«Мне предъявили, что я шпионка». Медсестра из Горловки – про 650 дней в тюрьме «ДНР»

Медсестра из Горловки Марина Чуйкова почти два года провела в заложниках российских гибридных сил. Женщину обвинили в «шпионаже» и «присудили» 11 лет заключения. «Подвал», СИЗО, Снежнянская колония… На протяжение 650 дней она подвергалась физическим и психологическим пыткам. Сыновья пленной все это время боролись за ее освобождение. 29 декабря 2019 года, в рамках масштабного обмена, женщину освободили. Теперь она живет в Харькове вместе с детьми, постепенно привыкая к новой жизни.

49-летняя медсестра-анестезиолог Марина Чуйкова родилась и выросла в Горловке. Ее жизнь незадолго до начала боевых действий на Донбассе не была легкой: одна воспитала двоих сыновей-студентов, заботилась о пожилой маме, работала на двух работах. С началом войны ее дети уехали в Харьков. Сама женщина осталась ухаживать за больной матерью.

Жизнь под обстрелами

Она вспоминает, как попала под обстрел, как вместе с пожилыми соседями пряталась от бомбежек.

«Мне не верилось, что начинается война. Когда начались первые обстрелы, начали появляться страшные картины: разрушенные дома, выбитые стекла, раненные люди. У нас пропал свет, вода. Запасы продуктов быстро закончились, магазины не работали. Я вышла на улицу, пошла в супермаркет и попала под обстрел.

Меня снесло волной, земля летела в лицо, какие-то осколки, кирпичи. Когда пыль рассеялась, потом я увидела двухметровую яму, в которой торчала ракета. Угол 55-й школы был разбит. Потом поехали скорые. Первые раненные. Потом, когда были первые убитые, люди начали прятаться.

Я по профессии медик и бабушки, которые остались в подъезде, мне доверяли. Я собрала их у себя на этаже, провела с ними «обучение». В подвале мы навели порядок, поставили воду, немного еды, обезболивающее, перевязочный материал на всякий случай. Я рассказала им, как правильно прятаться, чтобы не пострадать.

Из-за обстрелов в нашей квартире вылетели стекла. Так и жили с выбитыми стеклами, купить было негде, закрыли пакетами. Я поранила ногу: на своем же балконе в тапке наступила на горячий осколок. Он прожег резиновый тапок и обжег ногу. В любую минуту нас ожидала опасность», – рассказала Марина Чуйкова.

«Арест»

Живя в условиях оккупации, изредка женщина могла выезжать в Харьков и Одессу, к сыновьям. Боевики схватили ее на пропускном пункте Горловки в марте 2018-го.

«На блокпосту в Горловке у меня задержали паспорт. Сначала ничего не говорили, вроде завис компьютер и надо подождать. Я почувствовала что-то неладное. Вышли двое военных, меня завели в отдельную комнатку, забрали вещи, забрали все телефоны. Часа три-четыре я ждала. Потом приехали здоровенные мужчины, они не представились. Мне предъявили, что я шпионка «иностранного государства» – работала на Украину, предатель какой-то родины… Вывели в наручниках, представили людям, которые стояли на блокпосту, что я шпион. Одели мешок на голову и куда-то повезли», – рассказала бывшая пленная.

«Они поднажали – и я подписала»

Сначала Марину повезли к ней домой, где состоялся «обыск». Потом – в здание так называемого «МГБ ДНР» в Донецке.

На допросе женщину били и оскорбляли.

«Если я что-то долго не вспоминала или не хотела говорить, меня уводили в другую комнату, где было несколько мужчин. Я видела только ноги, поскольку на голове был мешок, а на руках – наручники. Они могли себе позволить ударить, оскорбляли, унижали. Потом «оперативник» снова забирал меня к себе в кабинет и угрожал, что снова отведет в тот кабинет», – рассказала женщина.

Впоследствии ее обвинили в шпионаже в пользу «иностранного государства Украина», в том, что она передавала информацию сотрудникам СБУ.

Под давлением женщина «созналась».

«Меня называли «укроповской проституткой». Крик, маты… В какой-то момент мои мозги стали раздваиваться: может, я сплю и мне все это снится? Потом приходил момент, когда я думала: может, я и правда все это делала, может, я сошла с ума? Мне стало все равно. Да пишите, что хотите. Текст был готов, они поднажали и я подписала», – вспоминает Марина Чуйкова.

