«Это будет убийственно для науки». Ученые России выступают против контроля за просвещением

Более 400 ученых и популяризаторов науки подписали декларацию с требованием отзыва из Госдумы законопроекта о просветительской деятельности. По их мнению, поправка в закон "Об образовании", нацеленная якобы на борьбу со зловредным иностранным влиянием, на самом деле фактически вводит запрет на любой обмен знаниями. Корреспонденты Север.Реалии выяснили, почему это нововведение может оказаться вредным для общества.

Законопроект № 1057895-7 "О внесении изменений в Федеральный закон "Об образовании в Российской Федерации" был внесен в Государственную думу в конце ноября группой сенаторов и депутатов, 23 декабря 2020 года его уже приняли в первом чтении. Он вводит понятие "просветительская деятельность", которого до сих пор не было в законодательстве. Заниматься просветительской деятельностью "вне рамок образовательным программ" можно будет лишь согласовав с органами власти. Таким образом под контроль попадают любые лекции, встречи, семинары, а также видео-уроки или подкасты.

"Отсутствие соответствующего правового регулирования создает предпосылки для бесконтрольной реализации антироссийскими силами в школьной и студенческой среде под видом просветительской деятельности широкого круга пропагандистских мероприятий, в том числе поддерживаемых из-за рубежа и направленных на дискредитацию проводимой в Российской Федерации государственной политики, пересмотр истории, подрыв конституционного строя, – говорится в пояснительной записке. – Порядок, условия и формы ведения просветительской деятельности, а также контроля за ней устанавливаются Правительством Российской Федерации.

Правительство законопроект поддержало, поскольку "вводимое правовое регулирование представляется актуальным", а значит, с большой вероятностью закон будет принят – несмотря на резко негативные оценки и юристов, и научного сообщества. Ученые восприняли эту инициативу как попытку вообще запретить свободное просвещение – при желании под закон можно подвести и научную конференцию, и курсы кройки и шитья. Юристы критикуют неопределенность формулировок и говорят об опасности слома государственной правовой доктрины в целом.

"В демократических государствах правовая доктрина формулируется как "все что не запрещено законом, разрешено", – объяснила в ходе онлайн-дискуссии Центра Архэ юрист Альфия Темир-Булатова.

Конкретный закон – Уголовный кодекс и другие – запрещает определенные действия, а касательно всего остального у нас есть плюрализм мнений, вероисповеданий, научных теорий и в целом человек свободен в выборе информации, поясняет она. Сейчас же идет тренд к тоталитарной доктрине, когда "разрешено только то, что прямо разрешено законом". И эта попытка урегулировать все виды человеческой активности, с получением лицензии на каждый шаг, каждый вздох, мне кажется очень порочной в целом для правовой доктрины государства", поясняет юрист.

В декларации, текст которой был опубликован 12 января, говорится о том, что сама постановка вопроса о регламентации или лицензировании просвещения "глубоко оскорбительна". Ученые и популяризаторы науки предупредили, что даже в случае принятия закона не намерены обращаться ни за какими лицензиями и не будут согласовывать тексты своих выступлений.

"Мы не будем его выполнять"

Иван Курилла, доктор исторических наук, профессор, финалист премии "Просветитель"

– Законопроект сформулирован так, что любая деятельность, которой занимаются многие ученые постоянно, в качестве добавления к своей научной и преподавательской работе, теперь будет фактически запрещена. Надо будет какие-то вещи регистрировать заранее, какие-то – лицензировать, и вообще заниматься просветительством вне рамок каких-либо государственных организаций будет невозможно.

Я не могу себе представить, что я для того, чтобы прочитать кому-то лекцию или рассказать то, что я знаю, вне рамок официальных учебных занятий, должен буду пройти описанный законопроектом путь. Этот путь означает фактически запрет – это противоречит самому представлению о том, что такое просветительство. Я не знаю, что имели в виду законодатели, но по смыслу того, что у них получилось, невозможно теперь вообще заниматься распространением каких-то знаний.

