Русские вопросы «Восточного партнерства». ЕС и соседи 10 лет спустя

"Мы видим желание некоторых стран, входящих в Евросоюз, использовать "Восточное партнерство" в антироссийских целях. Их не большинство, но они достаточно агрессивно себя ведут".

Так в конце 2017 года комментировал очередной – и на данный момент последний – саммит программы "Восточное партнерство" (Eastern Partnership, EaP) министр иностранных дел России Сергей Лавров. На днях ЕаР исполняется 10 лет: этот проект был основан в мае 2009 года на саммите в Праге. В него вошли 6 постсоветских стран: Азербайджан, Армения, Беларусь, Грузия, Молдова и Украина. С тех пор из Москвы в адрес "Восточного партнерства" звучала преимущественно критика: Кремль рассматривает ЕаР как программу, направленную на снижение российского влияния в странах бывшего СССР и "экспорт демократии" в этот регион. Российский вице-премьер Игорь Шувалов в 2015 году даже назвал создание "Восточного партнерства" "глубочайшей ошибкой" Евросоюза и утверждал, что развитие этой программы стало одной из причин украинского кризиса.

​Саммит в Вильнюсе в ноябре 2013 года, на котором должно было быть подписано соглашение об ассоциации между Украиной и ЕС, действительно был пока что самой бурной страницей в истории ЕаР. Отказ тогдашнего украинского руководства во главе с президентом Виктором Януковичем в последний момент подписать этот документ вызвал недовольство Брюсселя – но гораздо более бурное недовольство проявили украинские граждане на улицах Киева: начался Евромайдан, имевший через несколько месяцев роковые последствия для Януковича и его правительства.

Недовольство Кремля самим существованием ЕаР, возможно, вызвано тем, что инициаторами появления проекта были Швеция и Польша – страны, у которых с Россией в эпоху правления президента России Владимира Путина не лучшие отношения. Впрочем, и в самом ЕС к проекту относятся довольно неровно. Как отмечают в недавно вышедшем докладе, посвященном "Восточному партнерству", эксперты Польского института международных отношений, "факторами, препятствующими принятию более амбициозной программы развития ЕаР, являются позиция Германии, которая выступает против серьезных модификаций этого проекта, и предполагаемый выход Великобритании из ЕС". (Лондон был одним из активных сторонников развития ЕаР.) На фоне этих проблем празднование юбилея "Восточного партнерства" будет относительно скромным: в Брюсселе 13-14 мая пройдет специальное заседание с участием официальных лиц ЕС и лидеров стран-участниц ЕаР. А 6 мая министры иностранных дел этих государств пообщались в Братиславе с членом Еврокомиссии Йоханнесом Ханом и своими коллегами из "Вышеградской четверки":

Европейская служба внешних связей так комментирует цели "Восточного партнерства": "Стабильные, безопасные и процветающие страны по соседству с нами очень важны для стабильности, безопасности и процветания ЕC. Создать общее пространство, обладающее этими качествами, и есть цель "Восточного партнерства". Кроме того, "Восточное партнерство" открывает бизнесу с обеих сторон доступ к новым рынкам и потребителям. Особенно этому способствовало подписание Соглашений об ассоциации, которые предусматривают создание углубленных и всеобъемлющих зон свободной торговли. Другими преимуществами "Восточного партнерства" и тесных отношений с нашими восточными соседями являются рост туризма и возможностей для обмена, особенно для молодежи. Европейский союз также поддерживает независимые средства массовой информации в странах "Восточного партнерства", поскольку наличие объективных и свободных СМИ имеет решающее значение для демократии".

О сложных отношениях в треугольнике "Евросоюз – его восточные соседи – Россия" в интервью русской службе Радио Свобода рассказывает директор Центра европейской безопасности при пражском Институте международных отношений Матуш Галас.

– Когда 10 лет назад на саммите в Праге был дан старт "Восточному партнерству", каковы были представления о его будущем со стороны Евросоюза? Чего, собственно, хотели?

– Это было время, когда закончилось крупнейшее расширение Европейского союза: в 2004 году в него вступили 10 стран, три года спустя – еще две, Румыния и Болгария. О дальнейшем значительном расширении в обозримом будущем речь уже не шла. Но у Евросоюза была – и сохраняется до сих пор – заинтересованность в том, чтобы соседние с ним регионы были стабильными и по возможности успешно развивались. В этом смысл Европейской политики соседства, а "Восточное партнерство" является ее частью. Так что представления были такие: сотрудничество во имя политической стабильности и экономического развития, поддержка демократии и гражданского общества в шести бывших республиках СССР и, наконец, подготовка к возможному в не очень близком будущем приему этих стран в ЕС. В общем, постепенное сближение.

Разные направления Европейской политики соседства:

​– Это исключительно политико-дипломатический проект или там есть и другие элементы – направленные, например, на сотрудничество в сфере безопасности?

