«Роснефть»: продажа или приватизация?

В России объявили о продаже принадлежащих государству 19,5 процентов акций крупнейшей в стране нефтяной компании "Роснефть". Их покупателем стал консорциум национального инвестиционного фонда Катара и швейцарской компании Glencore, которые, согласно заявлению "Роснефти", согласились заплатить за пакет 10,5 миллиарда евро. Сделка вызывает множество вопросов – некоторые эксперты считают ее крайне непрозрачной.

"Роснефть" и компания Glencore объявили о подписании соглашения по продаже 19,5 процента российской нефтяной компании международному консорциуму в минувшую субботу, 10 декабря, хотя о самой сделке было сообщено еще на минувшей неделе.

По информации, предоставленной "Роснефтью", объем сделки составит 10,2 миллиарда евро или чуть более 690 миллиардов рублей. При этом швейцарский нефтетрейдер заплатит только 300 миллионов из собственных средств, фонд Катара – 2,5 миллиарда евро. Оставшуюся сумму (7,4 миллиарда евро) обеспечит итальянский банк Intesa Sanpaolo, организовавший так называемое безрегрессное финансирование "с участием других банков", следует из сообщения "Роснефти". Glencore уточняет, что это будут российские банки. Ранее правительство России установило минимальную сумму от продажи пакета "Роснефти" – 710,85 миллиарда рублей. Разница между планом и фактом будет покрыта для бюджета за счет дополнительного дивиденда от компании "Роснефтегаз" (номинального держателя и продавца доли в "Роснефти").

Тем не менее, даже после того как участники купли-продажи пакета "Роснефти" раскрыли некоторые ее детали, сделка вызывает много вопросов, отмечает партнер компании RusEnergy Михаил Крутихин.

– В период подготовки сделки была высокая вероятность того, что "Роснефть" сама выкупит свои собственные акции, несмотря на то что в правительстве к этому отнеслись не очень хорошо. Почему все-таки компания на такую сделку не пошла?

– Здесь есть две очень большие причины. Во-первых, это нежелание руководителей "Роснефти", лично Игоря Сечина, что-то приватизировать вообще. Мы видим, что позиция государственного чиновника, с полной свободой управляющего гигантским активом, намного выгоднее, чем позиция собственника этого актива. Если чиновник управляет госкомпанией, то, во-первых, он может не следить за главными показателями, за прибылью, за убытками, то есть добиваться максимизации прибыли и минимизации убытков. Он может совершенно спокойно выбирать самых дорогих подрядчиков, часто, естественно, с "откатом".

Во-вторых, все убытки и издержки списываются, поскольку это государственная компания, а лично он за это никак не отвечает. Если же он становится владельцем, то ему приходится, во-первых, отвечать перед другими акционерами, во-вторых, заботиться о том, чтобы его собственность прирастала, а не уменьшалась. Поэтому против приватизации, я думаю, будет любой государственный чиновник, который управляет таким государственным монстром – что Алексей Миллер в "Газпроме", что Игорь Сечин в "Роснефти".

Вторая причина – перевод части акций в собственность "Роснефти" и ее дочерних предприятий по любой схеме приводил к тому, что часть этих акций становилась казначейскими. А это значит, что надо их продать в течение года, а в течение этого года они были не голосующими. А раз они не голосующие – это означало, что голосующая доля компании BP из меньше чем 20 процентов становилась больше, чем 20 процентов и превращалась в блокирующий пакет. Это позволяло англо-американской компании накладывать вето на стратегические решения господина Сечина. Это его никак не устраивало. Поэтому схема с самовыкупом акций была обречена на провал.

– 7 декабря объявление о покупателях пакета акций "Роснефти" для многих стало неожиданностью. И многие вообще не понимали, что же, собственно, происходит. Сейчас подробностей добавилось. Какова структура самой сделки, что в результате произошло?

– В результате произошла очень странная сделка, которая до сих пор так и не стала прозрачной, условия движения денег между ее участниками так и остались секретом. Это нарушает прямое указание президента, который объявил, что "сделки с приватизацией госимущества должны быть абсолютно прозрачными". В данном случае мы видим, что в конце концов "Роснефть" заняла большую часть денег в России у каких-то неназванных банков, судя по всему, с участием Центробанка. Так что часть этих денег стала прямой денежной эмиссией. Затем некоторую сумму, меньше 3 миллиардов евро, они по этой схеме получили от Катарского фонда, а 300 миллионов получили от нефтяного трейдера, зарегистрированной в Швейцарии компании Glencore. И в этом участвовал, как подтверждается, итальянский банк Intesa Sanpaolo. Так что схема получилась очень интересная. Формально теперь владельцами этого пакета становятся Катарский фонд и компания Glencore, но получилось так, что в принципе большую часть этого пакета держит в качестве залога итальянский банк. И в случае, например, понижения стоимости этого актива, банк имеет возможность либо продать его, либо потребовать компенсацию у "Роснефти".