Я, конечно, понимаю, что наказывать за нарушение закона, когда и если он вступит в силу, будут каким-то выборочным путем, потому что просто запретить и прекратить вообще такую деятельность невозможно, мне кажется, физически. Нет такого количества контролеров. Но очевидно, что закон в очередной раз создаст группу людей, которая нарушает закон. Нельзя сделать закон, запрещающий дышать. Точнее, закон сделать можно – просто он сделает всех нарушителями закона. Вот это такой же закон. Он сделает нарушителем закона практически каждого второго ученого. И не только ученых, потому что просветительством занимаются преподаватели, люди, которые что-то знают и пытаются этим знанием поделиться. Закон изначально направлен на избирательное правоприменение.

И собственно, в этом смысл нашей декларации. Мы хотим сразу сказать, что мы и дальше будем заниматься просветительством. Потому что мы не можем этим не заниматься вообще, а закон предписывает такие правила, которые мы тоже не можем выполнять. Значит, мы просто заявляем заранее: извините, но мы не сможем выполнять этот закон, и мы не будем его выполнять. Я вообще считаю, что это акт гражданского неповиновения, но если такие безумные законы начинают приниматься…

Мне кажется, что в государстве сейчас, вот в этом режиме, возник страх перед любой независимой деятельностью. Основная мишень – не только просветительство, а любая деятельность, которая где-то идет не под контролем специально уполномоченных людей. И просветительская деятельность – одна из таких.

Там приплетено и иностранное влияние, потому что, видимо, иначе вообще невозможно никак это объяснить. То есть "не против хорошего просветительства, а против плохого", а чтобы отделить хорошее от плохого надо контролировать все. На самом деле, логика порочная, потому что здоровое общество живет самоорганизацией, живет помимо государства.

"Попадут все"

Александр Архангельский, кандидат филологических наук, профессор Высшей школы экономики, литературовед и писатель

– Ясно совершенно, что этот закон делали на коленке, что прямого приказа сверху не было. Но когда инициатива сенаторов и депутатов уже сложилась, видимо, кто-то в Кремле ее поддержал. Когда законы принимаются в приказном порядке, шансов остановить их практически нет – так принимался, например, закон о физлицах-СМИ-инагентах. Там борись не борись, они будут приняты. А что касается таких паразитарных законов – когда видят, к чему идет политический тренд и решают заодно к нему прислониться – у них судьба разная, иногда принимают, иногда нет. Закон об экскурсоводах не приняли, например. Поэтому зыбко.

Сам законопроект абсолютно расплывчатый: то они противопоставляют просветительскую деятельность образовательной, и это дано в преамбуле, то говорят, что надо дать право контролировать проекты образовательных учреждений, то есть напрямую говорят об образовании, а не о просвещении. И все, что касается иностранцев и взаимодействия с ними и необходимости получать заключения обо всех совместных с иностранцами проектах – это про образование, а не про просвещение. И получается, что законопроект пытается сразу, на всякий случай, захватить соседнюю поляну.

Он будет избирательным, именно в силу того, что если его применять системно, подряд, широким бреднем, то попадут все. Я не вижу ни одной группы просветителей – лояльных, нелояльных, с властью, против власти – которые в этих сетях бы не оказались.

Но если вам предлагают противодействовать недостоверным сведениям "об исторических, о национальных, религиозных и культурных традициях народов" – здесь никто не знает, что такое достоверные сведения о традициях. Традиция – это вещь текучая, это не объект. Традиция может прерываться, может возникать заново, может засыпать, а потом опять просыпаться, традиция – это то, что заведомо нельзя четко определить. Я всегда привожу такой пример. Если я, например, скажу, что "чеченское общество в 20 веке было глубоко светским и никаких массовых проявлений исламской религиозности не было, а наоборот, высшей ценностью было занятие наукой, искусством, главный герой чеченского народа в 20 веке – это Махмуд Исинбаев и академики-чеченцы по происхождению, а не муллы", то я уже попал под действие этого закона, потому что докажите-ка, что современная исламизация Чечни – это не проект и не конструкция, а продолжение традиций. Невозможно ни доказать, ни опровергнуть.

Любой сколько-нибудь зыбкий сюжет в истории всегда будет кем-то сочтен недостоверным истолкованием. Можно сказать: умерло столько-то крестьян, мы видим запись в книге регистраций. А если мы скажем, что крестьяне умерли от голода – это уже суждение. А если мы скажем, что этот голод стал следствием продразвёрстки, то это уже суждение в квадрате. И понеслось. И решать будут на свой выбор: если мне захотят перекрыть дорогу – перекроют, не захотят – не перекроют. Поэтому закон будет избирательным, таким же, как и закон о физических лицах-иноагентах, будет карательно-избирательным и произвольным.

Дальше он вводит такое понятие как ценностные установки. Вообще, просветитель не про ценностные установки, а про картину мира, про знания, про представления. Он не формирует ценностные установки, он рассказывает, как жизнь устроена, наука устроена. А в законе к просветительской деятельности напрямую отнесены ценностные установки.

Таким образом мы видим, что музейная среда, университетская, школьная, лектории, корпоративные научно-популярные лекции, лекции на нейтральных площадках в регионах попадают под действие регулятора. При том, что регуляторная часть не прописана. То есть дальше могут последовать тысячи подзаконных актов, которые вообще оплетут просветительскую деятельность как змеи и не дадут ей хоть сколько-нибудь в стране развиваться. Лицензирование – тоже. Там есть намек на возможность лицензирования, но нет прямой четко прописанной процедуры. Там даже ухватиться не за что, но оставлен миллион возможностей для подзаконных актов, которые скрутят всех в бараний рог.

Удастся, не удастся остановить принятие закона – это бабушка на двое сказала. Мы должны думать не об этом, а о том, что делать. Если мы все сделаем, а его примут – это будет огорчительно. Но если мы не все сделаем, и его примут – то вина будет наша. Конечно, каждая корпорация в отдельности не является силой. Но корпорации, которых много и которые делают солидарные заявления, силой могут стать. Я не тешу себя иллюзией, я понимаю, в каком мире мы живем, но в данном случае шанс остановить есть.

"Очередная репрессивная мера"

Софья Крапоткина, продюсер медиаплатформы "7×7", который является соорганизатором интеллектуальных пикников "Баркемп" в регионах России

Один из организаторов просветительских проектов в регионах России – медиаплатформа "7х7". Кроме журналистского проекта, компания проводит семинары, школы для гражданских активистов и журналистов, а также проводит летние просветительские конференции на открытом воздухе – "Баркемп". В 2019 году такие "Баркемпы" прошли в пяти городах – Сыктывкаре, Петрозаводске, Кирове, Йошкар-Оле, Ярославле, в них приняли участие несколько тысяч человек. За восемь лет существования конференции там читали свои лекции экономист Наталья Зубаревич, музыкальный критик Артемий Троицкий, политолог Леонид Гозман, журналисты Андрей Заякин, Мария Эйсмонт, Сергей Смирнов, богослов и философ Андрей Кураев и многие другие.

– Непонятно, как это будет работать, каково будет правоприменение. Также надо понимать, что организаторы Баркемпов – местное сообщество в разных городах, а 7х7 – это партнеры, которые помогают информационно, а также другими ресурсами. Организаторы - это активные граждане в Петрозаводске, в Сыктывкаре, в Кирове, и т.д. Я с трудом представляю, каким образом можно регулировать желание местных активистов проводить мероприятия для их собственной аудитории, – говорит Софья Крапоткина. – Очевидно, что это очередная репрессивная мера, попытки принять которую обусловлены желанием контролировать все, что происходит в сфере гражданской инициативы. Другого рационального объяснения нет.

