30 декабря в Иркутской области России арестовали Евгения Юрченко, признанного потерпевшим по делу о пытках в колониях и изоляторах региона. Неделей ранее стало известно о том, что другого заключенного, пострадавшего от насилия в иркутской колонии и СИЗО, лишили статуса потерпевшего по объединенному уголовному делу о массовых пытках. А правозащитников перестали допускать в колонии и изоляторы к другим подзащитным, которые жаловались на издевательства, пишут Сибирь Реалии.
Все это говорит о намерении развалить уголовные дела о пытках и истязаниях, возбуждения которых удалось добиться с большим трудом, уверены иркутские правозащитники. Их коллеги из Саратовской области считают, что это общее для всей страны направление – в колонии, прославившейся на всю страну видео с истязаниями и изнасилованиями заключенных, больше 300 потерпевших уже отказались от своих заявлений против силовиков.
"Не утерпел – поехал на малую родину"
По словам правозащитника Петра Курьянова, Евгения Юрченко предупреждали о возможной "провокации со стороны ФСИН", против которой экс-заключенный дал показания, и настоятельно советовали не возвращаться в Иркутскую область, пока идет расследование дела о пытках.
– Несмотря на серьезную угрозу, Евгений не утерпел, поехал на малую родину – в Вихоревку (город на севере Иркутской области). Идиотское решение, конечно. Ведь мы, правозащитники, если что, сможем сразу прилететь на вертолете и спасти, – саркастически прокомментировал юрист арест подзащитного, добавив, что сейчас они ждут апелляцию на меру пресечения Юрченко.
По решению суда Евгения Юрченко поместили в СИЗО-2 в Иркутске, он просит правозащитников и омбудсмена Москалькову не допустить его отправки в СИЗО-1, СИЗО-6 и ИК-15, где работают оперативники и отбывают наказание заключенные, против которых он дал показания, обвинив в системных пытках.
– Я реально опасаюсь за свою жизнь и здоровье, поскольку указанные выше должностные лица и сотрудничающие с администрацией осужденные из чувства мести способны на новые должностные преступления в отношении меня, а некоторые оперативные сотрудники ГУФСИН по Иркутской области уже высказывали угрозы физической расправы в мой адрес, – написал Юрченко правозащитникам.
Он также заявил, что уголовное дело против него по статье 228 Уголовного кодекса России (незаконное хранение, приобретение и т.д. наркотических средств) сфабриковано в результате провокации сотрудников ГУФСИН по Иркутской области и заключенных, сотрудничающих с администрацией, а также заключенных-разработчиков, используемых следствием для выбивания показания.
После волнений в ангарской ИК-15 в апреле 2020 года Юрченко официально заявил следователям о насилии со стороны сотрудников ФСИН. По его словам, во время бунта спецназовцы ФСИН стреляли по заключенным, кидали светошумовые гранаты, заливали людей водой и травили собаками. В колонии со всех осужденных срывали одежду, руки и ноги обматывали скотчем, а на выходе из колонии бросали к автозакам. Позже Юрченко поместили в СИЗО-6, где прибывшие из ИК-15, по его словам, подверглись пыткам.
– Били дубинками по ногам, ступням, отбивали спины, отбивали руки, били по лицу. До потери сознания. Еще били током. На моих глазах одного из заключенных изнасиловали, – рассказал бывший заключенный. После его показаний в Иркутск прибыла следственная группа из Москвы, чтобы расследовать дело о пытках.
"Все беспомощно валялись на полу". Иркутская область
В декабре Следственный комитет Иркутской области в одностороннем порядке принял решение отменить признание еще одного заключенного ИК-15 Алексея Дьяченко, потерпевшим по делу о превышении полномочий (ч. 3 ст. 286 УК России), заведенному после волнений в этой ангарской колонии. Об этом сам пострадавший узнал только спустя три недели из ответа главы следственной группы Александра Корнева на запрос его адвоката Дарьи Астафьевой.
