Армия ЕС. На радость Путину?

«Скорее поросята научатся летать, чем у Евросоюза появится своя армия», – заявил не так давно британский дипломат, бывший посол в Вашингтоне Кристофер Майер. Склонности к полетам за поросятами во всем мире пока не замечено, а вот проект «евроармии», в теории существующий уже не первый год, неожиданно получил второе дыхание. Вполне вероятно, что его – наряду с другими важными вопросами реформы ЕС после Brexit – будут обсуждать на неформальном саммите ЕС в Братиславе, намеченном на 16 сентября. В Москве возможному возникновению вооруженных сил ЕС, как ни странно, скорее обрадуются.

На переговорах канцлера Германии Ангелы Меркель с лидерами стран «Вышеградской четверки», которые прошли в конце августа в Варшаве, премьер-министр Венгрии Виктор Орбан – его отношения ни с Берлином, ни с Брюсселем уже давно идиллическими не назовешь – выступил с неожиданным заявлением: «Вопросы безопасности должны быть приоритетными, и нам следует приступить к созданию общей европейской армии». Орбана поддержал его чешский коллега Богуслав Соботка: «В условиях неконтролируемой массовой миграции даже государства, находящиеся в центре Европы, понимают, что внутренние границы в ЕС следует контролировать более жестко. Помимо более тесной координации внешней политики и усилий в сфере безопасности, я думаю, в долгосрочной перспективе нам не обойтись без единой европейской армии». Не столь четко, но тоже позитивно об этой идее отозвались и два других премьера – Беата Шидло (Польша) и Роберт Фицо (Словакия).

В данный момент каждая из стран Евросоюза сама определяет свою оборонную политику – координация здесь идет по линии НАТО, а не ЕС. Европейские военнослужащие участвуют в шести военных и 11 гуманитарных операциях, главным образом за пределами Старого Света. Но они ведутся под флагами отдельных стран и их вооруженных сил, а не Евросоюза в целом. Так, французские войска присутствуют в Мали, где помогают местным властям бороться с исламскими боевиками и тренируют солдат и офицеров малийской армии. А британские ВМС возглавляют совместную военно-морскую операцию против пиратов у берегов Сомали.

Неудивительно, что проект «евроармии», о необходимости которой до сих пор высказывались в основном немецкие и французские политики (и то нечасто), обрел второе дыхание после того, как Великобритания на референдуме 23 июня высказалась за выход из ЕС. Именно Лондон был наиболее последовательным противником создания вооруженных сил ЕС. Британский министр обороны Эрл Хоу еще до референдума по Brexit высказывался на этот счет однозначно: «Соединенное Королевство никогда не будет участвовать в создании европейской армии. Мы против любых мер, которые подрывали бы возможность отдельных стран-членов ЕС распоряжаться своими вооруженными силами, вели бы к конкуренции с НАТО или же дублированию функций с этой организацией».

Brexit устранил это препятствие на пути сторонников «евроармии». Один из наиболее активных – глава Еврокомиссии Жан-Клод Юнкер, так обосновавший необходимость формирования единых вооруженных сил ЕС: «Совместная армия даст понять России, что мы более чем серьезны, когда говорим о защите ценностей Европейского союза. Имидж Европы в последнее время очень сильно пострадал, и в том, что касается международной политики, мне кажется, нас перестают воспринимать всерьез». Однако вооруженные силы ЕС, если решение об их формировании все-таки будет принято, будут несостоятельны в качестве замены или конкурента НАТО – а потому скорее вызовут в Москве чувство глубокого удовлетворения, говорит в интервью Радио Свобода аналитик Словацкого института политики в сфере безопасности Ярослав Надь.

– О проекте единой армии Евросоюза разговоры идут уже довольно давно. Чем вызвано его существование и почему этот проект изначально поддержала Германия?

– Действительно, разговоры о создании объединенных вооруженных сил Европейского союза ведутся не первый год. Но нужно сказать, что большого продвижения к конкретике в этой области пока не замечено – за исключением того, что изначально инициатива исходила главным образом от Франции, а теперь более активно ведет себя Германия. Ну и в последние дни в поддержку этой идеи высказались лидеры стран «Вышеградской четверки», что можно считать большой неожиданностью. Я лично думаю, что создание «евроармии» было бы настолько ярким признаком федерализации Европы, что по политическим причинам осуществить это будет трудно. Именно поэтому уже несколько лет идут консультации на эту тему на экспертном уровне, но на уровень серьезных политических договоренностей они пока так и не перешли. В чем суть проекта? В замене вооруженных сил отдельных стран ЕС общими вооруженными силами Союза. Они использовались бы для проведения боевых и некоторых других операций и находились бы в распоряжении единого командования. Вот тут и есть главная проблема: мне трудно представить себе руководство отдельных стран ЕС, особенно небольших, вроде Словакии, которые согласились бы передать Брюсселю полномочия посылать европейских солдат – в том числе, допустим, и словацких – куда-нибудь в Сирию или в Африку.

​– Вы уже упомянули о нынешней позиции стран «Вышеградской четверки». Она выглядит парадоксально: ведь именно эти страны уже давно скептически смотрят на федерализацию ЕС, и с Брюсселем и Берлином у них по многим вопросам натянутые отношения. И вдруг – такой поворот, поддержка идеи «евроармии». Что произошло?

– Я сам весьма удивлен случившимся. Мне трудно себе представить, чтобы высшие политические представители четырех центральноевропейских стран не сознавали, чтó этот проект подразумевает, а именно: то, они лишатся возможности распоряжаться вооруженными силами своих стран. Но здесь важно понять, какого рода план будет предложен «Вышеградской четверкой» в итоге. Потому что одно дело – создание, помимо национальных армий, какого-то общего, совместного подразделения или небольшой армии. Это еще можно понять и представить себе на практике. Но и тут вопрос: а как это всё финансировать? Произошло бы дублирование расходов: что-то мы бы давали на собственную армию, что-то – на эту новую общую. При этом, за исключением Польши, страны «Вышеградской четверки» не отличаются высоким уровнем расходов на оборону. Но политический смысл такой проект, возможно, имел бы. Совсем другое дело – действительно объединенная армия со всем, что она предполагает. Я очень сомневаюсь, что проект ее создания действительно лежит на столе и всерьез рассматривается кем-то в европейских верхах.

​– Концепция «евроармии» – это попытка ослабить НАТО и уменьшить роль США в европейской системе безопасности?

– Сейчас это было бы довольно смешно. Потому что на данный момент в НАТО 75% расходов обеспечивают Соединенные Штаты. Европейские же страны, за исключением нескольких, никак не могут достичь уровня расходов на оборону в 1,5% ВВП – не говоря уже о 2%, хотя именно на таком уровне они неоднократно обязались поддерживать эти расходы. За счет чего тогда будут строиться эти новые европейские вооруженные силы? Тут ведь наоборот, у некоторых политиков может быть надежда, что в случае создания «евроармии» отдельным странам не нужно будет тратиться на нее в той же степени, как на свои национальные вооруженные силы. Но это совершенно нереалистично. Мне кажется, нынешние заявления вышеградских премьеров говорят о том, что они в эту тему не углублялись и точно не знают, что именно может означать подобная инициатива.

– Может быть, с их стороны это не более чем политическая игра? Просто попытка показать Берлину и Брюсселю, что, мол, мы тоже умеем быть конструктивными, идти навстречу, работать над общими проектами – потому что в целом, прежде всего в вопросах миграционной политики, страны «Вышеградской четверки» не первый месяц играют роль упрямых оппонентов Германии и руководства ЕС.

– Политическая игра – безусловно. Вопрос, с какой целью она ведется. Ключевая проблема – будут ли политики в каждой из наших стран, особенно в Польше, обладающей самой многочисленной и наиболее хорошо оснащенной армией в регионе, готовы отказаться от части своих полномочий, связанных с национальной обороной. Ведь общие вооруженные силы Евросоюза неизбежно означали бы специализацию отдельных стран в рамках «евроармии»: кто-то отвечал бы за транспорт, кто-то – за истребительную авиацию, кто-то – за инженерно-саперные подразделения и т.д. Не хочу преувеличивать, но представим себе, что настанет какая-то ситуация, скажем, катастрофическое наводнение, при котором нужно будет дислоцировать в Польше инженерные подразделения. Которых у самой Польши в рамках вооруженных сил ЕС не будет, а будут они у другой страны. И обо всем этом должны будут приниматься решения в Брюсселе. Это очень щекотливый вопрос. Я не говорю уже о том, что здесь оказываются затронуты интересы военной промышленности разных стран, вопросы закупок военной техники. В этом отношении до сих пор даже на двустороннем уровне ни о чем договориться не удавалось – даже Словакия и Чехия, у которых очень близкие отношения, не смогли в этой области что-либо значительное осуществить. Представить же себе координацию этих серьезных проблем в рамках всего ЕС в настоящий момент крайне сложно.

​– Любопытно, что сейчас в роли главных сторонников создания вооруженных сил ЕС выступают те лидеры, которые – как, например, венгерский премьер Виктор Орбан или словацкий Роберт Фицо – известны довольно теплыми отношениями с Владимиром Путиным. Недавний визит Фицо в Москву, после которого он вновь призвал к отмене санкций ЕС против России, это подтвердил.

– В принципе ситуация однозначная: чем меньше влияние США и НАТО в Европе, тем это выгоднее Москве. Но я не могу позволить себе спекулировать на тему о том, почему те или иные европейские политики выдвигают какие-то проекты, не стоит ли за этим чье-то влияние. Довольно очевидно, что для стран, находящихся на восточном фланге НАТО, в нынешней ситуации объективно невыгодно работать на ослабление Североатлантического альянса, который является гарантом безопасности своих членов. Я думаю, что проект единых вооруженных сил ЕС ждет судьба многих других нереалистичных начинаний: о нем поговорят на разных уровнях и отложат в долгий ящик. Он невыгоден ни финансово, ни с точки зрения роста обороноспособности европейских стран, и уж совсем невыгоден геополитически.