Доступность ссылки

100 лет без примирения: Крым и революция. Кровавая зима. Первый красный террор


Плакат «Да здравствует революция!», весна 1917 года
Плакат «Да здравствует революция!», весна 1917 года

Революция в Крыму закончилась на переломе 1920 и 1921 годов. Но и 100 лет спустя те события продолжают оставаться камнем преткновения в отношениях различных этнических и социальных групп внутри полуострова и вокруг него. Как Крым пережил 1917-1921 годы? Почему история этого периода не до конца осмыслена? И есть ли шанс на примирение наследников противоборствующих сторон?

(Продолжение, предыдущая часть здесь)

Крым в революционный период пережил два красных террора. Первый, меньший, случился в конце 1917-го – начале 1918 года. Второй, не просто больший, а один из самых масштабных во всей стране, накрыл полуостров в конце 1920-го – первой половине 1921 года. Сегодня речь пойдет о первом из них.

Первая волна

Красный террор середины декабря 1917-го – конца февраля 1918 года состоял из трех относительно отдельных волн, которые прокатывались разными частями Крыма в разное время.

Матросы устроили посты на вокзале и прямо там убивали морских офицеров, пытавшихся уехать из города

Первой волной можно считать расстрелы офицеров Черноморского флота севастопольскими матросами 15-17 декабря 1917 года. Тогда, прикрываясь «местью» за репрессии после подавления революции 1905 года, команды миноносцев «Гаджибей» и «Фидониси» убили более 30 своих командиров, а всего погибло в городе 128 человек. То, что произошло в Кронштадте в первые дни революции, наконец, докатилось до Крыма. Матросы устроили посты на вокзале и прямо там убивали морских офицеров, пытавшихся уехать из города. Тогда же эти события окрестили «Варфоломеевскими ночами».

После этого Севастопольский ВРК постановил: обыски и аресты могут производиться только по ордерам, а дела должны разбираться следственными комиссиями и рассматриваться на открытых заседаниях ревтрибунала. Севастопольский комитет большевистской партии 17 декабря выпустил воззвание «Против самосудов!». В нем говорилось:

«Гнев народный начинает выходить из своих берегов... Партия большевиков решительно и резко осуждает самочинные расправы... Товарищи матросы! Вы знаете, что не у большевиков искать контрреволюционерам пощады и защиты. Но пусть их виновность будет доказана народным гласным судом... и тогда голос народа станет законом для всех».

Но было слишком поздно – коллективные убийства офицеров, священников и интеллигенции продолжались до 20 декабря, а одиночные расправы – до середины января.

Вторая волна

Вторая волна террора была непосредственно сопряжена с двухнедельной войной 2-15 января 1918 года, в результате которой большевики завоевали весь полуостров. Почти каждый раз непосредственным толчком к репрессиям становилось падение того или другого крымского города, и, что характерно, с каждым разом уровень зверств «красных» рос.

Первым советский режим был установлен 5 января в Феодосии. Поначалу большевики словно бы «стеснялись», расстреливая лишь офицеров (пусть даже армейских, только что вернувшихся с Кавказа), и почти не трогая местное население. В городе погибло более 60 человек.

В крымской столице большевики развязали террор не только против военных, но и против интеллигенции

14 января, в день захвата Симферополя был арестован и посажен в севастопольскую тюрьму глава крымскотатарского правительства Номан Челебиджихан. В крымской столице большевики развязали террор не только против военных, но и против интеллигенции. Одним из первых убили детского благотворителя и мецената Красного Креста Франца Шнейдера, участника революции 1905 года. Как было написано в некрологе в «Южных ведомостях»,

«потом, когда эти господа узнали обо всем, что покойный делал здесь для беднейшего населения, они явились ко гробу просить у трупа убитого Шнейдера прощения».

Очевидец Николай Кришевский кратко описал события после падения Симферополя:

«Сейчас же началась расплата, начались расстрелы офицеров, которых убили более 100, и наиболее уважаемых граждан. Последних собрали в тюрьме и убили всех – свыше 60 человек во дворе тюрьмы».

