«Я влюбилась в свой народ» ‒ нобелевский лауреат Светлана Алексиевич

Следственный комитет Беларуси вызвал на допрос 26 августа нобелевского лауреата по литературе ‒ писательницу Светлану Алексиевич. Ее вызвали в качестве свидетеля по уголовному делу о попытке захвата власти, возбужденному после создания в стране Координационного совета оппозиции по передаче власти, членом президиума которого стала писательница. Алексиевич сопровождали члены Координационного совета, перед зданием Следственного комитета ее аплодисментами встретили десятки людей и многочисленные представители СМИ. Допрос длился около 40 минут. За два часа до допроса она ответила на несколько вопросов корреспондента Белорусской службы Радио Свобода.

‒ Скоро вы идете на допрос в Следственный комитет. После допроса вы будете ограничены в том, что можете сказать. Но что вы собираетесь сказать на допросе?

‒ То, что говорили все члены Совета ‒ что Совет создан для преодоления политического кризиса в нашей стране и для объединения людей. Чтобы мы, как общество, не раскололись и не оказались на грани гражданской войны. У нас было только это желание. Все было по закону. Это касается и членов Совета, и тех сотен тысяч людей, которые вышли на улицы. Все хотели свободных, справедливых выборов, чтобы чувствовать себя свободными людьми, достойными людьми и решать свою судьбу. И мы стали в авангарде этого процесса.

‒ После нашего последнего разговора с вами стало известно, что происходило во время задержаний, в автозаках и за стенами милицейских участков и изоляторов. Вы тогда высказали предположение, что это делали не белорусы, не местные жители. Оказалось, что свои, белорусы. Вы понимаете, что творилось в их душах?

‒ Это один из вопросов, которые я постоянно ставлю каждому, с кем разговариваю сейчас, чтобы понять, что же это за варварство, откуда эта пещерная ненависть, что это за обработка, что это за люди, которые подверглись такой обработке и пришли с такой ненавистью к своему соседу? Мало кто из омоновцев отказался, некоторые из них опустили щиты, не били, не бросались на собственный народ.

БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ:

Алексиевич о ситуации в Беларуси: «Власть объявила войну собственному народу»

Это большая проблема ‒ как быстро человек опускается до пещерного уровня, как слетает налет минимальной культуры.

Но, с другой стороны, на моих глазах формируется нация. Всегда говорилось, что белорусы ‒ это недонация, у них недоязык. А народ вышел на улицу и удивил весь мир. Он показал свое достоинство, свое стремление к свободе.

Я влюбилась в свой народ. На наших глазах строится нация. Эти лица людей... Заполненные улицы и проспекты...

Мне говорили, что я должна уехать. Нет, я должна быть со своим народом. Я его люблю.

‒ В прошлом интервью я спрашивал вас, что бы вы хотели сказать Александру Лукашенко. Теперь я спрошу о другом ‒ что бы вы хотели сказать участникам митингов за Лукашенко? Не все они согнаны по разнарядке, не все там сотрудники ОМОНа, «отметившиеся» 9-11 августа. Есть люди, которые верят в это, преданы этому. Что бы вы хотели им сказать?

‒ Что мы все один народ. И нам нужно говорить друг с другом и прийти к общему пониманию. И что кроме свободы у нас нет другого пути. Нам нужно перестать быть заложниками прошлого. На недавних митингах мне нравилось, когда люди несли и красно-зеленые, и бело-красно-белые флаги. И многие несли их, чтобы показать, что мы должны быть вместе.

БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ:

Светлана Алексиевич: «Надеюсь, Лукашенко не хочет крови»

Интересная деталь. Идут бюджетники, может, они пришли сами, может, их согнали. Они кричат: «Батька», а рядом идут их дети ‒ 8-10 лет ‒ и кричат: «Уходи! Уходи!» Этот контраст был удивительным.

‒ Каким вам видится выход из этой ситуации? Ваш призыв «Уходи!» сейчас поддерживают сотни тысяч людей на улицах белорусских городов. А он не уходит, позирует с автоматом в руках. И какой выход? На что вы надеетесь?

‒ Я надеюсь на то, что если он не способен вести переговоры, то, может, мир заставит его вступить в переговоры, чтобы он понял, насколько серьезна ситуация в стране. И это важнее, чем его самолюбие, его семья. Ему ведь тоже важно, каким он останется в истории.

Я бы хотела, чтобы мир нашел форму, как вступить с ним в диалог. Может быть, даже с привлечением Путина. Я думаю, это единственный человек, которого он слушает. Сегодня речь может идти только о переговорах. Иначе мы упадем в пропасть.