Дьяченко рассказывал, что после жестокого подавления акции протеста весной 2020 года оперативник ИК-15 Филипп Саладаев и замначальника колонии по кадрово-воспитательной работе Сергей Хантаев избили его. Затем его вместе с десятками других заключенных вывезли в ангарское СИЗО-6.
– Как только я вошел [в одно из помещений СИЗО], ко мне сразу подбежал [сотрудничавший с администрацией заключенный] Евгений Семендяев со словами: "А вот и первая ауешница приехала!". Стал сразу мне наносить удары кулаками в лицо, сделал захват рукой и стал меня душить, – рассказывал Дьяченко. – Семендяев тащит меня к противоположной от входа стене, к окну, где также находилось еще два "разработчика": Александр Анисков (Сына) и Владимир Резчиков (Сыня). От нехватки кислорода я стал хрипеть и терять сознание, а они, наоборот, смеялись надо мной и всячески оскорбляли. Когда я ослаб и упал на пол, меня все трое стали пинать ногами и бить деревянным бруском, в какой-то момент я потерял сознание. Абсолютно всех, кто находился в этот момент в каптерке, избили до такого состояния, что, кроме как беспомощно валяться на полу, не в силах встать, ничего не оставалось.
Объединенное уголовное дело, по которому Кировский районный суд Иркутска в июле признал Дьяченко пострадавшим, включает дело об истязаниях (ст. 117 УК России) и изнасиловании заключенных (ст. 132 ч. 2 УК России). По данным правозащитников, потерпевшими по нему проходят 25 заключенных.
Сейчас Алексей находится в СИЗО-1 в Иркутске. В августе его привезли из ангарского СИЗО-6, где он провел около года.
– Сын рассказывал, как в ангарской ИК-15, когда их вели по коридору, его избивали сотрудники. Хотя он никакого сопротивления не оказывал – но они просто кидали их друг за другом и избивали. Потом в СИЗО-6, когда он приехал, то же самое началось, пытки. Там особенно сильно издевались. От назначенного адвоката удалось отвязаться только спустя около полугода. И только когда в дело вошла наш адвокат по соглашению, я в первый раз попала к сыну на свидание, 25 августа, – рассказывает мама Алексея Маргарита Дьяченко. – Потому что с госзащитником мне не давали свиданий, хотя я столько жалоб написала. Когда увидела Лешу – была, конечно, в шоке. Над ним издевались, это было очевидно. Потом уже узнала, что было и давление, и заставляли отказываться от своего адвоката (по соглашению). Он сидел весь подавленный. Раньше я вообще никогда не видела, чтобы у моего сына были слезы в глазах. Поняла, он боялся лишнее слово сказать – только глазами, и у него слезы на глазах были. Я его спросила: "Ты ешь?" Он головой мотает: "Нет". "Ты спишь?" – "Нет". Я говорю: "Свои?" Он головой мотнул, что да, свои. Поняла, что это разработчики с ним. Пошла к начальнику, у меня есть аудиозапись разговора. С адвокатом вернулись в Иркутск и поехали по инстанциям поднимать шум.
После этих жалоб у Дьяченко наконец взяли показания, в которых он изложил все детали издевательств.
– Он, получается, следом после Юрченко вторым дал показания. Они первые, кто начал официально заявлять об избиениях. Алексея избивали по ногам, пятки отбили так, что он не мог стоять. Ходить не мог полтора месяца. Они [разработчики] его душили, били, стригли волосы, брови наголо. То есть не только физически, но и морально подавляли, унижали.
Знаю, что в начале моего сына заставляли подписывать какие-то бумаги, но он не подписывал ничего. Когда пришла к нему на свидание, узнала, что против моего сына под пытками его "друг" дал показания. Он говорит: "Мама, мы на ИК-15 с ним дружили, мы очень хорошо общались. Этот парень освободился, он в Братске. И как его пытали – до смерти, что ли, – что он такие показания против меня написал?" Написал, что он якобы совсем отморозок, что бунт готовил, хотя такого близко не было. Моего сына тоже заставляли подобное написать на других, но Леша отказался. Может быть, его поэтому так жестко били. Там я не могла напрямую ему задать эти вопросы, только прочитала из показаний, которые адвокат записала. Потому что свиданий один на один нам не дают – все время прослушивают.
