский народ, это русская власть, на которую русский народ повлиять не может". Но народ русский, по их мнению, должен об этом сказать, должен заявить, сказать, что его позиция не совпадает с позицией власти.
Потому что украинцы не были уверены в этом. Более того, они справедливо видели, что значительная часть российских граждан тогда агрессию России против Украины поддержала. Они просят в качестве поддержки в первую очередь, чтобы российские граждане продемонстрировали свое отношение к этому. С властью мы разберемся, если мы знаем, что вы с нами, с властью мы разберемся.
– При этом белорусы знают, что и в России за пикеты задерживают и арестовывают?
– Конечно же, знают. Россия повторяет Белоруссию с небольшим лагом в несколько лет. Сейчас в России ситуация чуть попроще, чем была в Белоруссии полгода назад. Они все знают. Они не ждут чудовищных митингов миллионных в Москве, они не просят свержения Путина. Они просят, чтобы мы нашли какой-то способ показать. Давайте уже думать, какой мы найдем способ, как продемонстрировать, что народ в этом отношении не поддерживает власть, что русские люди не хотят поглощения Белоруссии, что русские люди хотят видеть Беларусь отдельным, независимым, вольным государством. Если русские люди это признают, то они посчитают это поддержкой.
"Смешной правитель – слабый правитель"
– После ареста Знака, Колесниковой, остальных членов Координационного совета оппозиции в относительной свободе осталась только Алексиевич. Как это на настроениях протестующих сказывается, на силе протеста?
– 9 сентября (задержан член президиума Координационного совета оппозиции Максим Знака, против него и ранее задержанной Марии Колесниковой возбуждены уголовные дела о призывах к захвату власти) был тяжелый день, мрачный день, очень мрачный. Воскресение было тяжелым, потому что дождь смазал митинг и произошло первое наступление режима, навалились так жестко. Понедельник всегда депрессивный день по определению, а к тому же случилось похищение Колесниковой. Потом люди воспряли духом, потому что то, что сделала Колесникова – это совершенно фантастическое (8 сентября член президиума Координационного совета белорусской оппозиции Мария Колесникова отказалась от принудительного выдворения из Белоруссии и порвала свой паспорт на границе с Украиной, была задержана властями Белоруссии - прим. С.Р.). Она отказалась от предложения, от которого нельзя отказаться – это просто не укладывается в голове большинства людей с советским, постсоветским воспитанием. То, что она сделала, настолько разрушает психологические, любые другие шаблоны наши, что это потрясение для белорусов, я думаю, для русских тоже. Вчера вышли в её поддержку девчонки, небольшой группкой, их разогнали, свинтили. Это какой-то лучик был. Сейчас вот ребята с улицы вернулись, куда ходили партизанить (вязали какие-то ленточки бело-красные на заборы, за что сейчас тоже загреметь можно легко), ситуация изменилась, белорусы ее внутри себя переживают. Осваиваются в новых обстоятельствах. Коллективный разум, коллективное мышление, коллективная интуиция должна что-то придумать. Что придумают, пока неизвестно. Но здесь уже бывали такие случаи, когда казалось, что все плохо, а потом что-то менялось опять.
Это не высокие слова, когда люди (та же Колесникова) заявляют, что народ стал другим. Это на самом деле произошло: не так давно на улице с какими-то ребятами встретился, говорят, будем флаг натягивать между двумя домами (власть как огня боится этого бело-красного флага), хотите снять? Давайте. Ночью три девушки, один парень делают этот флаг, поднимают, натягивают. Чистая партизанщина. Ровно на следующий день приезжает какая-то машина, эти флаги срезают. Но местные "тихарей", которые эту машину сопровождают, фактически выгоняют из двора, и вечером уже 150 человек во дворе, тусовка, общение, чай. Люди 12 лет жили в одном дворе и никогда друг с другом даже не здоровались, вдруг понимают необходимость что-то делать самим, вдруг видят свою общность, вдруг в них просыпаются какие-то таланты к солидарности и так далее. Если бы кто-то давал команду, призывал вывешивать эти флаги, этого бы не произошло.
Вот эта советская или досоветская модель, которую мы продолжаем в современной России, когда мы ощущаем зависимость от барина, здесь напрочь разваливается, разрушается. Тут нет зависимости от барина, отдельные свободные люди. Люди, которые оказались сегодня не во главе протеста, а просто лицами, спикерами белорусской революции, надо отдать им должное, они изначально это понимали. Они даже не предпринимали никаких попыток стать лидерами, руководителями.
– Недавнее интервью Лукашенко Симоньян белорусы обсуждают?
– Его растащили на кусочки и в текстовом варианте, и на видео – наилучшее рвотное средство на сегодня в Белоруссии. Конечно, это отвратительная штука. Им плевать на Симоньян, это мы беспокоимся по её поводу. Белорусы смотрят на лукашенкинское: "Давайте перевернем эту страницу", говорит он про 7 тысяч человек, которых избивали, не кормили, не поили, которых травили газом, которых унижали, которых насиловали буквально, женщин насиловали в те дни. "Давайте перевернем". А мы, россияне, слышим ответ Симоньян: "А с удовольствием". Для белорусов нет дела до какой-то там негодяйки из России, их интересует свой собственный негодяй.
– А обвинения в том, что протестами управляет кто-то из-за границы, проплачивает их?
– А вот это их забавляет. Опять же, как веселятся? Знаете, это веселье с примесью стыда можно отчасти сравнить с нашими чувствами, когда Борис Николаевич Ельцин по пьяни откалывал какие-то номера, которые заставляли нас краснеть, когда он выставлял себя совсем с нехорошей стороны, позорил и страну тоже: то оркестром руководил, то на колесо самолета писал, то еще какую-то чушь по пьяни совершал в международных своих поездках. Лидер твоей страны делает что-то плохое, а стыдно тебе. Мы [россияне] очень хорошо это помним. Сегодня Лукашенко раз за разом позорится перед всем миром: то он летает над столицей, то носится с этим автоматом, с этим ребенком вооруженным, то он рассказывает в очередной раз, как американцы с поляками разговаривали … Они понимают, что объективно это на руку революции, потому что смешной правитель – слабый правитель. Но пока тень от Лукашенко падает на всех белорусов. Это мотивирует, но и вызывает непростые чувства.
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: