Симферополь – Год назад в Крыму на волне участившихся случаев пропажи людей была создана Крымская контактная группа по правам человека. В ее состав вошли активисты, правозащитники, юристы и родственники пропавших граждан. О том, как проходит работа объединения, что удалось добиться за прошедшее время, какие тенденции наблюдаются в сфере нарушения прав человека, в интервью Крым.Реалии рассказал координатор Крымской контактной группы по правам человека, активист крымскотатарского национального движения Абдурешит Джеппаров.
– Расскажите, чем в настоящее время занимается Контактная группа по правам человека?
– Группа появилась 1 октября 2014 года, когда в Белогорске состоялась встреча людей с главой Республики Крым Сергеем Аксеновым после нескольких пропаж наших соотечественников. Кому-то показалось, что это группа, учрежденная Аксеновым. На самом деле она возникла по нашей инициативе. Другое дело, что мы поставили его в известность и решили, что как-то будем контактировать. Во всем остальном мы абсолютно независимы и самостоятельны в своих действиях. В головной группе контактной группы шесть человек: я, Маммет Мамбетов, Нариман Асанов, Эмиль Курбединов, Эдем Семедляев и Эльмира Зинединова – мама пропавшего в том году Сейрана Зинединова. Также есть у нас контактеры на местах, в городах и районах Крыма. С Аксеновым мы встречались четыре раза. И не напрасно, потому что на каждой встрече что-то решалось. К примеру, чтобы аннулировали решения судов по каким-то гражданам. На встрече 5 декабря было принято решение об освобождении пятерых людей из СИЗО. Затем так сложилось, что встреч с Аксеновым больше не было. Мы поняли, что пропажа людей это не его уровень, а ФСБ. До настоящего времени мы с ним не встречались. Но если возникнет необходимость, то встретимся.
Чем мы теперь занимаемся. Отслеживаем соблюдение прав человека в Крыму. Мы не только фиксируем нарушение прав, но и оказываем юридическую, правовую помощь, кого-то консультируем, если необходимо, подключаем психолога и других специалистов. Ситуацию мониторим не только по СМИ, но и выезжаем в регионы, в населенные пункты. Сотрудничаем со всеми правозащитными организациями, с которыми считаем нужным: российскими, международными.
– Вы работает на общественных началах или у вас есть какая-то финансовая помощь?
– Не будем лукавить: на своих средствах мы бы просто иссякли. У нас есть просто понимающие люди, которые нас поддерживают не только морально, но и материально. К примеру, приехали в одно место описать события, связанные с действиями силовиков, и там встретились с несколькими людьми. Один из них – достаточно известный предприниматель – сказал, что доволен тем, чем мы занимаемся, и дал нам немного денег в качестве помощи. И это не единственный случай. То есть в народе есть понимание нашей деятельности. Это даже приятно.
– Вы не испытываете давление со стороны силовых структур?
– Пока нет, да мы и повода не даем, мы описываем факты, как есть на самом деле. Вы заметили, что мы практически не ведем публичную деятельность. Просто делаем свою работу – не ради пропаганды.
– Какие чаще всего нарушения в сфере прав человека фиксирует контактная группа?
– Мы делим по категориям. Самая тяжелая из них – похищения людей, о которых потом никто ничего не знает. Затем – аресты и содержание людей в СИЗО, причем очень длительное время. Скоро будет год, как находятся в СИЗО несколько человек по «делу 26 февраля». Люди сидят по надуманным предлогам. Затем – обыски, которые проводятся с нарушением всех прав и законов, и штрафы. Есть очень много других нарушений, которые мы не успеваем охватывать физически. Например, когда силовики оцепили и обыскали село Плотинное Бахчисарайского района, пояснив свои действия поиском подозреваемого в нападении на станцию «скорой помощи». Или когда в начале года проводились учения – все это происходило без предупреждений, людей задерживали, обыскивали и так далее.
– Бывают ли случаи, когда пострадавшие боятся афишировать, что у них был обыск или допрос?
– Да, такие тоже есть. Люди просят, чтобы об этом нигде не говорили. Как-то встретил одного знакомого, он рассказал, что ему угрожали ребята в штатском после того, как он побывал в военкомате: ему сказали, что он может пропасть или будет плохо его семье, если он кому-то сообщит. Парень напуган и не знает, что делать.
