Жизнь после Алеппо

"Иногда мне кажется, что смерть преследует нас везде, куда бы мы ни направились". Это не цитата из фильма "Пункт назначения". Это слова Абдулкафы Альхамдо, учителя английского языка, сумевшего выбраться со своей семьей из осажденного Алеппо.

Шесть лет назад он, как и тысячи других молодых сирийцев, вышел на акции протеста против коррупции и нарушения прав человека режимом сирийского президента Башара Асада. С тех пор Абдулкафы Альхамдо пришлось пережить все тяготы сирийской войны, которую он категорически отказывается называть "гражданской". За это же время в его жизни произошли и другие перемены: он женился и стал отцом. Опасаясь преследований со стороны властей, Альхамдо бежал из своей родной деревни в занятую повстанцами часть Алеппо и пробыл там до середины декабря 2016 года, когда сирийские власти наконец согласились на эвакуацию вооруженных отрядов и оставшегося мирного населения из осажденной части города.

Альхамдо и другие сирийские активисты, регулярно писавшие в твиттер и осуществлявшие прямые трансляции из Алеппо (самым известным, пожалуй, стал аккаунт семилетней девочки Баны Алабед), стали для мира важным источником информации о происходящем в осажденном городе. Подлинность их аккаунтов не раз пытались поставить под сомнение, однако все независимые расследования, в том числе с использованием открытых источников, подтвердили – речь действительно о настоящих людях, живущих и передающих информацию из Алеппо. Видеоролики с "последними посланиями из Алеппо", на котором Абдулкафы и его друзья прощаются с близкими в ожидании последнего штурма города, облетели весь мир. К счастью, говорит он, никто из авторов этих видео в итоге не погиб.

О последних днях осады, о том, как проходила эвакуация людей из Алеппо, и о своей дальнейшей судьбе Абдулкафы Альхамдо рассказал Радио Свобода.​

– Расскажите немного о себе: где вы родились, сколько вам лет, чем вы занимались до войны и где находитесь сейчас.

– Мне 31 год, я женат, у меня есть дочь, ее зовут Ламар. Сегодня ей исполнилось ровно 11 месяцев. До начала войны я был учителем английского, преподавал в школах. Когда началась война… вы знаете, она не началась сразу. Сначала люди просто вышли на улицы на демонстрации, требуя свободы. Они хотели, чтобы их голос был услышан. Они не хотели, чтобы их убивали, как это произошло. Потом началась война. Меня обвинили в терроризме, только за то, что я публично заявлял о нашем праве требовать свободы. Я переехал в занятый повстанцами восточный Алеппо, я жил там последние 4,5 года и продолжал давать уроки английского.

– Откуда вы родом?

– Я родом из Алеппо, но я родился и вырос в одной из окрестных деревень, которая все это время находилась под контролем правительственных сил. Я не могу поехать туда, и все лишь потому, что я требовал свободы.

– За эти пять лет вам приходилось брать в руки оружие, чтобы сражаться с силами Башара Асада?

– Нет, нет. Я не брал в руки оружия. Единственное оружие, которое у меня есть, – мой язык, мои ручка и карандаш, мои слова. И для режима [Асада] это оружие гораздо опаснее. Они много раз хотели арестовать меня только за то, что я говорю и пишу.

– Вы сказали, что вашей дочери 11 месяцев. Она родилась в Алеппо?

– Да. После того, как я перебрался в восточный Алеппо, я жил один 2,5 года. Потом я женился и у нас родилась дочь. Алеппо еще не был в полной осаде на тот момент. Это случилось, когда ей исполнилось 5 месяцев. Ей многое пришлось вытерпеть.

– Как вам удавалось выживать в осажденном городе с маленьким ребенком?

– Вы не можете представить себе страданий, которые я пережил в осажденном Алеппо. У нас не было воды, еды, электричества, медицинской помощи. Никогда не забуду день, когда моя дочь заболела. Я не мог найти ей врача. В осажденном Алеппо были врачи, но все они были в тот момент заняты другими, более серьезными случаями, им надо было лечить людей, пострадавших при бомбежках, проводить операции по ампутации конечностей, иметь дело с травмами, представлявшими немедленную угрозу для жизни. Я не нашел врача, который мог бы помочь моей дочери. У нее была очень высокая температура, боли в животе.

Я не нашел доктора, я боролся, чтобы достать хоть какие-то лекарства для нее, но не смог. Вскоре заболела и моя жена. Молока у нее не было, чем-то помочь она не могла. Единственное, чем я мог помочь своей дочери, единственное, чем я мог ее хотя бы накормить, – это толченый рис, смешанный с соленой водой. Ей это, конечно, не нравилось на вкус, но ничего другого у нас не было. Она все время плакала и просила есть.

– Когда вы покинули осажденный Алеппо? Это было во время официальной эвакуации?

– Да, совершенно верно. Я покинул Алеппо в последний день эвакуации, если быть точным – 18 декабря. Но это была самая ужасная эвакуация, которую только можно было представить. Просто представьте: мы 20 часов сидели в автобусах без воды и без еды, без возможности сходить в туалет! Моя дочь в этом автобусе снова чуть не умерла. Когда я попросил представителей "Красного креста" и "Красного полумесяца" дать ей немного воды, они сказали: "Это запрещено". Я сказал: "Сбрасывать кассетные и фосфорные бомбы на нас не было запрещено, а дать моей дочери немного воды – запрещено?" То, что мы пережили во время этой эвакуации, было ужасно.

