Жертвоприношение по-российски: зачем переплавлять трофейную технику для храма

В российском музейном сообществе с неодобрением встретили заявление министра обороны России Сергея Шойгу о том, что ступени строящегося в подмосковной Кубинке главного православного храма Вооруженных сил России будут отлиты из трофейной техники вермахта. Главный аргумент: любой экземпляр вооружения противника спустя столь долгие годы после окончания войны обладает исторической и культурной ценностью. Пускать такие объекты на переплавку – недопустимое расточительство.

Недовольных неуклюже попытался успокоить член Патриаршего совета по культуре протоиерей Дмитрий Калинин. По его словам, на ступени грандиозного по размеру храма пойдут не музейные экспонаты, а принадлежащий военному ведомству лом: разбитые танки, самолеты и артиллерийская техника. Тут возникает резонный вопрос – откуда у военных столько неучтенного в музейных реестрах образцов вооружения Третьего рейха? И на это у священника есть ответ: ступени лишь частично отольют из вражеских предметов. Остальное – обычный промышленный металл.

Когда министр Шойгу напирал на символизм, когда давал понять, что каждый, входящий в храм, станет попирать ногами вражеское оружие, немало людей отреагировали на эту затею как на проявление язычества в самой архаичной форме. Да, в стародавние времена, когда войны были окружены различными ритуалами, трофеи действительно использовались в православных храмах. Только это был совсем другой, нежели у Шойгу, символизм. Холодное оружие могло быть вплетено в церковные ограды, а внутри храмов помещались ключи от взятых городов или неприятельские знамена. Главное же отличие: трофеями так распоряжались непосредственные победители, а не их правнуки.

Специализация филолога и культуролога Гасана Гусейнова – античность и раннее христианство. Это эпохи, где были неразрывно спаяны литература, мифы и обряды. И все же, узнав об инициативе Сергея Шойгу, мой собеседник счел неуместным рассуждать о переплавке нацистского оружия как о языческом жесте:

– Это даже не языческий жест. Это интеллектуальное и эмоциональное убожество. Это просто попытка восстановить, но на очень примитивном уровне старые, сталинского времени символы. Пусть лучше они свои мерседесы соберут и сделают из них ступеньки. Это ведь немецкая техника, которой они реально пользуются. Если это и символ, то символ утраты людьми понимания своего места в истории. Их пустоты. Они не могут оправдать свое существование никакими достойными деяниями. Именно по этой причине они хватаются за чужие победы и делают это в такой убогой форме.

Поймите, прошло более 70 лет, выросли два поколения. Они выросли уже в мире, а вовсе не в желании попирать вражеские, давно уже попранные (в том числе самими немцами) останки. Возвращаться к этому, пытаться таким образом возродить какой-то воинственный дух – это свидетельство слабоумия. Такую идею можно объяснить только тем, что эти люди хотят нового возбуждения вражды. Хотят какой-то войны, неизвестно с кем. Согласитесь, трудно воевать с противником, которого ты уже победил в 1945 году. У этих людей нет никаких ими сегодня защищаемых ценностей. Поэтому они придумывают себе ложные, – считает Гасан Гусейнов.

Военный историк, исследователь фортификационных сооружений Алексей Старков предположил, что Сергей Шойгу сделал свое заявление, не подумав:

– Потому что, во-первых, каждый экземпляр техники времен Второй мировой войны имеет определенную историческую и культурную ценность. Вне зависимости от того, какой из воюющих армий это принадлежало. Второй момент: как известно, немецкая боевая техника по лесам, полям и различным дворам не валяется. Все экземпляры находятся в каких-либо музеях или частных коллекциях. Просто так где-то "наковырять" технику ради того, чтобы переплавить на ступени – достаточно затруднительно. Тем более что это бессмысленно, ведь, как я уже говорил, ее ценность – это ценность объектов культурного наследия, а не ценность металлолома. Есть и третий момент, который вызывает определенные опасения. Часть военных музеев относится не к министерству культуры, а к министерству обороны. Это ведомственные музеи. Несмотря на то что предметы, которые находятся в этих ведомственных музеях, являются частью Государственного музейного фонда, эти музеи – структурные подразделения министерства обороны, а в армии, как мы знаем, принято выполнять приказы. И если сверху приходит приказ взять какие-то экспонаты и переплавить их на ступеньки храма, который строит министерство обороны, то приказ этот должен быть выполнен. Иначе, можете не сомневаться, руководитель музея потеряет свое место.

Мои опасения возникли не на пустом месте. Мы знаем, что коллекцию танков Кубинского музея сейчас частично передали в военно-исторический парк "Патриот", что, конечно, нехорошо. Великолепное собрание бронетехники всех времен и народов уже разбито между двумя институциями. Более того, я не считаю хорошей идеей создавать такие парки "Патриот" по всей России. Их надо чем-то наполнять. А наполнять какими-то экспонатами (техникой, в первую очередь) можно, только воруя объекты с постаментов либо из других музеев, что, в общем-то, и происходит.

– Неужели воруют даже с постаментов?

– Да, как мы знаем, для подобных музеев (это необязательно парки "Патриот") зачастую снимают с постаментов технику. Например, в Пскове был памятник, который в народе называли "Полпаровоза". Половинка паровоза "Победа" серии Л-4376 стояла у ДК Железнодорожников. Но для того чтобы наполнить коллекцию музея "Дорога жизни" на Ладоге, решением областной власти и РЖД эти полпаровоза были демонтированы и увезены в деревню Кобона. Жителям же Пскова было сказано, мол, успокойтесь, паровоз уехал на реставрацию. Это был официальный ответ РЖД. Мало того что паровоз послевоенный, эту серию начали выпускать в 1951 году, и потому он никакого отношения к Дороге жизни не имеет, так еще здесь было откровенное вранье жителям Пскова. Подумайте сами, как можно было отвезти на реставрацию паровоз в деревню, где никогда не было железной дороги? Откуда там специалисты? Как бы то ни было, прошло три года – паровоз не вернулся.

Другой вопиющий случай – это когда из Северо-Курильского музея с "Поля ратной славы" на острове Шумшу министерство обороны изымает японский танк. Он просто исчезает. Его вывозят военным транспортом, и всплывает он в Мурманске, в который этот раритет доставили якобы для реставрации. Куда его готовят? В парк "Патриот". А этот танк – единица хранения Государственного музейного фонда, со своим инвентарным номером.

​– Можем ли мы предположить, что для переплавки в ступени храма военные используют вновь найденные поисковиками в каких-нибудь болотах или оврагах объекты?

– Во-первых, невозможно такие объекты найти быстро. Во-вторых, каждый фрагмент бронетехники вермахта, как и любой другой военной техники, имеет определенную ценность для реконструкции подобных машин. Не секрет, что в Европе в последние десятилетия (и в России тоже) идет массовое изготовление военных машин с применением подлинных, оригинальных деталей. Такие машины занимают достойные места в экспозициях либо в военно-исторических реконструкциях. Можно делать полностью с нуля ходовой макет для реконструкции, а можно сделать его с использованием деталей подлинных машин. Поэтому каждый более-менее сохранный кусок брони, двигателя или еще чего-то может найти свое место в каком-то экспонате. Так что переливать его на металлолом – это, мягко говоря, неумно, – говорит военный историк Алексей Старков.