– Там есть разные элементы. Суть в том, что у ЕС нет ни одной области политики, однозначно направленной против кого-то – России, Китая, кого угодно еще. Однако сама попытка Евросоюза укреплять связи с восточными соседями не вызвала восторга прежде всего в России. Поскольку поддержку гражданского общества и демократических институтов, о которой заявляет ЕС, Москва толкует иначе – как геополитическую конкуренцию, вторжение в российскую сферу влияния. Особенно после 2014 года можно говорить о начале своего рода открытой конкуренции между Россией и Европейским союзом, или шире – Западом в этом регионе. И все чаще страны, о которых идет речь, рассматриваются, к сожалению, как "санитарный кордон" между ЕС и Россией.

​– И кто же побеждает в этой конкурентной борьбе?

– Не думаю, что тут уместно говорить о чьей-либо "победе". Дело в том, что поначалу в ЕС смотрели на страны "Восточного партнерства", исходя из той же логики, что и в случае со странами – кандидатами в члены ЕС. То есть видели в них группу стран со схожими намерениями, к которым поэтому можно предъявлять схожие требования – или, если хотите, пожелания. Но вскоре выяснилось, что так не получится. Страны "Восточного партнерства" слишком сильно отличаются друг от друга. В том числе и своими отношениями с Россией. У каждой из этих шести стран есть свой "русский вопрос". Поэтому и невозможно сказать, "кто побеждает": в каждом случае это выглядит по-разному.

Скажем, Беларусь, возможно, самая проблематичная с европейской точки зрения страна "Восточного партнерства". Она прошла через различные фазы отношений с ЕС. Был период европейских санкций против Минска. Потом президент этой страны Александр Лукашенко начал осторожное сближение, у него появились проблемы в отношениях с Москвой, и он теперь стремится поддерживать определенный баланс между Европой и Россией, играть в обе стороны. Это балансирование можно назвать белорусской версией "Восточного партнерства".

Украинская версия совершенно иная. Киев давно куда теснее, чем Минск, сотрудничал с Евросоюзом. В конце 2013 года на саммите "Восточного партнерства" в Вильнюсе должно было состояться подписание Соглашения об ассоциации Украины и ЕС. В последний момент, как известно, тогдашний президент Янукович от этого отказался, произошел Евромайдан и фактическая смена режима на куда более проевропейский. При нем соглашение об ассоциации наконец было заключено, Украина получила упрощенные правила торговли с ЕС и безвизовый режим для своих граждан как результат этого весьма турбулентного процесса сближения с Европой.

Молдова – очень интересный пример, отличающийся и от белорусского, и от украинского случая. У граждан Молдовы есть возможность получить румынский паспорт в упрощенном порядке, и очень многие ею воспользовались, что дало им право свободного передвижения в рамках ЕС. При этом у Молдовы есть проблема Приднестровья, которая блокирует перспективу вступления Молдовы в Евросоюз в будущем. У ЕС уже есть опыт приема в свои ряды страны, которая не контролирует часть своей территории, – это Кипр. Между прочим, именно из-за кипрской проблемы не существует регулярного обмена информацией в сфере безопасности между ЕС и НАТО, хотя нужда в таком обмене есть. Поэтому Евросоюз вряд ли пойдет на более тесное сближение с Молдовой, пока проблема Приднестровья не решена.

И так можно говорить о каждой из шести стран. Грузия, возможно, пример самого успешного среди них сотрудничества с Евросоюзом. После войны с Россией в 2008 году (снова "русский вопрос") у Грузии однозначная ориентация на сближение с Западом. Зато Армения и Азербайджан разделены карабахским конфликтом, и там у каждой из стран тоже неоднозначные отношения с Россией. Все это – иллюстрация того, почему к странам "Восточного партнерства" нельзя подходить так, как это пытался изначально делать ЕС – по групповому принципу. Поэтому сложно и говорить о том, кто выигрывает в геополитической борьбе: в каждой стране своя ситуация.

​– Так, может, проще строить отношения с каждой из них на двусторонней основе? К чему тогда вообще "Восточное партнерство" как отдельный проект?

– Во многом так и происходит. Иначе просто не получается. Влияние самого "Восточного партнерства" именно как группы довольно невелико. С одной стороны находится ЕС, а с другой – страны с совершенно разной степенью заинтересованности в дальнейшем сближении с Европой. И тут же присутствует третий игрок – Россия, которая оказывает влияние на каждую из стран "Восточного партнерства", но тоже в разной степени. Именно это делает ситуацию довольно сложной, а саму эту группу стран – очень разнородной. И конечно, по сравнению с 2009 годом ситуация на востоке Европы сильно изменилась, это тоже нельзя не учитывать.

​– Доживет ли в таком случае "Восточное партнерство" до своей 20-ой или хотя бы 15-ой годовщины?

– Трудно прогнозировать. Случается, что такого рода проекты оказываются долгоиграющими, но при этом не слишком эффективными. Так что не исключаю, что "Восточное партнерство" может дожить до следующего юбилея, но его никто не заметит. С другой стороны, возможен и обратный вариант: ситуация в регионе вновь изменится настолько, что этот проект станет важным форумом для обсуждения и решения проблем востока Европы.