– Почему вы уверены, что он не участвовал в бунте?
– Он мне позвонил в тот день, 9 апреля: "Мама, ты не переживай, вроде в СМИ, в интернет вышло, что у нас тут начался какой-то бунт". Я говорю: "Ты не вздумай там нигде принимать участие". – "Мама, мне это зачем? Мне вообще это во вред, мне выходить надо". Ему на тот момент оставалось две недели до выхода на свободу. "А что случилось?" – "Я понятия не имею". Он был вообще в изоляторе в этот момент, "закрытый".
10 апреля он мне позвонил: "Мама, у нас, наверное, пропадет связь, приезжайте за мной в день освобождения в ангарскую ИК-15. 24 апреля". – "Что там случилось? У вас что, не закончилось это все?" Я не придала, честно говоря, тогда этим волнениям значения.
"Да ты что, тут такое натворили! Тут, по ходу, только все начинается". – "А ты как вышел из изолятора-то?" – "Взломали заключенные нашу дверь, где я сидел. Все вышли, и мне пришлось". Он не принимал нигде участия, я это знаю точно. Везде писала жалобы, куда я только ни писала – сначала по Иркутской области, сейчас я уже и президенту пишу, и Бастрыкину, и Краснову. Никаких результатов.
Я знаю, что мой сын невиновен. Я представляла в каждом обращении детализацию наших телефонных разговоров – как мы разговаривали, как это все было. И он же был свидетелем по делу о бунте. До последнего дня.
Но когда мы приехали на ИК-15 24 апреля, мне даже не сказали, где мой сын. Я его искала по всем тюрьмам по Ангарску. Только в Иркутске сотрудница ФСИН начала обзванивать все тюрьмы: "А он освободился". – "А где же он тогда есть?" – "Не знаю". Мы думали уже уезжать домой, может, думали, друзья встретили. Но через несколько минут звонит сын и говорит: "Мама, мне предъявили обвинение. Я уже шел на выход, тут меня разворачивают, останавливают следователи и предъявляют обвинение". Прямо в день освобождения! 24 апреля у него на руках уже была справка об освобождении.
По словам Дьяченко, ей трудно было добиться даже того, чтобы сына защищал не госадвокат, а свой, по соглашению. Не говоря уже о принятии самой жалобы на пытки и избиения.
– Дело сдвинулось, когда пошел резонанс и у нас появился не госзащитник, а нормальный адвокат. Она в первую очередь писала жалобу на то, что когда поджоги в колонии Ангарска начались – моего сына уже вывезли, там его физически не было вообще. При этом Леше же вменили (и до сих пор вменяют) якобы причиненные его действиями ущерб. Как он мог нанести ущерб, если его уже не было? Уж это-то [время отвоза заключенных] им не удалось фальсифицировать в деле, – говорит Дьяченко. – Тем не менее, статус сыну поменяли – теперь он не потерпевший, он подозреваемый в организации бунта! Адвокат попыталась позвонить следователю Корневу, который это постановление составил и подписал, – как так получилось?! Никто ничего не объясняет.
Сам пострадавший Дьяченко обратился за официальными разъяснениями к следователю Корневу, но ответа пока не получил. Его адвокат Дарья Астафьева получила постановление следователя на прошлой неделе, когда ей удалось пробиться к подзащитному в изолятор.
– Ему отправили его почтой. Сейчас готовим в суд жалобу в порядке статьи 125 УПК России, чтобы проверили законность этого решения, – говорит адвокат Астафьева.
По ее словам, для того чтобы добиться статуса потерпевшего для Дьяченко, понадобилось два судебных разбирательства.
– Сначала 2 июля 2021 года Кировский районный суд вынес такое постановление. Признал потерпевшим в рамках уже объединенного дела по пыткам. Прокуратура пыталась решение обжаловать. И в октябре уже областной суд оставил апелляционное представление прокуратуры без удовлетворения, а решение Кировского районного суда без изменения. В полную силу оно вступило 30 сентября. Но затем следователи очень долго решение суда не исполняли. Мы даже были вынуждены обратиться на личный прием в Следственное управление к Ситникову Анатолию Викторовичу (с 30 июля 2021 года указом Президента России назначен руководителем следственного управления Следственного комитета по Иркутской области, в ноябре 2021 года, по неподтвержденным данным, отстранен). Только тогда после личного(!) распоряжения главы СК было наконец вынесено постановление о признании Алексея потерпевшим, – вспоминает Астафьева.
По ее словам, даже после долгожданного постановления следственные действия с Дьяченко следователи толком не проводили.
– В момент, когда признают человека потерпевшим, его в обязательном порядке допрашивают в качестве потерпевшего. Это единственное, что было сделано. Допрос был крайне скудный, непродолжительный по времени, буквально 15 минут, и больше ничего. Хотя с потерпевшим должно проводиться много следственных и тем более процессуальных действий. Кроме того, в силу статьи 22 Уголовно-процессуального кодекса потерпевший является стороной обвинения и вправе принимать участие во всех следственных действиях, производимых в том числе с обвиняемыми, он имеет право знать существо предъявленного этим лицам обвинения. Его обязаны были ознакомить с постановлением о возбуждении уголовного дела, ознакомить с постановлением об объединении уголовного дела. Он должен знать, какой следственной группой проводятся следственные действия, а по ходатайству его должны были ознакомить и с постановлением о привлечении в качестве обвиняемого. Должны были провести проверку показаний на месте, опознание, дополнительные допросы, очные ставки, которые позволили бы изобличить преступников. Ничего из этого не было сделано! – возмущается адвокат Астафьева.
По словам правозащитников, сейчас объединенное дело следователи вновь разделили – дело об изнасилованиях выделено в отдельное производство. И расследование по первому делу об изнасиловании – дело Кежика Ондара – закончено (в декабре 2020 года стало известно о том, что из-за разорванной прямой кишки он стал инвалидом).
– Мы с осужденным с ИК-15 Кежиком Ондаром из Тувы закончили ознакомление с материалами дела. Но кроме Ондара еще десятки заявителей не получают никакой защиты и реагирования на свои заявления о пытках, – прокомментировал его адвокат Дмитрий Дмитриев. При этом правозащитник отметил, что, несмотря на резонансность преступления, служба исполнения наказаний разнообразными способами препятствовала работе защиты.
– К примеру, у ФСИН появилась интересная тенденция блокировать визиты адвокатов, которые готовы помогать людям добиваться статуса потерпевшего. Сотрудники, руководители ФСИН стали массово обращаться в Следственный комитет с требованием ограничить доступ адвокатов к осужденным по звонку. Вместо этого им предлагают услуги, консультации госзащитника, который, мягко говоря, не всегда действует в интересах пострадавших, – поясняет Дмитриев, получивший в распоряжение подобный официальный запрос в Следственный комитет после очередного отказа сотрудников ФСИН пропустить его на встречу с подзащитным. Об этих нарушениях заявляют и другие иркутские адвокаты, представляющие интересы заключенных.
Сейчас адвокатское сообщество области готовит письмо с требованием защитить правозащитников от подобного произвола со стороны правоохранительных органов.
– И так все свидания прослушиваются сотрудниками. Никакого конфиденциального общения с адвокатом у пострадавших нет, а это является серьезным нарушением не просто Конституции и прав – это фактически должностное преступление, потому что раскрывается тайна, охраняемая законом и Конституцией, тайна на конфиденциальное общение с защитником, – резюмирует Астафьева.