Всего примерно 200 симферопольцев и гостей города стали жертвами красного террора в январе.

В Карасубазаре погиб выданный предателем начальник Крымского штаба Владимир Макухин и 50 других офицеров.

В Евпатории красный террор с 15 января обеспечивали экипажи кораблей Черноморского флота: крейсера «Румыния» и транспорта «Трувор». Хватали не только офицеров, но и мещан и личных врагов революционеров. На «Труворе» началась расправа над пленными. Кришевский свидетельствовал о судьбе 46 заключенных:

Один из матросов ногой сбрасывал их в море, где они утонули. Эта зверская расправа была видна с берега, там стояли родственники, дети, жены
Николай Кришевский

«Со связанными руками были выстроены на борту транспорта, и один из матросов ногой сбрасывал их в море, где они утонули. Эта зверская расправа была видна с берега, там стояли родственники, дети, жены... Все они плакали, кричали, молили, но матросы только смеялись. Среди офицеров был мой товарищ, полковник, семья которого тоже стояла на берегу и молила матросов о пощаде. Его пощадили – когда он, будучи сброшен в воду, не пошел сразу на дно и начал умолять, чтобы его прикончили, один из матросов выстрелил ему в голову».

За три дня матросы убили и утопили не менее 300 человек, из которых несколько десятков и в самой Евпатории. Минимум двоих сожгли в пароходной топке. Здесь к террору впервые присоединились и местные большевистские власти, чаще – по личным мотивам, но кое-где – с целью банального грабежа жертв.

После четырехдневного сопротивления красногвардейцам 16 января пала Ялта. Озлобленные и опьяненные в прямом и переносном смысле победители немедленно начали учинять расправу над побежденными. Схваченных офицеров, общественников и просто богатых ялтинцев поднимали на борт прибывших из Севастополя миноносцев, допрашивали, а затем расстреливали на портовом молу. Тела сбрасывали в воду. Кадет Даниил Пасманик писал:

«Офицеров расстреливали по спискам, составленным солдатами из лазаретов и тайным большевистским комитетом, существовавшим уже давно... Было бы убито гораздо больше людей, если бы не было продажных большевиков: за очень большие деньги они или вывозили намеченные жертвы за Джанкой, или же прятали в лазаретах и гостиницах».

Хватали на улицах не только здоровых, даже больные в госпиталях не могли чувствовать себя в безопасности. Офицер Антон Туркул писал несколькими годами позже:

Матросская чернь ворвалась и в тот лазарет, где лежал брат. Толпа издевалась над ранеными, их пристреливали на койках
Антон Туркул

«Из переданных писем я узнал о конце моего брата Николая ... Матросская чернь ворвалась и в тот лазарет, где лежал брат. Толпа издевалась над ранеными, их пристреливали на койках. Николай и четверо офицеров его палаты, тяжелораненые, забаррикадировались и открыли ответный огонь из револьверов. Чернь изрешетила палату обстрелом. Все защитники были убиты. В дыму, в крови озверевшие матросы бросились на сестер и на сиделок, бывших в палате».

В материалах Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков, организованной генералом Антоном Деникиным, отмечалось:

«Достаточно было крикнуть из толпы, что стреляют из такого-то дома, чтобы красногвардейцы и матросы немедленного открывали огонь по окнам указанного помещения».

На третий день массовый террор пошел на убыль, сменившись индивидуальными преследованиями и грабежами. Контрибуции и реквизиции большевиков в Ялте позже оценивались в несколько миллионов рублей. Разграблению были подвергнуты дворцы и усадьбы по всему побережью.

Летом того года немецкие водолазы нашли на дне городской бухты «лес тел» утопленников. По меньшей мере 200 погибших ялтинцев и жителей окрестных поселков, из которых 80 офицеров – на совести «красных». Нескольких человек матросы убили в Алуште.