Гасан Гусейнов, филолог, до недавнего времени профессор Высшей школы экономики (НИУ ВШЭ) , вынужденный уйти оттуда в 2020 году после череды скандалов, вызванных высказываниями о русском языке, участник большого просветительского и образовательного проекта Свободный университет.

В его манифесте записано: "Наша задача – выстроить университет заново, избавив преподавателей от всякого административного диктата… Нас нельзя изгнать из университета, потому что университет – это мы". Законопроект, посягающий на свободу просветительской деятельности, напрямую угрожает и Свободному университету, – считает Гусейнов.

– У нас преподают люди из европейских и американских университетов, у нас очень интернациональная студенческая среда, на занятиях присутствуют студенты из Стамбула, из Праги, из Венеции, из Москвы, Рязани, Казани, Питера. Кстати, у меня учится больше питерских студентов, чем московских. В этом семестре я вел курс "Классическая риторика и некоторые техники коммуникации". У нас замечательные курсы по философии, по юриспруденции, по логике. Они, конечно, не содержат никаких угроз – это работа с навыками критического мышления. Опасность, которая присутствует в каждом курсе – это самостоятельность суждения, дискуссия, спор, в том числе и политический, хотя политикой у нас занимаются мало. Но специфика университетского образования не в том, что люди передают кому-то какие-то знания в чемоданах. Нет, профессора, хотя они люди разных поколений, обсуждают основы своих знаний с людьми нового поколения, которые должны воспитать в себе критическое отношение ко всему этому старому багажу. То есть университет – это такие дрожжи мысли, которые поменяют жизнь в этом обществе. Наша установка – не в передаче базовых знаний по цепочке в нерушимом виде, наоборот – это базовые знания, поставленные на проверку следующим поколением. Это новые эксперименты, новые мысли, новые книги, написанные людьми, которые умнее нас, и которые мы обсуждаем. Университетское образование не принадлежит какой-то стране и уж тем более государству. Но люди, которые готовят такие законопроекты, этого не понимают, у них одна мысль – чтобы их оттуда не поперли, начальство не обиделось. Над ними стоит начальник с большой палкой, а внизу начальники с палками поменьше, им скажут принять закон, что земля плоская – и они его примут.

Гасанов не исключает, что какие-то репрессии могут применяться м к студентам университета.

– Им могут даже запретить у нас учиться, но они все будут заниматься тайком. Это будет удар по собственным студентам, а в конечном счете по собственной стране. Это даже не политика, это создание еще одного репрессивного инструмента, под который подпадут очень многие. Или будут прессовать преподавателей, которые живут в России. У нас все бесплатно, поэтому нас нельзя схватить за руку – вот, вы берете деньги и оказываете услуги неправильные: мы не оказываем услуг, проект у нас волонтерский. Но все равно могут давить, глушить людей всякими административными методами. Запрос на образование огромный – и запрос на то, чтобы освободиться от всякого министерского диктата, от всякой цензуры. В нашем онлайн формате студенты общаются со старшими студентами, которые по возрасту давно не студенты, и они получают друг от друга никак не меньше, чем от преподавателей, и это очень ценно, в аудитории такого получить нельзя... Недавно возник такой анекдот – что застигнута банда школьников, которая на тайных встречах в коммунальной квартире учителя читала "Шинель" Гоголя, потому что в школе они проходят Прилепина, а им хочется читать литературу.

Лев Лурье, историк, уже не первый год осуществляет в Петербурге проект "Дом культуры Льва Лурье"– экскурсии по городу, по музеям, лекции на самые разные темы – о физиках и лириках, о петербургских трамваях, о дворах Петроградской стороны и о многом другом.