30 дней ее продержали в подвале так называемого «МГБ ДНР», в тесной комнате-«одиночке» без окна, где круглосуточно горел яркий свет, в холоде и грязи.

30 дней я вообще не раздевалась – была в носках, штанах, куртке, в шапке. Дрожь была и от холода, и от страха

«Комната была – 2 метра на два с половиной. Грязно, очень холодно. Не было воды, не было туалета. Круглосуточное видеонаблюдение. Выводили в туалет 2 раза в день. Могли наказать – не вывести. Однажды в туалете я нашла одноразовый стаканчик из-под пива и взяла. И я ходила в этот стаканчик в туалет – взрослая женщина, под видеокамерой. Другого выхода не было. 30 дней я вообще не раздевалась – была в носках, штанах, куртке, в шапке. Дрожь была и от холода, и от страха. Был подвал, а это – еще ниже. Три пролета ступенек ниже подвала. Там было три камеры. Там был мотор лифта, лифт гонял сквозняк. Мы не знали который час – день или ночь. Над нами тоже находились камеры. Мы слышали, как бьют кого-то. Кормили трижды в день едой из морозильника. Если смена была более-менее, то они могли разогреть, а если нет – так куском льда и приносили. Каша в основном и кусочки тушенки. Воды вообще не давали. Можно было попить в туалете из крана. Меня снимало российское телевидение, возили к каким-то учреждениям, я видела только ноги. Меня показывали каким-то начальникам», – рассказала женщина.

Позже должен был состоятся суд. В кабинете следователя ее познакомили с адвокатом.

«У меня появилась какая-то надежда, что меня оправдают. Я думала, что адвокат – это правозащитник, что он сможет позвонить моим детям, маме, чтобы мне передали необходимые вещи – теплые и для гигиены. Когда следователь читал характеристику на меня, я услышала храп. Мой адвокат уснул. Я говорю: «Что же вы спите? Тут про меня рассказывают». А он: «Я не собираюсь вас защищать, вас оправдывать никто не будет»», – сказала женщина.

«СИЗО»: тараканы, клопы, крысы

Потом женщину отвезли в «следственный изолятор» Донецка, где она пробыла год. В это время, говорит она, ничего не происходило. Она писала заявления на имя «уполномоченной по правам человека» Дарьи Морозовой, просила дать возможность ознакомиться с материалами дела и внести ее в списки на обмен, но ответа не было.

«Камера – в ней 14 женщин. Ходить особо негде. Прогулка раз в день – 15 минут. Больше ничего. Раздолбанные стены, никаких удобств. Тараканы, клопы, крысы. Еду едой не назовешь. Медицинской помощи вообще никакой», – рассказала Марина.

Сфабрикованый «суд» и жизнь от «минских» до «минских»

В августе 2019 года ее «судили»: дали 11 лет заключения. Права на апелляцию женщину лишили.

«Все было сфабриковано. Решения судов уже были готовы, подписаны. Нас было человек десять, нас посадили в какую-то клетку в суде. Нам сказали, что нас готовят на обмен и если мы согласны на такой вариант суда, что не будем спорить, то нас быстро осудят и мы попадаем в списки на обмен. И все согласились. Мы все не были ознакомлены с делами, с экспертизами, ни с чем. Мы верили, что будет обмен. Этот год в СИЗО мы не жили ни по времени, ни по календарю – мы жили от «минских» до «минских». Хотелось на свободу», – говорит Марина.

На протяжении всего этого времени двое ее сыновей Артур и Савва Чуйковы вели настоящую борьбу за освобождение мамы.

Марина говорит: в первый месяц после ее ареста родные вообще не знали, где она.

Позже сыновья подали заявление в СБУ о подозрении на убийство. «МГД ДНР» сообщило, что в убитых такая не числиться. Так они поняли, что их мать в плену.

Как Марина купила звонок домой

Держали Марину Чуйкову в женской колонии в Снежном. Условия содержания, говорит, были очень тяжелыми: 12-часовый рабочий день на швейном производстве, здание без отопления, баня – в бывшем морге.