Январские погромы меньшей интенсивности произошли и в других городах Крыма, всего от рук революционеров погибла примерно тысяча человек. Только Алупка и Керчь смогли избежать красного террора.

Третья волна

Но это еще был не конец. 21 февраля 1918 года Совет народных комиссаров издал декрет «Социалистическое отечество в опасности!». Он повторно вводил смертную казнь, отмененную еще в октябре прошлого года. В тот же день на матросском митинге в Севастополе была избрана специальная комиссия из большевиков и анархистов, инициировавшая новую волну расправ.

22 февраля революционеры потребовали у городского совета автомобили для осуществления арестов, но получив отказ, двинулись пешком. Вечером вооруженная толпа в 2,5-3 тысячи человек сначала собрался на пристани, а затем, разбившись на отряды, под лозунгами: «Смерть контрреволюции и буржуям!» и «Да здравствует социалистическая революция!», – рассыпалась по улицам Севастополя. «Контрреволюционеров» и «буржуев» вытаскивали из домов и вели к зданию Морского собрания. Хватали и по предварительно подготовленным спискам, и случайных прохожих. Матрос Беляев так позже вспоминал ту ночь:

Никто не знал арестованных, ни того, за что их арестовали. Больше стоять было негде. Пришла шайка матросов и требовала отдачи
Матрос Беляев

«Когда все люди были собраны в одной комнате, я посмотрел на них: там были и офицеры, и священники, и так, просто разные, кто попало. Там были совсем старые, больные старики. Половина матросов требовала уничтожить их. Была избрана комиссия, куда попал и я. Я старался, чтобы люди шли через эту комнату. Людей было много, были и доктора, была уже полная зала… Никто не знал арестованных, ни того, за что их арестовали. Больше стоять было негде. Пришла шайка матросов и требовала отдачи… Ничего не слушали. Согласились вывести из зала. А около 12 час. ночи звонит телефон из городской больницы, меня спрашивают, что делать с 40 трупами, что около больницы. И тогда я узнал, что всех поубивали. Я слыхал, что в Стрелецкой бухте на пристани много убитых».

В два часа ночи 23 февраля 1918 года группа матросов ворвалась в городскую тюрьму и потребовала выдачи задержанных. Тюремный комиссар по телефону получил указание Севастопольского совета выдавать всех, кто указан в матросских списках. Среди первой пятерки был и Челебиджихан. Чудом уцелевший очевидец Владимир Лидзарь писал:

«Им связали руки сзади... Их повели... Никто из обреченных не просил пощады... Дорогой до места убийства, в Карантинной балке, как передавал потом рабочий Рогулин, их истязали... Перед расстрелом сняли с них верхнюю одежду и уже расстрелянных, мертвых били по головам камнями и прикладами».

Растерзанное тело крымскотатарского лидера вместе с другими закинули в автомобиль и отвезли к Графской пристани. Там убитых грузили на баржи, увозили подальше от берега и, привязав к ним камни, бросали в море. Лишь немногим родственникам позже удалось отыскать останки тел своих близких. В четыре часа матросы вернулись, или продолжить расстрелы заключенных.

За три ночи в Севастополе погибло от 600 до 800 человек; в Симферополе расстреляно еще 170. Лишь 27 февраля руководство Черноморского флота смогло принять резолюцию о прекращении самосудов. Но все равно в ночь на 1 марта в Евпатории были расстреляны 30-40 зажиточных горожан и офицеров.

Таким образом, за два с половиной месяца первого красного террора в Крыму (середина декабря 1917-го – конец февраля 1918 года) было казнено до 2 тысяч человек – примерно поровну офицеров и гражданских. Но единичные внесудебные расправы продолжались вплоть до самого свержения советской власти на полуострове в апреле.

Продолжение следует.

FACEBOOK КОММЕНТАРИИ:

В ДРУГИХ СМИ




XS
SM
MD
LG