– У вас нет какой-либо информации о пропавшем в августе этого года Мухтаре Арисланове? Кто вообще это мог совершить?
– Известно кто: к нему подошли работники полиции, взяли его за руки и увезли. А кто координировал? Предполагаем, что спецслужбы. Точно так же было с моим сыном Ислямом Джеппаровым и племянником Джевдетом Ислямовым (по данным очевидцев, 27 сентября 2014 года в Белогорске их затолкали в микроавтобус с людьми в черной форме, после чего они исчезли. – КР). В этом деле я потерпевшая сторона. Насколько мы знаем, работники Следственного комитета якобы ищут. Но мы так поняли, они ничего не ищут, а подчищают хвосты и как-то оказывают давление на потерпевших, используя разные приемы.
– Нет ли каких-то данных в деле Решата Аметова (крымскотатарского активиста, убитого неизвестными накануне «референдума» в марте прошлого года)?
– Абсолютно.
– Вы можете сравнить прошлый и нынешний годы в сфере нарушения прав человека. Есть ли какие-то тенденции?
Это известный метод – давление на родственников, чтобы повлиять на какого-то общественника или политика
– Наверное, в том году все-таки было больше нарушений, особенно на протяжении короткого периода. В прошлом году был эффект неожиданности, многие не знали, как вести себя правильно в той или иной ситуации. В этом году появилась координация и организованность.
– Недавно прошла волна обысков у бывших сотрудников крымскотатарского телеканала ATR и близких бизнесмена Ленура Ислямова. Ваша оценка?
– Это заказ и прессинговая мера по отношению к этим людям: запугивание, предупреждение – чистая политика. Это известный метод – давление на родственников, чтобы повлиять на какого-то общественника или политика.
– На ваш взгляд, работает ли в Крыму статья Конституции о трех государственных языках?
– Формально есть трехязычие, но на практике этого нет. Делопроизводство и прочие канцелярские вещи на крымскотатарском и украинском языках мы не наблюдаем. Наверное, сложность еще и в том, что, к примеру, в крымскотатарском языке не хватает специальных и научных терминов, чтобы писать обращения или заявления.
Вы помните резонансный случай с парикмахером, который общался на рабочем месте на крымскотатарском языке, но хозяйка была против. В итоге он уволился и перешел на работу в другую парикмахерскую. Заявления о нарушении были отправлены во все государственные и правоохранительные структуры, которые существуют, но везде идут отписки.
– На ваш взгляд, обращения в различные международные структуры как-то влияют на соблюдение прав человека в Крыму?
– Наверное, все-таки влияют. Материалы уходят везде – начиная от правозащитных организаций и заканчивая структурами ООН. Конечно, может, они влияют не так быстро и не так скоро, но эффект и эффективность есть.
– Контактная группа располагает данными о том, сколько крымских татар покинули Крым?
– Наверное, такими цифрами никто не располагает. Какое-то количество уехало, какое-то вернулось. Но, думаю, не такое большое количество людей выехало за пределы Крыма.
– Российская перепись 2014 года показала, что крымских татар стало меньше по сравнению с 2001 годом.
– Переписи просто нельзя верить, потому что организаторы заранее закладывают схему переписи так, чтобы показать неверные цифры. Идет манипуляция. Для меня перепись не показатель.
– Как участника национального движения крымских татар не могу не спросить о возможном запрете Меджлиса, о чем говорят в последнее время представители власти. Как вы к этому относитесь?
Языджиев – марионетка. Поэтому все, что говорит он, – это то, что ему предлагают озвучить сверху
– Я думаю, абсурдно запрещать Меджлис. Если народ избрал себе орган самоуправления, то никто не вправе и не может его запретить. Он будет подпольным, нелегальным, но закрыть его невозможно.
– На этой неделе один из активистов организации «Къырым» Мурад Языджиев призвал крымских татар отказаться от планов по созданию своей государственности и сосредоточиться на новой идее под названием «Мы – россияне, наша родная страна Россия». Это вызвало волну возмущений в социальных сетях. Что вы скажете?
– Языджиев – марионетка. Поэтому все, что говорит он, – это то, что ему предлагают озвучить сверху. За ним стоят люди из специальных структур Российской Федерации. Никакой идеи там нет.
Текст содержит терминологию, официально используемую на Крымском полуострове