«Сама колония – не исправительная. В ней очень тяжелый режим. Единственное «но» – у начальницы колонии там налажен швейный бизнес и она получила большой заказ. Мы шили постельное, спецодежду. За первый месяц работы нам дали зарплату – по 68 рублей. Это мизер, но эта сумма дала мне возможность купить у них звонок домой. Мы месяц работали, чтобы 5 минут поговорить с детьми. Связь была ужасная. С обычного телефона с диском. Прослушка с записью. Я не слышала своих детей полтора года. Поговорить толком не удалось: мы все плакали и все. Шитье, конечно, отвлекало. Это было тяжело – мы шили с 7-и утра до 7-и вечера, шесть дней в неделю. Общаться было нельзя. Я сидела за Еленой Лазаревой и могла только в спину ей разговаривать. Как только мы начинали говорить, на нас сразу докладывали: «политические» между собой общаются. К нам, «политическим», относились с особым вниманием. У нас больше было обысков: обыскивали каждые четыре дня. Режим так построен, чтобы человек все время был в напряжении», – отметила бывшая заложница боевиков.

Воду для питья и мытья выдавали лимитировано, рассказывает женщина

«Баня была в бывшем морге. Выдавалось два ведра теплой воды, в которых ты должен был помыться, помыть голову, постирать вещи. Пить воду тоже выдавали по норме. В столовой давали меньше, чем пол чашечки чая или компота. Идешь на «швейку» – не имеешь права взять с собой ни воду, ни яблоко, ни печенье, которое тебе передали родственники. Пользоваться своими вещами нельзя. Библиотека есть – пользоваться книгами нельзя. Женщинам, которые курят, разрешалось 10 минут покурить на улице. Я вышла на улицу подышать, села на лавочку. Увидели и наказали – идти вручную собирать листья», – добавила она.

Обмен

26 декабря 2019 года Марина Чуйкова узнала о готовящемся обмене, ее попросили написать прошение о помиловании. 29-го во время масштабного обмена между Украиной и Россией ее освободили.

«Нас, женщин, посадили в белый микроавтобус «Мерседес», с нами были мужчины-военные, лиц мы не видели. Мы проезжали Донецк, Горловку. На блокпост в Горловке нагнали много журналистов. Они стали задавать нам провокационные вопросы. Но мы с женщинами договорились заранее: молчать, чтобы ничего не испортить, не сорвать процесс обмена. Мы проезжали блокпосты «ДНР», люди в масках, все разбито. Даже в преддверии праздника, Нового года, все серое, разбитое, пахло страхом. Очень хотелось поскорее оттуда выбраться. Мы приросли к сидениям и замерли. И только когда мы заехали на Зайцево, где увидели красивые ангары, где была возможность согреться, – были эмоции. Словами не опишешь. Словом «радовались» ничего не скажешь. Когда мы подлетали к Киеву на самолете, я подошла к иллюминатору и увидела внизу миллион людей, воздушные шарики. Люди бежали к самолету, хотели первыми увидеть своих родных», – вспоминает Марина Чуйкова.

В аэропорту Борисполя Марину встречали сыновья. Ее мама не дождалась дочь из плена: она умерла в оккупированной Горловке за 40 дней до обмена.

После освобождения бывшая заложница прошла медицинское обследование и реабилитацию. Теперь вместе с детьми она живет в Харькове.

Марина Чуйкова не жалуется: она получила статус пострадавшей от торговли людьми, через суды восстановила документы. Государство дало ей разовую компенсацию, а правозащитники помогли составить иск в Европейский суд по правам человека к Российской Федерации.

Но серьезные нерешенные проблемы остались, и это прежде всего – жилье и работа, говорит Марина.

«Я всегда где-то подрабатывала поскольку в медицине зарплаты маленькие, и у меня всегда получалось. Но в Харькове, в большом городе, с работой мне сложно. У меня много недостающих документов – нет категории, нет курсов аттестации, все осталось в Горловке, поэтому в медицине мне отказали. Я пошла в торговлю, но – возраст... Живем мы вместе с детьми, снимаем квартиру, пока так. На данный момент важно выжить. В Горловке осталась трехкомнатная квартира, мои вещи, фотографии…» – рассказала Марина Чуйкова.

Долгое время, не скрывает Марина Чуйкова, ее душевное состояние было близким к депрессивному, она боялась ходить одна, все время ощущала тревогу, поэтому согласилась на работу с психологом.

Оглядываясь назад, на пережитое, Марина говорит: в плену ей помогла выжить поддержка «политических» и уверенность в том, что на свободе ее любят и ждут.

Сейчас, по данным уполномоченной парламента Украины по правам человека Людмилы Денисовой, 268 украинцев незаконно заключены на неподконтрольной Украине части Донбасса, в оккупированном Крыму по политическим мотивам содержатся еще 114 человек.