Идентификация России как врага сейчас наиболее адекватна ​​‒ эксперт

Неопределенность в отношениях с Россией осложняет ситуацию в Украине, не дает сформировать стратегию и наладить честный диалог с обществом и четко заявить, что ни о каком возвращении к «нормальным отношениям» в ближайшие годы, если не десятилетия, не может быть и речи, считает эксперт по вопросам энергетической безопасности, президент Центра глобалистики «Стратегия 21» Михаил Гончар.

‒​ Кем сегодня является Россия: партнером в двусторонних и многосторонних отношениях или военным агрессором, и нужно ли с этим определяться?

‒ Да, определяться, конечно, нужно, так как от дефиниций многое зависит. А идентификация соседа не просто как соседа или партнера, а именно как врага сейчас наиболее адекватна. Это реальный враг, который совершил акт агрессии и продолжает эту агрессию против Украины. Поэтому здесь, если мы говорим с экспертной точки зрения, то нечего выдумывать различные эвфемизмы, что, мол, с одной стороны, да, имеет место недружественное действие относительно Украины, но это, мол, сосед, партнер и тому подобное.

Это как раз то, чего хочет путинский режим, чтобы не было четкой идентификации. И это то, чего он достиг в значительной степени. Часть политикума при всем понимании, что на самом деле происходит, такой публичной идентификации не высказывает. А относительно западного политикума, то мы там видим сплошное желание избегать называть вещи своими именами.

‒ Что должно помочь определить эти отношения? Война, которая сейчас отступает на второй план, или необходимость экономического сотрудничества с Россией? Хотя мы видим, что здесь экономические связи за последние годы намного ослабли и главная составляющая этих связей ‒ энергетическая ‒ уже практически и не чувствуется?

‒ Да, потому что возврата к экономическим связям в том виде, в котором они существовали в довоенный период, просто нет. Собственно, не нужно идеализировать и то, какими они были тогда. Цифры многомиллиардного внешнеторгового оборота, десятки миллиардов долларов, на самом деле не отражали реального положения вещей. Это были асимметричные экономические отношения с отрицательным сальдо для Украины и в последние предвоенные годы с колоссальным отрицательным сальдо из-за высоких цен на газ. Украинская экономика шла ко дну. То, что произошло в последние три года, ‒ это практически обнуление газового импорта с Россией и минимизация газовой зависимости. А для нас это была ахиллесова пята экономики ‒ следствие чрезмерной газоемкости ВВП.

А для России эти асимметричные экономические отношения с Украиной были механизмом политического усмирения ‒ и в этом контексте подходы России не изменились. Напротив, то, что началась кампания вторжения на территорию Крыма с последующей оккупацией ‒ это уже вариант перевода Кремлем в новое качество политики в отношении Украины, в войну, поскольку экономические методы не дали своего эффекта.

‒ Гуманитарная сфера. Настолько были тесными связи, что до сих пор, несмотря на все проблемы, они продолжают существовать, люди продолжают ездить в Россию, продолжают общаться со своими друзьями, родственниками...

‒ Многие вопросы остаются как бы вне внимания, в том числе и этот гуманитарный блок, где традиционно власть действовала и, к сожалению, в дальнейшем продолжает действовать, что: «а оно само как-то там перемелется и наладится». Кроме того, мы же понимаем прекрасно, что одна из черт войн гибридного типа ‒ это то, что противник, в данном случае Россия, работает не только извне, но преимущественно изнутри страны, пытаясь как бы максимизировать вот тот внутренний конфликтогенный потенциал, который есть в любом обществе, в любой стране. И если его разбудить, то, собственно говоря, агрессору облегчается задача достижения стратегической цели.

И в данном случае, разумеется, что будет много спекуляций через пропагандистские каналы, что, мол, украинская власть разрывает отношения с Россией, в том числе страдают родственные отношения между членами семьи, живущими в разных странах, по разные стороны границы и так далее... Нам знакома эта пропаганда. Она была успешна в советские времена, когда по сути происходил коллапс СССР, когда возникли новые независимые государства, и тогда, если вспомнить, тоже было много переживаний, так сказать, «пропагандистского характера» по поводу того, как будут семьи разделены и так далее.

Никакой катастрофы не случилось. Но Россия постоянно пользовалась этими аргументами и, очевидно, будет пользоваться как в контексте заявлений так называемых «соотечественников» за пределами России, что используется как механизм вмешательства, так и обратный механизм, что, мол, далеко не все граждане бывших союзных республик имеют такую свободу встречаться со своими родными, знакомыми, друзьями в России. Дескать, режимы, которые существуют в этих странах, прежде всего в Украине, не способствуют этому. И при этом за скобки выносится вопрос, связанный с тем, что, собственно, агрессия России мешает этому. Так было и в Грузии, так сейчас и в Украине.

‒ Каким Вы видите следующий год в отношениях Украины и России?

‒ Вероятно, он будет определяющим, и не только в отношениях Украины и России. Вопрос в том, что происходит какая-то фундаментальная тектоническая геополитическая ломка всего мирового порядка и прежде всего в Европе. Россия спровоцировала слом этого мирового порядка, причем она пошла на это целенаправленно, рассчитывая на эффект того, что она будет победителем в этом контексте, что продиктует новые правила игры для всех. В конце концов, Запад сядет за стол переговоров, состоится «Ялта-2», где снова все поделят на сферы влияния, определят ответственных. И воцарится многополярный новый порядок.

Несмотря на то, что многое пошло не по тому сценарию, который проектировали еще в довоенный период в Кремле, тем не менее сейчас, в конце 2016 года, мы видим, что стратегическая ставка Кремля была верной. Потому что ориентиром для них был как раз период конца 2016 года, связанный с президентскими выборами в США, сменой власти там, что это период окна возможностей, когда можно сделать многое, учитывая то, что США, независимо от того, кто победил бы ‒ Трамп или Клинтон ‒ в определенном переходном периоде.

Как раз мы видим, что Россия активно этим сейчас пользуется с точки зрения того, что происходит в Сирии ‒ трагедия Алеппо, ‒ и Россия видит параллельно, что реакция Запада в принципе не отличается от того, что было раньше ‒ между беспокойством и глубоким беспокойством. Поэтому это разжигает аппетит Кремля. И я думаю, что в 2017 году он будет готов идти так далеко, как только сочтет нужным.