«Нормальные люди, а вас все привозят». Зачем крымских татар помещают в психбольницу

Десятки крымских татар за последние годы прошли через судебно-психиатрическую экспертизу. 13 декабря на месяц в лечебницу отправили координатора объединения "Крымская солидарность" Сервера Мустафаева, который в организации отвечал за работу с журналистами. До этого через экспертизу прошли его коллеги Сервер Зекирьяев (он помогал "Солидарности" возить активистов) и Сейран Салиев (освещал обыски и задержания, пока его самого не арестовали). В присутствии вооруженных сотрудников ФСБ их спрашивали, считают ли они себя психами. Они не отвечали и каждого поместили на месяц в психиатрическую клинику.

Утром 13 декабря во двор Симферопольского СИЗО, древней постройки еще екатерининских времен, заехал автозак. Сервера Мустафаева – на воле координатора "Крымской Солидарности", а тут – заключенного по террористической статье, провели из камеры в бокс для этапированных. Он прошел по "кишке" – заплеванному, разрисованному и вонючему подземному коридору от здания изолятора до боксов, а там уже сел на бетонную лавку и стал ждать. Сервер принес с собой пакет с вещами – его на месяц отправили в психиатрическую клинику для прохождения экспертизы. Его обыскали, залезли в пакет и оставили ждать, когда охранник выкрикнет его имя и запустит в автозак. Сервер прислонился спиной к стене, закрыл глаза, и стал вспоминать, как чуть больше месяца назад общался с психиатром.

"Вы считаете себя психом?"

– Ну вы же знаете, зачем вас сюда привезли, – женщина смотрела мимо него. Обычный медицинский кабинет, бумаги на столе, только слишком мало мебели.

– Нет, – ответил Мустафаев. – Дайте ясность.

– Это просто общение с психиатром для экспертизы.

– А адвокат мой где? – Сервер пытался поймать взгляд женщины.

– Он тут не нужен.

– Ну, я без адвоката не буду ничего говорить. – Мустафаев посмотрел вправо – там стоял человек в маске, еще несколько конвойных здесь же, в комнате, ждали окончания беседы. – Я вообще считаю такое общение унижающим мое достоинство. – Он поднял руки с наручниками перед собой.

– Вы знаете, – улыбнулась женщина и впервые посмотрела ему в глаза. – Я так и предполагала, что вы так скажете. Слушайте, а если бы я не разъяснила вам, что мы тут делаем, вы бы себя так же вели?

– Спасибо вам, конечно, за разъяснения, но это ваша работа, как бы. А вообще, хорошо, что вы такая догадливая, не впервой же с нами общаетесь.

– Вы же понимаете, – нахмурилась женщина, – что экспертиза только что закончилась, не начавшись, вы ее, значит, не прошли и теперь могут быть последствия?

– А вы же знаете, что "последствия" для меня и моего народа вообще без каких-то действий с нашей стороны наступают? Меня вот задержали и держат под арестом незаконно, против моей воли, а теперь еще и вы меня унижаете.

– Почему вы так говорите? – возмутилась женщина. – Это же просто общение с врачом!

– Не тот врач, – ответил спокойно Мустафаев. – И не то общение. Я вообще тут, потому что более четырех лет говорил о подобных унижениях и преследовании других оклеветанных.

– И что, – ухмыльнулась женщина, – они себя так же вели, так же, как вы говорили?

– Я на воле был, я не знаю, о чем они тут говорили. Но знаю точно, что они находились тут не по своей воле, держали их, унижая…

– Вы считаете себя психом? – резко спросила женщина, не дав ему закончить.

– Я мусульманин и считаю себя мусульманином. А кто-то – Мустафаев снова посмотрел направо – считает мусульман террористами.

– Так вы считаете себя психом? – снова спросила женщина.

– Я считаю себя мусульманином, – повторил Мустафаев. – И веду мусульманский образ жизни, как положено в нашем народе…

– Тогда мы закончили – Она закрыла папку с бумагами перед собой, оперлась локтями о стол и посмотрела на него в упор. – Я не знаю, с кем вы дальше встретитесь и насколько долгим будет следующее общение и экспертиза.

– Я понимаю, – немного помолчав, ответил Сервер. – Я готов ко всему и не жалею. Я прав и скоро это все закончится.

За все время разговора люди в масках из ФСБ, которые стояли у него за спиной, кажется, ни разу не шевельнулись.

"Мустафаев!" – крикнул охранник. Сервер открыл глаза, встал и вышел из здания и тут же зашел в автозак. В симферопольской клинике на улице Розы Люксембург его поместили в палату на пятерых. Экспертиза – формальная процедура, за все время, что он проведет в клинике, ему зададут пару вопросов, чтобы в конце сделать вывод о вменяемости для следствия. Все это время он будет находиться среди пациентов клиники и относиться к нему будут как к пациенту. Мустафаева, как и еще 27 крымских мусульман, обвиняют в причастности к исламской партии "Хизб ут-Тахрир". Организация, отрицающая насильственные методы распространения ислама, признана в России террористической. Все обвиняемые проходят через психиатрическую экспертизу.

"Пытка длиной в месяц"

Летом 2016 года в этой же психиатрической клинике оказался Ильми Умеров – заместитель председателя запрещенного в России Меджлиса крымскотатарского народа. Его обвиняли в призывах к сепаратизму в интервью телеканалу ATR, где он говорил, что санкции в отношении России рано или поздно приведут к тому, что Крым станет слишком дорогим удовольствием для страны. В СИЗО он не был, но находился под подпиской о невыезде. И месяц провел в психиатрической клинике. Есть больничную еду он не решался, опасаясь, что в ней окажутся психотропные препараты. Кровати с пациентами в это жаркое лето выставляли на ночь рядами на улице. У Умерова стало плохо с сердцем, он стал терять сознание. Тогда руководство отделения пошло на уступки – ему выделили отдельный ключ от туалета. Каждый день навестить его приходили родные. Он протягивал руки через прутья клетки и пытался обнять внучек, они целовали эти руки.

"Формально в психиатрической клинике проводится "принудительная судебно- психиатрическая экспертиза" по решению суда. В случае с Сервером Мустафаевым никакой необходимости нет. Никаких признаков психиатрической патологии у него нет. На самом деле, "экспертиза" проводится с целью унизить, держать в страхе и оказать давление на сознание и волю человека, – рассказал Умеров после того, как узнал, что Мустафаева отправили в ту же клинику, где и он провел четыре недели. – Я через "экспертизу в психушке" прошел в позапрошлом году, причем был первым "политическим" после развала СССР. Здоровый человек помещается в среду настоящих хронически больных людей. Это одна продолжительная пытка длиной в месяц. Отношение сотрудников, кроме врачей, – такое же как к больным: мат и окрики одинаково. Правда, есть два отличия: мне не проводили лечения и позволили не принимать больничную еду. Между мной и Сервером "экспертизу" провели примерно 25-ти политическим заключенным. Они все крымские татары – это указывает на наличие дискриминации по национальному признаку даже в таком вопросе как "принудительное проведение судебно-психиатрической экспертизы".

После этого Умеров молчит и добавляет, улыбаясь: "А может это привилегия? Все-таки уже примерно 25 крымских татар получили "справку" об отсутствии психиатрической патологии".

"Чувствуешь себя подопытной мышью"

В мае 2016 года в Бахчисарай въехало несколько грузовиков со спецназом ФСБ и "Беркутом" Росгвардии. Люди с автоматами и в масках оцепили улицы, в нескольких домах крымских татар начались обыски. Сейран Салиев, работавший летом экскурсоводом, забежал в мечеть 6-го микрорайона, включил громкую связь транслятора на минарете, откуда каждый день звучит азан, и стал кричать об обысках. Позже его за это судили и оштрафовали, но тогда он не знал, чем еще мог помочь единоверцам. Сотрудники ФСБ задержали тогда четверых крымских татар по обвинению в принадлежности к "Хизб ут-Тахрир". Судебный процесс по ним подходит к концу в Северо-Кавказском военном окружном суде.

"Их несправедливо посадили в места лишения свободы, их сейчас нет с нами, – в Бахчисарае праздновали Курбан-Байрам, Салиев попросил микрофон, чтобы выступить и стал говорить о заключенных. – Я бы хотел, чтобы каждый об этом помнил". Закончить он не смог и заплакал. На следующий год в октябре его самого арестовали по делу "Хизб ут-Тахрир" и поместили в СИЗО, где он находится уже больше года. В психиатрической клинике Симферополя он тоже провел свой месяц.

"Необходимости в этой экспертизе нет вообще. Это очередное давление со стороны спецслужб. Это действие, унижающее чувства достоинства и чести. Зачем отправлять на экспертизу меня – человека в социальном плане устойчивого, имеющего родителей, супругу и детей и официально работающего? Эти действия я расцениваю не иначе как попытку унизить, выставить на посмешище и в моральном плане задавить человека. Потому что когда находишься там и видишь действительно психически больных людей, становиться очень неприятно в моральном плане. Эти действия со стороны ФСБ – дополнительное давление в отношении нас. Тех, кто имеет взгляд, который отличается от официальной позиции этой тиранической страны под названием Россия", – рассказывал Салиев о своем опыте прохождения экспертизы.

В больнице он, как и все остальные, находился в запертой палате с зарешеченным окном. В глазок двери, всегда открытый, за ним постоянно наблюдали сотрудники и охранники из бойцов ОМОН. Они смотрели зло и не скрывали этого, сопровождали из палаты с дубинкой в руках.

"Там ты чувствуешь себя "подопытной мышью", а смотрят на тебя, как на опаснейшего преступника наподобие "доктора Лектора" из фильма "Молчание ягнят", – пытался передать ощущения Салиев – В отношении к тебе сотрудников учреждения, начиная от младшего санитара до заведующего,чувствуется сострадание, внимание, помощь и понимание. А конвой, ОМОН, – очень агрессивно настроенные ребята, которым, кажется, дали искаженное понимание о нас. Когда идешь на прогулку, брать омовение либо на кухню, они сопровождают тебя с резиновой дубинкой в руках и злостью в глазах. Большинство из них такие. Видно, что у них отсутствует здравый смысл и умение размышлять. Но не у всех, – несколько из этих бойцов понимали, что к чему, и постоянно твердили нам: "Все образуется, вернетесь к своим семьям и домам". Один, прощаясь уже, снял маску и сказал мне: "На свободе увидимся в кальян-кафе, с улыбкой вспомнишь эти дни, которые прошли как "страшный сон".

"Вас все привозят к нам и привозят"

Вместе с Салиевым обвиняемым по делу проходит Сервер Зекирьяев. Его задержали тогда же – в октябре 2017 года. Дома у него оставались двенадцать детей, через несколько месяцев родился тринадцатый, которого он никогда не видел. В день, когда задерживали Зекирьяева, у них с женой Заремой была 20-я годовщина свадьбы. В СИЗО он находится уже больше года.

"Это, конечно, стандартная процедура чтобы выявить психически неадекватных людей, – рассказывает Зекирьяев, который провел месяц в психиатрии. – В принципе, направляя нас на подобные экспертизы, следствие и спецслужбы дискредитируют сами себя каждый день. Там, на самом деле, удовлетворительные условия, отношение – тоже, в конце срока экспертизы прощались все, даже некоторые ОМОНовцы. Но в случае со мной и с остальными политзаключенными это ничто иное как давление. Способы спецслужб меняются в зависимости от обстоятельств, но методы остаются всегда одни и те же – прессинг и беззаконие".

Наримана Мемедеминова задержали и поместили в СИЗО в конце марта 2018 года. Он не успел открыть дверь и ее сразу же выломали сотрудники ФСБ. Матерясь, его бросили на пол, надели наручники. Жена Лемара потеряла сознание и пришла в себя уже в присутствии врачей "скорой помощи". На улице спецназ перекрыл улицу и лениво переругивался с активистами, которые моментально собрались у дома Мемедеминова. У него изъяли всю технику и телефоны, увезли в спецприемник, на следующий день суд арестовал его по обвинению в публичных призывах к терроризму за ролики на его канале YouTube 2013 года: один о несостоявшемся в октябре 2013 года форуме "Хизб ут-Тахрир" в Симферополе, другой – о прошедшем в том же году митинге "Одна умма – один флаг". Партия в Украине и большинстве европейских стран не запрещена и тогда активно развивалась среди крымских мусульман.

"Официально, экспертиза назначается, чтобы выявить психические отклонения подследственного. Или наоборот подтвердить, что он психически и психологически здоров, – рассказывает Мемедеминов, который провел месяц в психиатрической лечебнице. Перед стационарной – в больнице – возят на так называемую "пятиминутку" – беседу с психиатром. Где цель та же. Мы не разговаривали на пятиминутке, потому что утверждали, что это унижает наше достоинство, когда хорошего человека обвиняют в страшных преступлениях и чтобы подтвердить его вменяемость, проводят подобные экспертизы. После того как, на пятиминутке отказываешься разговаривать, назначают стационарную. Условия пребывания там удовлетворительные. Общий туалет, не чистый, мягко говоря, один раз в неделю баня. Тогда же и постирать можно. Питание три раза. Всегда, когда там люди по таким статьям как у нас, есть ОМОН, чтобы усилить охрану. Отношение настороженное, но это в первые дни. Потом понимают, что люди адекватные и нормально относятся. Там есть около шести дежурных врачей и одна заведующая. Общение есть со всеми, потому что они за четыре недели вызывают каждого и наедине разговаривают. Потом из общения делают выводы. В разговоре понимают вроде и сочувствуют даже, но потом, когда я, к примеру, знакомился с экспертизой, увидел что в заключении написано совсем не то, о чем мы говорили".

– Вы вообще слышали когда-нибудь до 2014 года о террористах и терроризме в Крыму? – спрашивал Мемедеминов в кабинете врача. Его слушали сначала молча, потом все больше включались в разговор.

– Нет, вы же знаете, – отвечал врач.

– Да их потому что и не могло быть! – говорил Мемедеминов, будто объясняя очевидное ребенку. – Потому что все это антитеррористическое и антиэкстремистское законодательство направлено на подавление инакомыслия, а не на борьбу с терроризмом.

"Потом я говорил о крымских татарах, мусульманах, говорил об исламе, говорил обо всем, даже заведующей показал, что ей делать чтобы избавиться от проблемы в шейном отделе позвоночника, – продолжает Мемедеминов. – Я заметил, что у нее проблемы, и попросился к ней на прием, чтобы показать что делать. В целом отношения были довольно дружелюбными. В конце срока экспертизы приезжает психиатр и говорим с ним. Так вот после общения, он встал пожал мне руку и сказал что рад знакомству и пожелал всего наилучшего. По выражению лица и ходу всей беседы это все проявлялось. Но когда я знакомился с экспертизой, там было совсем не то, о чем шли наши беседы. Характеристика в общем нормальная, но о беседах знаете, что написано? "Спрашивал: "Слышали ли вы о терроризме и террористах?". Ни слова о том, что это относилось ко времени до 2014 года, ни слова обо всех часовых беседах. Наоборот: "После ответа, что не слышали, замыкался и прекращал общение". На самом деле, стационарную экспертизу назначали и тем, кто отвечал на вопросы психиатра на "пятиминутке", и тем, кто отказывался говорить. Атмосфера психиатрической больницы не то чтобы сковывала или давила, но сам факт нахождения адекватного человека на психологической экспертизе, это давление. Я об этом говорил врачам, что меня лживо обвиняют в страшных преступлениях и чтобы выявить отклонения или подтвердить мою адекватность, меня и мне подобных помещают сюда и это объективно давление. На эти слова врачи не возражали, отмалчивались. А многие и вовсе открыто говорили: "Я вообще не понимаю, для чего вас возят сюда. Смотрим – нормальные люди, адекватные, а вас все привозят к нам и привозят".

Психиатрическую экспертизу, которую принудительно проходят десятки крымских татар, пока нельзя назвать карательной психиатрией.

"В политически мотивированных делах назначение судебно-психиатрической экспертизы чаще всего является средством запугивания и давления на обвиняемого", – считает публицист и советский диссидент Александр Подрабинек. В 1979 году в Нью-Йорке под редакцией Людмилы Алексеевой была самиздатом выпущена его книга "Карательная медицина" – свидетельства более 200 жертв злоупотребления психиатрией в политических целях советскими властями. За два года до публикации часть материалов была конфискована КГБ, но и того, что осталось, хватило на полноценное исследование. Во время суда над Ильми Умеровым Подрабинек участвовал в процессе в качестве общественного защитника. "Сама по себе судебно-психиатрическая экспертиза еще не свидетельствует о злоупотреблении психиатрией в политических целях, но открывает эту возможность для обвиняемого. С точки зрения следователя, понимание этого обстоятельства должно сделать обвиняемого более сговорчивым и склонить к сотрудничеству со следствием", – говорит Подрабинек.

Через клинику прошли уже десятки крымских татар. Это еще не возвращение карательной психиатрии советского времени, о которой писал когда-то Подрабинек, но это уже практика использования принудительной "экспертизы" следствием в отношении десятков активистов в Крыму.