– В Советском Союзе осуществлялась цензура смыслов и всей просветительской деятельности. Когда я сдавал экскурсию по Петропавловской крепости, надо было 16 раз процитировать Ленина, в Петропавловском соборе обязательно надо было сказать, что попы – это жандармы в рясах. Был огромный штат методистов, и по каждому параграфу была инструкция, методичка: ты точно знал, как ты должен относиться к Емельяну Ивановичу Пугачеву. Меня однажды выгнали из крепости, потому что я сравнил Пестеля с Наполеоном, а это было нельзя. По каждой части русской истории, литературы, русской и западной философии существовал свой академик. Например, вопрос о призвании варягов – это был вопрос академика Рыбакова, вопрос подлинности "Слова о полку Игореве" – Дмитрия Лихачева. И они выпускали инструкции по своим вопросам, как инструкции по пользованию пылесосом или холодильником. А теперь – вот я создал некую контору, у меня лекции, экскурсии – и кто мне скажет, может экскурсовод хвалить архитектора Лидваля или нет? В советское время, например, в экскурсиях нельзя было упоминать великих князей. А теперь – можно ли сказать, что Лидваль – средний архитектор? Я работал в школе в брежневское время, приходили люди, садились на заднюю парту и проверяли, правильно ли ты рассказываешь про татаро-монгольское иго, достаточно ли описал героизм русских воинов в Куликовской битве. Но мы жили при Брежневе и знаем – на каждый роток накинуть платок нельзя.

Никита Соколов, председатель совета Вольного исторического общества.

– Это будет убийственно для российской науки. У нас есть несколько просветительских линеек совместно с "Мемориалом", "Сахаровским центром" , Европейским университетом. Это лекции, семинары, круглые столы. Сам я участвую в проекте "Историк за верстаком": мы зовем какого-нибудь историка, который пользуется нетривиальными методами и получает нетривиальные результаты, и просим его об этом рассказать, первым у нас был Теодор Шанин, приходили блестящий специалист по нашей древности Игорь Данилевский, музейщик Иван Гринько, осенью был Игорь Дятлов из Иркутска, потрясающе интересно рассказывал о совершенно неизведанном сюжете – об истории китайцев в Сибири. А еще я заместитель директора музея Ельцин-Центра по научной работе, и я с некоторым ужасом думаю, как теперь будет действовать этот гигантский музей. Там же и лекционные залы, и арт-галерея, и книжный магазин, где представляются книги – все это просветительская деятельность, и что, все это согласовывать? Там же проходит около 1,5 тысяч мероприятий в год. Устраивает это небольшая команда, человек 12, и они под тяжестью согласований просто умрут, вся эта деятельность прекратится. Даже технически это невыполнимо, не говоря уже о том, что это, скорее всего, введение идеологической цензуры. И ни у кого из просветителей нет на это человеческих ресурсов – да и у государства их нет.

Илья Утехин, антрополог, преподаватель Европейского университета в Петербурге, читает просветительские лекции, участвует в разных проектах, в том числе на Арзамасе.

– Этот законопроект не подлежит реализации. Его исполнение очень сложно проконтролировать, он ведь запретительный – он требует, чтобы каждый, кто хочет кому-то что-то рассказать, просил на это разрешение. Значит, должна быть целая инфраструктура, которая это контролирует, и армия контролеров, которые контролируют тех, кто контролирует. Это штука, которая посредством точечного применения способна вымывать из просветительского поля людей, которые высказывают взгляды, кого-то не устраивающие. Это как с законом об иностранных агентах – физических лицах: пока нам всем не поставили штамп на лоб, но инфраструктура для этого существует. Мы не знаем, захочет ли кто-то ограничивать свободу взглядов в просветительской деятельности, но возможность такая у них будет. Мы будет виноваты в том, что хочется им кушать. Так что не надо позволять государству вмешиваться в те дела, которые вообще его не касаются. Оно должно оказывать услуги гражданам, а не ставить их в кому-то угодные идеологические рамки.