Дело об изнасиловании другого заключенного – Тахира Бакиева – до сих пор расследуется. Операция, которая требуется пострадавшему после насилия, сделавшего его инвалидом, до сих пор не проведена.
– Тахир, которому в прямую кишку разработчики воткнули швабру, а потом над ним глумились и рвали его Коран, вот уже почти год ждет итогов расследования. Он находится в медицинском изоляторе, но операцию по восстановлению кишечника ему так и не сделали. Сейчас у него в боку дырка, через которую выходят все естественные отходы человека. Накануне он узнал новость – ему отказали в помиловании. Причина отказа – нет оснований. Конечно, мы готовимся подать в его интересах ходатайство об освобождении по 81-й ст. УИК. Работы много, – рассказывает юрист правозащитного фонда "Сибирь без пыток" Святослав Хроменков. – Кроме уголовного дела, о котором все знают, в его жизни нет ничего, кроме стен изолятора и кошки.
По словам правозащитника, лишение даже жизненно необходимой медицинской помощи – частое явление в учреждениях ФСИН.
Сейчас фонд ведет дело еще одного заключенного из ИК-15 – после волнений в апреле 2020 года Дмитрию Авдеенко сломали руку в СИЗО-1, куда его увезли с сотнями других заключенных.
– Врач-хирург при больнице изолятора, показавший Авдеенко рентген-снимок в первый и последний раз, сообщил, что перелом у него "серьезный", и ушел. Матери Авдеенко начальство изолятора сообщило о якобы проведенной Дмитрию операции – он узнал об этом из телефонного разговора с ней. Дмитрию же, по его словам, не только никакой операции не сделали, но даже не положили в больницу. Сразу после разговора с хирургом его поместили в помещение закрытого типа для злостных нарушителей режима, хотя нарушений за ним не числилось. Дмитрий считает – для того, чтобы он не рассказывал сокамерникам об избиениях и сломанной руке. После многочисленных жалоб и просьб о медпомощи в июне дали две таблетки обезболивающего. На этом все, – рассказал Хроменков.
"300 человек "передумали". Саратовская область
Похожие схемы по "разваливанию" пыточных дел действуют, по словам правозащитников, во всех регионах. Например, в Саратовской области, где после публикации на Gulagu.net видео с пытками и изнасилованиями заключенных в туберкулезной больнице №1 УФСИН по Саратовской области, о преступлениях заявили около 400 осужденных. Однако сейчас более 300 саратовских заключенных "передумали" писать заявления по делу о пытках, приводит цифры адвокат Снежана Мунтян, занимающаяся защитой прав осужденных в саратовских колониях. По ее словам, такое происходит после бесед заключенных с сотрудниками исправительного учреждения. Адвокат констатирует, что число потерпевших по делу об издевательствах (на сегодня признаны потерпевшими 104 человека) постоянно меняется.
Один из подзащитных Мунтян, уже признанный потерпевшим по уголовному делу, сразу после следственных действий был помещен в штрафной изолятор, где содержится уже почти месяц. Адвокат расценивает это как один из способов давления.
Другой адвокат из Саратова Аза Алиева, защищающая заключенных по более ранним эпизодам насилия (2019–2020 гг.), рассказала, что более трех лет обращается в различные ведомства по поводу пыток. В том числе адвокат снимала видео со следами, оставшимися у осужденных после пыток и истязаний, но безуспешно.
– Я обращалась во все органы – в прокуратуру, Следственный комитет, прокуратуру по надзору, к уполномоченному по правам человека, в ОНК, в общем, куда я только не обращалась. Отовсюду пришли отписки, что проверка проведена, но никаких нарушений не выявлено, – говорит Алиева.
После того как Gulagu.net опубликовал архив ФСИН с кадрами пыток и изнасилований в ОТБ-1 Саратовской области, было заведено 12 уголовных дел по факту изнасилований, вымогательства и превышения должностных полномочий. Однако они заведены не на руководство или сотрудников ФСИН, получавших, по мнению правозащитников, нужные им признательные показания заключенных, а на исполнителей пыток – других заключенных, известных как "разработчики".
