«Россия ущемляет украинцев и крымских татар, как когда-то Сталин» ‒ Зисельс

Чем может быть полезен опыт советских диссидентов для нынешней борьбы Украины за свою территориальную целостность и суверенитет? Какую роль играет правозащитное движение в противодействии всем формам тоталитаризма? Об этом, а также о своем участии в украинской Хельсинкской группе, лагерях и тюрьмах, рассказал председатель Ассоциации еврейских организаций и общин Украины Иосиф Зисельс.

Я вступил в Украинскую Хельсинкскую группу в 1978 году. Мне тогда было 32 года, то есть, я был уже сложившимся человеком. И был я, так сказать, человеком, который настроен по-диссидентски.

Еще с середины 60-х годов, со студенческих лет, я интересовался самиздатом. Сначала сам читал, а позже начал его по знакомым распространять.

Потом произошли события, которые убедили, что я на правильном пути. Это и процесс Даниэля и Синявского 1965 года в Москве, и подобные процессы в Украине, о которых я знал по самиздату ‒ имею в виду аресты и заключение Кандыбы, Лукьяненко, процесс Красовского, его «Украинского национального фронта» (1967 год).

Чуть позже мое внимание привлекло наказание генерала Григоренко в виде заключения в психиатрической больнице. Благодаря ему я впервые услышал о движении крымских татар. Поразили чешские события ‒ «Пражская весна» 1968 года. То есть, я формировался на этих всех событиях, на документах и информации самиздата, и в 1970-е годы я вышел со стремлением что-то делать дальше.

​1970-е годы: от распространения самиздата ‒ до поддержки политзаключенных

‒ В начале 70-х я понял, что мне мало просто распространять самиздат, и я заинтересовался помощью политзаключенным, их родным.

Я вышел на такой формат работы: мы с единомышленниками собирали деньги, собирали посылки и отправляли в места ссылки, в том числе и украинским диссидентам. Таким образом начали с ними знакомиться, с диссидентами.

В 1976 году состоялось мое первое серьезное столкновение с КГБ, из-за распространения самиздата и в результате моего интереса к определенным еврейским проблемам, процессам в сионизме. Правда, в этой сфере мой интерес был несколько ограниченным.

Доминировал интерес к диссидентству, мое внимание привлекла проблема использования психиатрии в политических целях.

Это были 1976-й, 77-й, 78-й годы. То есть, ко вступлению в УХГ я подошел, имея определенный опыт в конспирации, распространении диссидентской литературы и в сборе сведений о нарушении прав человека. Для этого я ездил по Западной Украине, и собранную информацию передавал в Москву, в издание «Хроника текущих событий».

На украинские группы я вышел через Москву

‒ На украинские диссидентские группы я вышел, как это ни странно, через Москву! Я еврей из Черновцов, город у нас спокойный, с не очень-то развитым украинским диссидентским движением.

Ну, это же вам не Галичина. Это Буковина, Черновцы ‒ город чуть ли не самый умеренный в Украине, по тем временам. И вот я вышел на диссидентов из Москвы, познакомился с ними и от них получил контакты в Киеве.

Первым таким «киевским контактом» у меня была Надя Светличная. И это произошло в 1977 году, когда она вернулась после освобождения. В то время УХГ уже была создана, более того ‒ уже состоялись первые аресты ее членов. В феврале 1977 года уже были арестованы учредители УХГ Тихий и Руденко, затем ‒ молодые Маринович и Матусевич.

УХГ отличалась от всех форматов национально-освободительного движения

‒ Стоит обратить особое внимание на тот факт, что Украинская Хельсинкская группа очень отличалась от других форматов национально-освободительного движения в Украине. Во-первых, это было национально-демократическое мирное движение, а не вооруженное, как та же борьба УПА; во-вторых, она не был нелегальной, она была публичной, потому что члены УХГ о себе заявили и сообщили свои имена, фамилии, телефоны и адреса. И это было очень важно для Запада!

Потому что Запад не очень-то и понимал, что значит национально-освободительная борьба украинцев против советской империи.

А когда УХГ «встроила» эту составляющую в контекст защиты основных прав человека ‒ Запад наконец-то сориентировался. Это был гениальный шаг основателей УХГ: встроить национально-освободительную борьбу, борьбу за восстановление независимой Украины в общечеловеческий контекст защиты прав человека. На Западе были созданы группы по мониторингу, чтобы видеть, как будет реагировать советская власть на выступления борцов за права человека и против советской империи. К тому же, позже Хельсинкские группы, созданные в Армении, Грузии ‒ они также «встроили» проблематику национально-освободительной борьбы в формат защиты прав человека.

Национально-освободительное движение Украины носило международный характер

‒ Третий аспект деятельности УХГ, на котором я хочу сосредоточить внимание ‒ это то, что наше движение объединило и украинских националистов, и бывших коммунистов.

И не менее, а то и более, важно ‒ это участие в движении представителей разных народов. УХГ основали украинцы, но в группе работали и россиянин Владимир Маленкович, и я, представитель еврейства. На Западе бытовало мнение, что меня еврейские организации «делегировали» в УХГ, но это преувеличение: тогда никакого еврейского движения в Украине не существовало, это было мое личное решение.

Нас поддерживали активисты крымскотатарского народа. Опальный генерал Петр Григоренко привлек команду Мустафы Джемилева к работе, и наша группа распространяла информацию о крымских татарах, и о том, как Москва пытается их уничтожить после депортации и об их движении за свои права и за возвращение домой ‒ в Крым.

Кстати: когда я смотрю, как притесняют крымских татар российские оккупанты в Крыму, ‒ вспоминаю то, что читал о притеснениях крымскотатарского народа при Сталине и позже.

Я считал, что диссидентское движение должно обладать непрерывностью

‒ Значит, весной в 1978 году я решил, что пора вступать в УХГ, и отправился к «казацкой маме» Оксане Мешко, которая тогда «командовала» группой. И я пришел не один, а с Ольгой Гейко, женой Николая Матусевича, и с Николаем Горбалем, который тогда уже отсидел свой срок за свои стихи, и с этническим россиянином Владимиром Маленковичем.

Маленкович ‒ врач, еще в 1968 году отказался вступать в составе советской армии в Чехословакию (его как раз забирали в армию). Это был такой эпатаж, что спецслужбы не знали, что с Маленковичем делать: был бы он украинцем, его бы сразу посадили, а россиянина брать под стражу не решились.

И вот мы вчетвером пришли к Оксане ‒ единственной, кого из первого состава УХГ еще не посадили ‒ и начали проситься в группу. Я объяснял: вот, смотрите, часть группы арестована, а движение должно быть непрерывным, деятельность группы должна быть постоянной, не прерываться: мы должны создать непрерывность этого процесса. Вот попадает кто-то в тюрьму, мы к такому развитию событий готовы, потому что знали, на что шли, ‒ на его место заступает следующий, объяснял я. Оксана Мешко объясняла мне риски, которые меня подстерегают в случае вступления в УХГ, но я добился своего. Сначала, в августе 1978 года меня избрали «необъявленным членом» УХГ, а уже осенью того же года я стал членом группы, так сказать, официально.

Я сидел в колонии с уголовными преступниками

‒ Меня посадили в декабре 1978 года, как и предрекал ранее Михаил Горынь, с которым я виделся довольно часто, приезжая во Львов: «Иосиф, у тебя максимум полгода на свободе». Меня арестовали, согласно тогдашнему законодательству, за «антисоветскую агитацию и пропаганду», ну и без «клеветнических измышлений, которые пятнают советскую действительность» не обошлось.

Еще в 1967 году, восстановив политические процессы в СССР, расписали соответствующие статьи, такие как «наказание за особо тяжкие государственные преступления».

Я, по мнению судей, как раз и был «государственным преступником», ‒ и меня отправили «на зону», где отбывали наказание уголовники. Более того, меня отправили на так называемый «усиленный режим», где люди отбывали наказание за тяжкие уголовные преступления.

Отсидел я вблизи Черновцов, подозреваю, КГБ меня не хотело отпускать далеко. Но поскольку я, выйдя на свободу в 1981 году, «не исправился» и продолжал работу в УХГ, меня арестовали во второй раз в 1984 году. По той же статье, и дали три года. Второй срок я частично (очень коротко) отсидел во Львове, а затем отбывал наказание на Урале ‒ в Нижнем Тагиле, в зоне крайне тяжелого климата, но морально там было легче.

Опять нужен опыт крымских татар

‒ Прошло сорок лет, а украинская государственность, полученная такой тяжелой ценой, снова в опасности. 13 декабря 2013 года я со сцены Майдана обращался к представителям разных народов, проживающих в Украине; «Объединяемся! Защитим Украину!». Мой призыв остается актуальным.

За Украину, ее территориальную целостность, ее будущее погибают люди разных национальностей.

Тем, кто оказался по ту сторону линии разграничения на Донбассе и считают себя украинцами, приходится выживать, так как любая попытка защитить себя может трагически закончиться, так как на Донбассе война продолжается.

В «притихшем» аннексированном Россией Крыму Кремль снова пытается «выжать» всех несогласных, но я думаю, что российскому руководству это не удастся. Ведь те же крымские татары имеют уникальный опыт сопротивления, гражданской активности, без использования оружия. То, о чем сорок лет назад мне рассказывали крымскотатарские активисты, для их родного Крыма снова актуально.

Поэтому, непрерывность борьбы, объединения вокруг цели, огласка нарушений и преступлений против прав человека, использование всех ненасильственных методов ‒ вот то из диссидентского опыта, что сейчас может быть полезным в борьбе Украины за независимость.