Там много еще и других подробностей. Судя по всему, банки каким-то образом эту сделку хеджировали. Условия движения денег от банка к банку остаются совершенно неясными. Но мы видим, например, что компания Glencore объявила, что ей будет теперь принадлежать ноль целых и сколько-то сотых компании "Роснефть", вовсе не половина доли в этом пакете. Так что подробности до сих пор неясны. Неясно, какие российские банки приняли участие в этой сделке, поскольку сначала "Роснефть" опубликовала пресс-релиз, где было написано, что участвуют российские государственные банки, а затем из этого пресс-релиза эта строчка была убрана. И теперь он красуется в отредактированном виде. Так что, я думаю, пока мы всю правду об этой сделке не узнали.

– А вообще можно предположить, какие это банки? Такие ресурсы сейчас могут быть только у госбанков?

– Нет, я думаю, что могут быть не только у госбанков. Но банк ВТБ уже категорически отверг свое участие в этой сделке. Поэтому пока я не могу какие-то догадки строить. С банками в России положение очень хитрое. Часть из них, как известно, находится под санкциями. Судя по всему, именно они в первую очередь и могли принять участие в этой сделке.

– Как в рамках всего этого процесса можно рассматривать размещение "Роснефтью" облигаций буквально перед сделкой? Куда эти деньги могли пойти и могли ли они участвовать в сделке по выкупу пакета?

– На мой взгляд, они, разумеется, участвовали в сделке по выкупу, поскольку фактически эти акции были размещены при участии Центробанка по схеме эмиссии. Таким образом, рублей просто в обороте в России прибавилось. А там есть такая схема back-to-back loan, то есть компенсационный заем. Я думаю, что размещение облигаций произошло по сговору вот этих неназванных российских банков с Центробанком, а затем эти облигации были каким-то образом использованы для получения back-to-back кредита у итальянского банка. Так что, здесь, во-первых, идет прямая эмиссия, а во-вторых, сделка с итальянцами.

– Можно ли вообще это называть приватизацией?

– Это очень трудно назвать приватизацией. До сих пор непонятно, кто будет управлять этим пакетом акций, кто будет реально владельцем. Самое веселое в этой ситуации, что некоторую часть денег, которые должны поступить в государственный бюджет, те самые 700 миллиардов рублей, обещанные "Роснефтью", должна перевести в бюджет компания-прокладка "Роснефтегаз".

Самый большой вопрос – почему дивиденды, которые и так причитались государственному бюджету через компанию "Роснефтегаз", застревают в этой компании, тратятся неизвестно куда. Компания не дает никакого отчета даже правительству России, которое по статье 114 Конституции должно распоряжаться у нас федеральной собственностью, и в виде милости какую-то долю от этой приватизации оплачивает деньгами, полученными от "Роснефти". За несколько лет "Роснефть" перечисляла туда практически все свои дивиденды, причитавшиеся государству, но государство от этого получало только малую долю, если вообще что-то получало, поскольку отчетности нет. И вот теперь из милости как бы вот эта компания-прокладка поделилась с государственным бюджетом малой долей от дивидендов "Роснефти". Вот такая вот приватизация.

– Когда появились первые сообщения о том, что все-таки Glencore и Катарский фонд покупают пакет "Роснефти", некоторые эксперты заговорили о том, что это хороший инвестор, который будет работать на развитие "Роснефти". Но так ли это на самом деле?

– Ну а как можно об этом говорить? Glencore получает меньше 1 процента в управление этим активом "Роснефти". Затем Glencore в рамках этого же соглашения, как объявила компания Glencore, получает контракт на пять лет на покупку и перепродажу российской нефти в объеме 220 тысяч баррелей в сутки. Это означает, что как минимум 410-420 миллионов долларов за эти пять лет осядут в компании Glencore, если учесть, что примерно по 1 доллару с каждого барреля она будет получать комиссионные. Это она и получила от владения крошечной долей в "Роснефти" и, главное, от участия в качестве ширмы вот в этой "приватизационной" схеме.

– Не исключено, что этот пакет будет перепродан. Есть такие варианты в дальнейшем?

– Я тут гадать не могу. Потому что если опять получится что-то вроде махинаций с ЮКОСом, опять какая-нибудь компания типа "Байкалфинансгрупп" будет зарегистрирована в рюмочной или кондитерской где-нибудь в Пензе или в Твери, а потом что-нибудь такое ей перепродадут. Эти ребята, которые занимаются крупной российской государственной собственностью, по-моему, способны на все.