– В том, что дела все-таки завели, – сыграл роль, видимо, широкий общественный резонанс. Федерального уровня. Но даже сейчас, к нашему большому разочарованию, когда очевидно, что эти видео пыток снимались именно на служебные видеорегистраторы, что это был архив самой системы ФСИН, а не чьей-то другой, – виновных все равно ищут среди заключенных, а не силовиков. Впрочем, учитывая, что ФСИН – это весомая составляющая нашего государства, мы другого и не ожидали. Больше чем уверена, что эти люди будут покрывать друг друга, они будут покрывать эту систему. А люди, которые сейчас пытаются придать этому общественный резонанс, которые это все показывают остальному миру, – они и будут преследоваться нашим законом. Поверьте мне, посадят правозащитников и потерпевших. И если меня посадят, пожалуйста, напишите статью, – смеется правозащитница. – Я уже в ожидании, если честно. Готовлюсь к тому, что меня могут посадить. Потому что я знаю, что и телефон у меня прослушивается, и угрожали мне не раз, причем иногда буквально внутри учреждений ФСИН. По пыточным же делам найдут какого-нибудь заключенного Васю, Петю, которому "поручили" изнасиловать, на них всю вину спишут и все, и на этом дело закроют. Хотя весь этот архив не просто где-то в сферическом вакууме находился – он был скопирован, когда переносился с видеорегистраторов в общий архив ФСИН! И речь ведь не только о пытках. В системе очень много составляющих: например, вымогательство – забирали заработные платы работников, пенсии у осужденных-пенсионеров, вымогали деньги в обмен на то, что их не изнасилуют. Это гигантский масштаб преступлений!
Что касается сроков и тщательности расследования даже тех дел, что удалось возбудить, у адвокатов тоже есть претензии.
– То ли следователи не готовы к объективному расследованию, то ли у них есть указание заморозить это дело на некой стадии. Потому что только у меня – из девяти подзащитных, которые уже признаны потерпевшими по делу, – ни одного близкого к окончанию расследования. А один, который даже опознан(!) в нашумевшей видеозаписи как жертва, до сих пор не признан потерпевшим. То есть его личность установлена и подозреваемые лица с этой записи установлены – пытки также очевидны, а он до сих пор не в статусе потерпевшего! Как так?! Хотя показания он дал еще в конце октября! Больше двух месяцев назад. Сегодня по нему звонила следователю (мне нужно было для обращения в суд о взыскании морального вреда постановление о признании его потерпевшим), а он: "Нет, я еще не выносил постановление", – говорит Алиева.
Регулярно не комментируют
Журналистам затягивание расследований следователи также не комментируют. В пресс-службах СК обоих регионов у редакции потребовали письменный запрос. На который ответа до сих пор не последовало.
Косвенным ответом от федеральных властей на вопросы журналистов и адвокатов некоторые правозащитники склонны считать движения топовых сотрудников ФСИН по карьерной лестнице. Так, в декабре президент России Путин повысил главу ФСИН Иркутской области Леонида Сагалакова – ему присвоено звание генерал-майора. Хотя причиной массовых волнений в ангарской колонии №15 в апреле 2020 года заключенные неоднократно называли выступление на плацу ИК Леонида Сагалакова, в котором он угрожал им сексуальным насилием.
Между тем в Кемерове правозащитника Дмитрия Камынина, находившегося в кемеровском СИЗО с декабря 2020 года по обвинению в хранении наркотиков, 4 января отпустили из изолятора и сразу снова задержали, обвинив в другом преступлении – вымогательстве. Камынин с другими активистами правозащитной организации "Сибирь Правовая" размещали на своем ютьюб-канале видеоинтервью с бывшими осужденными, рассказывавшими об избиения, вымогательствах и издевательствах в кузбасских СИЗО и колониях.
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: