«Сказал мне готовиться к худшему». Три истории украинских узников Кремля

Эта женщина говорит, что муж прощался с ней и детьми, как навсегда. «Когда услышал, в чем его обвиняют и какую статью инкриминируют, сказал мне готовиться к худшему. Хотя я еще надеялась, что его отпустят». Прошло уже больше года: сначала была тюрьма в России, теперь ‒ в аннексированном Крыму.

Эти истории Радіо Свобода публикует в сотрудничестве с Центром гражданских свобод и в рамках кампании #PrisonersVoice.

Эрфан Османов

«Мы прожили вместе 11 лет, и воспоминаний у нас очень много. Одно из самых ярких ‒ рождение нашего четвертого ребенка. Мой муж по натуре не слишком романтичный, а мне всегда хотелось, чтобы он меня из роддома встретил как-то по-особенному ‒ с цветами, с шариками. И в этот раз он подготовил мне такой сюрприз. Мы приехали домой, а там везде шарики, украшения, цветы. Ценность же не в шариках, а в том, что он ради меня это все сделал», ‒ вспоминает счастливые моменты Акиме Османова, жена крымскотатарского активиста, политзаключенного, фигуранта так называемой второй симферопольской группы по «делу Хизб ут-Тахрир» Эрфана Османова в разговоре с волонтерами кампании #PrisonersVoice.

Эрфан Османов ‒ крымскотатарский активист, он регулярно посещал политически мотивированные судебные дела в Крыму. На жизнь зарабатывал внутренней отделкой домов. Имеет музыкальное педагогическое образование, играет на трубе. Отец четверых детей.

Был задержан российскими силовиками 27 марта 2019 года. Ему инкриминируют «участие в деятельности террористической организации» и «приготовление к насильственному захвату власти организованной группой по предварительному сговору». Эрфану Османову грозит наказание в виде лишения свободы сроком до 20 лет. Российский правозащитный центр «Мемориал» признал его политзаключенным.

«Обыск начался очень рано ‒ еще не было шести, и длился три с половиной часа. Это был ужас. Мы спали, потом услышали этот грохот, я не могла понять, что происходит ‒ подошла к окну, а там ‒ свет от фар, какие-то люди в масках, ‒ вспоминает тот день Акиме Османова. ‒ Когда муж услышал, в чем его обвиняют и какую статью инкриминируют, сказал мне готовиться к худшему. Хотя я еще надеялась, что его отпустят».

Акиме вспоминает, как муж прощался с ней и детьми ‒ как последний раз. «Он подходил к каждому сыну и давал им наставления. Говорил, что они остаются за старших. Я видела слезы детей и Эрфан тоже едва сдерживается... Во время обыска у меня на руках все время был наш малыш, муж попросил его взять. Как он смотрел на ребенка ‒ как пытался запомнить каждую деталь и тот запах малыша, чтобы потом, когда не будет рядом, все это вспоминать, ‒ рассказывает жена заключенного. ‒ Когда Эрфана уже выводили, он подошел ко мне и сказал, что доверяет Всевышнему и мне».

Адвоката не допустили на обыск. Соседям также не позволили зайти во двор семьи Османовых. «Видимо, чтобы никто ничего не увидел и не услышал», ‒ говорит Акиме.

Она рассказывает, что следующие несколько дней были наполнены неизвестностью ‒ родные не знали, куда отвезли задержанных крымских татар, что с ними и будут ли они вообще живы. Адвокаты писали запросы и в конце концов удалось узнать, что Эрфан Османов находится в СИЗО в российском городе Ростов-на-Дону.

«Мужа поместили в одиночную камеру, где он провел полгода. Эти полгода, рассказывал он, были очень тяжелыми психологически, можно было сойти с ума, ‒ говорит Акиме Османова. ‒ Именно тогда у Эрфана ухудшилось здоровье. Начались проблемы с сердцем, он пережил несколько сердечных приступов, его откачивали в камере. Рассказывал, что ложился спать и не знал, проснется ли. Было настолько плохо, что он не мог уже говорить и стоять, даже молитву читал шепотом и сидя. Никакой медпомощи ему не предоставляли. Единственное, что ему помогло не сойти с ума, ‒ вера и физические упражнения».

Сейчас продолжается досудебное следствие. По словам жены, Ерфан год просидел в ростовском СИЗО просто так ‒ следствие не проводилось, следователь к заключенным не приходил. И только когда его перевели обратно в Крым ‒ в симферопольское СИЗО ‒ начались допросы.

«Сейчас их в камере 11 человек, ‒ рассказывает Акиме. ‒ Сейчас жара, и им там буквально нечем дышать. Мужа начало беспокоить повышенное давление, он постоянно пьет таблетки, чтобы снизить его. Есть проблемы и с печенью, и почками. Тюремную баланду пытается есть, но это не очень получается. Относятся к заключенным там не по-человечески. Во время карантина не было никаких мер безопасности, ни масок, ни антисептиков ‒ ничего».

Акиме рассказывает, что и она, и дети тяжело переносят разлуку с Эрфаном. «Если бы не вера ‒ опустила бы руки. А так понимаю то, что испытания нам послано не просто так, и его надо пройти достойно, ‒ говорит она. ‒ Есть надежда, что все скоро закончится, и все вернутся к своим семьям. Нас поддерживают люди. Если бы я была одна, мне было бы сложнее».

Она рассказывает, что после обыска и ареста Эрфана и она, и дети вздрагивают от малейшего шороха. «У нас четверо мальчишек, им трудно без отца, они очень к нему привязаны. Эрфан постоянно их чему-то учил, постоянно был с ними. Сейчас этого не хватает. Они постоянно спрашивают, когда отец вернется», ‒ говорит Акиме Османова.

«Отбывать такие сногсшибательные сроки и быть в тюрьмах должны настоящие преступники. Те, кто совершил настоящие преступления, и должны за это понести наказание. Получается, что сегодня быть верующим опаснее, чем преступником. Ведь даже преступникам не дают таких сроков заключения. Жизнь наших родных проходит в стенах тюрьмы, хотя они должны были быть дома и воспитывать своих детей. Дети не должны быть сиротами при живых родителях», ‒ говорит Акиме Османова.

Центр Гражданских свобод создал петицию с призывом к ООН, Совету Европы, Европейскому союзу, ОБСЕ, а также государствам, участвующим в этих организациях, повлиять на Россию для освобождения заключенных, защитить их от пыток, предоставить медпомощь, а также открыть доступ на территорию Крыма и ОРДЛО международным межправительственным организациям и гуманитарным миссиям. Также правозащитники объявили о наборе волонтеров кампании #PrisonersVoice.

Александр Шумков

«Надежду дают только вера и надежда на лучшее. Вера в то, что справедливость будет. Что Саша вернется домой. Что он будет счастлив в этой жизни, ‒ говорит Людмила Шумкова, тетя украинского политзаключенного Александр Шумкова, которого в России приговорили к четырем годам колонии по так называемому делу «Правого сектора». ‒ Он мой племянник, крестный сынок. Я его впервые увидела, когда ему было пять дней от роду, это было такое маленькое красивое дитя. Вместе с его мамой, моей сестрой, с бабушкой и дедушкой мы отводили его в детский сад, в первый класс. Потом ‒ выпускной. Эти яркие моменты останутся в памяти навсегда. Сашки очень не хватает. Хочется, чтобы он был на свободе и свободно продолжал избранный им путь».

Александр Шумков родился 19 сентября 1989 года, жил в Херсоне. С 17 лет принимал активное участие в развитии общественной организации «Союз украинской молодежи в Украине» на Херсонщине, популяризировал украинский язык, читал лекции по истории Украины и организовывал выставки на историческую и краеведческую тематику, занимался патриотическим воспитанием молодежи.

«Саша всегда имел активную гражданскую позицию. Непосредственного с его участием в Херсонской области, в Бериславском районе, был установлен первый памятник борцам за свободу Украины. Он принимал активное участие в создании этого мемориала, ‒ рассказывает Людмила Шумкова. ‒ А потом, конечно, поехал на Майдан, а впоследствии ‒ на войну».

Во время Революции Достоинства и после нее Александр Шумков находился в рядах «Правого сектора» и охранял тогдашнего лидера организации Дмитрия Яроша. После чего пошел служить в ВСУ. Служил по контракту в селе Чернобаевка Белозерского района Херсонской области.

17 августа 2017 года не вернулся после службы домой. Полтора месяца родные не знали, что с ним и где он. И только 29 сентября 2017 года его обнаружили в российском СИЗО. Матери заключенного поступило письмо от Следственного комитета и ФСБ России, в котором говорилось, что ее сыну объявлено подозрение «в участии в экстремистских организациях».

Мать узнала через адвоката, что Александра похитили сотрудники ФСБ, и границу он пересек против своей воли без сознания. В суде защита озвучила подробную версию тех событий. Согласно ей, Александр Шумков, как дознаватель военной прокуратуры Украины, ехал на встречу с информатором, который должен был предоставить ему информацию о поставщиках наркотических веществ с территории, подконтрольной группировке «ДНР/ЛНР», в Одесскую и Днепропетровскую области Украины. Неподалеку российско-украинской границы, на месте встречи с информатором, на машину было совершено нападение. Александр был обездвижен ударом электрошокера и в бессознательном состоянии вывезен на территорию России.

В декабре 2018 года российский суд приговорил Александра Шумкова к четырем годам колонии по обвинению в совершении преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 282.2 УК РФ («Участие в деятельности экстремистской организации»), в связи с членством в запрещенном в России «Правом секторе».

Правозащитный центр «Мемориал» признал Александра Шумкова политзаключенным. Сейчас он отбывает наказание в колонии №4 в городе Торжок, в Тверской области. Людмила Шумкова рассказывает, что в заключении российские силовики пытали Александра и угрожали ему расправой.

«Когда он уезжал в зону боевых действий как доброволец, то всегда говорил: «Если я попаду в плен, я себя взорву гранатой». Для него попасть в лапы к врагу ‒ это уже насилие. И когда его передали в ФСБ и начался непрерывный допрос, несколько суток ему не давали спать, есть, пить, ‒ рассказывает Людмила Шумкова. ‒ Саша несколько раз объявлял голодовку. Когда его привезли в СИЗО в Твери, то применяли уже физические пытки. Его выводили в какое-то тесное помещение и там били по спине и ногам свернутым резиновым ковриком».

Александр рассказывал адвокату, что испытывал сильную боль после избиения, но не обращался за медицинской помощью, так как боялся дальнейшей расправы. Впоследствии его с пятью другими арестантами на десять дней поместили в камеру площадью 12 квадратных метров. Он передал через адвоката, что в помещении не было чем дышать, на стенах и потолке была плесень, присутствовал резкий запах сырости. После прибытия в колонию №4 в городе Торжок Александра, по данным его защитника, били дубинкой по ногам, спине и голове, и при этом сотрудник колонии говорил украинцу: «Это тебе за убитых сотрудников «Беркута» на Майдане».

К нему в колонию приезжали сотрудники ФСБ, заставляли его давать ложные показания против другого украинского узника, говорили, что живым он из России не уедет, не попадет в один список на обмен», ‒ рассказывает мать.

Почти весь срок заключения в колонии №4 города Торжок Александр Шумков находится в штрафном изоляторе или помещении камерного типа. Однажды он провел 14 суток в ШИЗО только за то, что снял куртку, когда брился и умывался в камере.

«С момента попадания в колонию он даже не прошел карантин, а сразу попал в штрафной изолятор на 39 суток. После этого его признали злостным нарушителем правил внутреннего распорядка, и он полгода провел в помещении камерного типа. Это, по сути, то же ШИЗО, просто там немножко мягче условия пребывания, ‒ рассказывает Людмила Шумкова. ‒ 14 октября 2019 года он начал голодовку из-за нарушения прав заключенных и игнорирования их требований».

В заключении, говорит она, у Александра начались сильные головные боли и боли в спине, судороги. Ему не называли медпрепараты, которые давали. «В палату к нему заходили уже с набранными шприцами с неизвестными веществами, давали неизвестные таблетки. Не понятно, что это было за лечение, состояние его только ухудшалось от этого», ‒ говорит Людмила. Александр страдал и от зубной боли, но никаких обезболивающих ему не давали, как и не направляли к стоматологу.

Родные Александра очень надеются на обмен. Сам же Шумков, как узнали они через адвоката, не исключает вариант, что в 2020 году его «по команде с Лубянки вывезут куда-то, где и закончится его жизненный путь».

«С вопросами об обмене очень трудно, мы никак не можем достучаться до Офиса президента, ‒ рассказывает тетя политзаключенного. ‒ Президент делает какие-то заявления для СМИ о том, что процесс не остановлен, он продолжится после завершения эпидемии СOVID-19, но не понятно, что происходит сейчас. У нас, родных политзаключенных, никакой информации нет, проходит ли этот процесс переговоров, или он остановлен, и что вообще со списками на обмен?».

«Наши политзаключенные нуждаются в поддержке, поскольку эти люди были заключены за свою позицию, за свою идеологию, за борьбу за свободную Украину. Многие вложили свои силы в эту деятельность, и хочется, чтобы люди помнили о них, чтобы они там знали, что их здесь ждут и что все это не зря, потому что именно это дает им силы и веру», ‒ заключает Людмила Шумкова.

Виталий Чмиль

«Я каждый день прошу Бога, чтобы моего сына обменяли, чтобы я его скоро увидела. Только надежда на это дает мне силы, ‒ говорит Елена Чмиль, мать бойца тридцать шестой отдельной бригады морской пехоты ВМС ВСУ Виталия Чмиля, который 2 мая 2018 года попал в плен к пророссийским боевикам так называемой «ДНР». ‒ Мне все напоминает о сыне. Все... Я уже третий год его не вижу».

2 мая 2018 года Виталий Чмиль исчез во время выполнения боевой задачи. В тот день, рассказывает Елена Чмиль, ей позвонил комбриг и спросил: случайно, Виталий не дома. 10 мая Елена Чмиль уже была в Широкино Донецкой области, общалась с начальством сына. «Ни один командир ничего толкового мне не сказал, только спрашивали, Виталий ничего плохого о них и службе не рассказывал, ‒ вспоминает мать пленного ‒ и в тот же день по российскому телевидению показали видео, где Виталий в плену».

Впоследствии Виталия видели в нескольких пропагандистских роликах, начались разные разговоры ‒ не дезертир ли он. Здесь его объявили в розыск. Но осенью 2018 года, рассказывает Елена Чмиль, над ее сыном на оккупированной территории состоялся «суд» и боевики приговорили его к 17 годам заключения. Долгое время место пребывания Виталия было неизвестно, сейчас же, по словам матери, военный находится в макеевской колонии, а до того был в донецком СИЗО.

«Когда мы пришли на обмен пленными, то я узнала, что он жив. Несколько раз звонил мне. Рассказывал, что сильно издевались над ним, пытали. Он находился в подвале с крысами, ‒ рассказывает Елена Чмиль. ‒ Я никогда не обращала внимания, что сын умеет рисовать. Когда вернулись ребята из плена, то показывали его картины».

Говорит, что Виталий страдает от сильных головных болей, но никакой медицинской помощи он там не получает. Надеется, что его в ближайшее время обменяют и он вернется домой. «Но в СБУ мне все время говорят, что его в списках на обмен нет, так как «ДНР» его не подтверждает. Не понимаю, почему так», ‒ рассказывает Елена Чмиль.

Виталий Чмиль жил в Николаеве, до службы в ВСУ работал на одном из николаевских заводов, воспитывал сына.

«Он был моей надеждой от Бога. У меня ‒ четвертая стадия онкологии, он меня лечил. Сам воспитывал несовершеннолетнего сына, теперь мальчик живет со мной», ‒ говорит женщина.

По последним данным Службы безопасности Украины, на оккупированных российскими гибридными силами территориях Донбасса лишены свободы 214 человек. Относительно удерживаемых непосредственно на территории России и в оккупированном Крыму, то по данным уполномоченного Верховной Рады Украины по правам человека Людмилы Денисовой, их от 113 до 115. В списке Крымскотатарского ресурсного центра значатся 86 крымских политзаключенных. При этом в «Крымской правозащитной группе» сообщают, что в тюрьмах и СИЗО России и аннексированного Крыма содержатся не менее 94 граждан Украины. А член Совета правозащитного центра «Мемориал» Сергей Давидис сообщил, что в списке их центра находится 315 человек, 59 из них ‒ крымчане.

МИД Украины констатирует, что за последний год Украине удалось провести три успешных этапа освобождения удерживаемых лиц и вернуть из российских тюрем более 130 граждан Украины. Однако вопрос освобождения граждан Украины, удерживаемых Россией по политическим мотивам, до сих пор остается актуальным, прежде всего в контексте длительных репрессивных практик на временно оккупированной территории Автономной Республики Крым и Севастополя, а также на территории самой России, говорится в сообщении.