– Почему автобусы стояли без движения 20 часов?

– Это своего рода унижение, которому нас решили подвергнуть войска Асада и российская армия. Мы выехали из осажденных кварталов Алеппо и направились к пригородам, которые находятся под контролем повстанцев. Но путь туда проходит через районы города, занятые правительственными войсками. Нас остановили там и не давали ехать дальше в течение 20 часов, без всякой причины. Мы спросили у представителей "Красного креста" и "Красного полумесяца": "Почему мы стоим? В чем причина? Скажите нам!" Они отвечали только одно: "Хотите спасти свои жизни – не задавайте вопросов". Хотя мы, конечно, знали, что ни "Красный крест", ни "Красный полумесяц" не были агентами Асада и России, ни во время эвакуации, ни до нее.

– Как организаторы эвакуации отделяли мирных жителей от вооруженных ополченцев?

– Это было непросто, отделить одних от других. Они сказали: "Бойцы должны уехать последними". Так в итоге и получилось. Но не со всеми это было так просто. Один мужчина, он был ополченцем, но эвакуировался со своей семьей, со своей женой и дочерьми. Как он мог оставить их одних, как он мог бросить свою семью, которой некуда было идти? Так что некоторые из ополченцев предпочли эвакуироваться вместе с гражданскими, некоторые из них подверглись из-за этого чудовищному обращению, многих просто убили.

– Куда вас в итоге отвезли? Где вы сейчас находитесь?

– Всех мирных жителей эвакуировали в западные пригороды Алеппо, некоторые отправились в провинцию Идлиб (она находится под контролем вооруженной оппозиции. – РС). Часть отправилась в Турцию, но даже этот путь является очень опасным и дорогим. Так что большая часть эвакуированных осталась в деревнях, расположенных к западу от города. Я тоже остался здесь.

– Как называется населенный пункт, в котором вы находитесь сейчас?

– К сожалению, я не могу сказать название деревни, где я сейчас нахожусь. Авиация армии Асада бомбит соседние деревни, они подобрались уже совсем близко к нам. Все, что я могу сказать, – это то, что мы находимся в сельской местности к западу от Алеппо.

– Где вы поселились? У вас есть в этой деревне какие-то родственники или вам предоставили крышу над головой незнакомые люди?

– В первую неделю мы жили в доме тети моей жены. Потом люди предложили нам дом, в котором мы живем и по сей день.

– Чем вы зарабатываете на жизнь, чтобы прокормить семью?

– Это еще одна большая проблема, с которой столкнулись эвакуированные из Алеппо. Людям пришлось оставить там все: работу, дома, друзей, даже одежду. Мы уезжали из Алеппо только с той одеждой, которая была на нас самих. Больше у нас ничего не осталось. Здесь, в освобожденных [от Асада] районах Сирии, для нас работы нет. Хоть какая-то работа есть только для тех, кто жил здесь всегда. Я пытаюсь давать уроки английского, к счастью, как мне пообещали, скоро для меня, возможно, найдется работа в каких-то из местных школ. Я счастлив, что снова смогу заняться преподаванием.

– Как вы можете описать гуманитарную ситуацию в том месте, где вы сейчас находитесь, если сравнивать ее с тем, что было в Алеппо?

– Ничто не может быть хуже той ситуации, которая была в Алеппо. То, что я вижу сейчас, выглядит так: когда мы покинули Алеппо, покинули этот ад – хотя там, пожалуй, было даже хуже, чем в аду, – мы две недели жили вообще без бомбежек. Это было непривычно. Но сейчас бомбежки начались снова, на нас снова сбрасывают бомбы российские самолеты и самолеты авиации Асада. Люди очень напуганы. Такое ощущение, что смерть преследует людей Алеппо везде, где они оказываются. Что касается гуманитарной ситуации, то здесь есть вода и пища. Да, здесь тоже нет электричества, но я хотя бы могу достать немного еды для себя и своей семьи.

– Россия говорит, что она наносит удары по населенным пунктам, где есть бойцы "Фронта ан-Нусра", группировки, исключенной из условий перемирия. Вы видели их?

– Мне кажется, Асад и русские используют слова "ан-Нусра" и "террористы" всегда, когда они хотят атаковать мирное население, мирных жителей, даже больницы. Они всегда говорят, что атакуют "ан-Нусру". Я живу здесь уже около 23 дней, и не видел никаких бойцов "Фронта ан-Нусра" или "Аль-Каиды". Здесь только гражданские. Я даже не видел никого из бойцов оппозиции, которые были эвакуированы из Алеппо. Я говорю о бойцах умеренных группировок, не об "ан-Нусре". Но даже их тут нет. Вчера (12 января. – РС) во время одного из таких ударов погибло много детей. Режим Асада говорит, что все это "пропаганда". Мирные жители, которые погибают каждый день, – это "пропаганда". И еще многие погибнут, если это не остановить.

– Прощальные видео из восточного Алеппо, снятые вами и еще несколькими жителями в последние дни перед падением осажденной части города, облетели весь мир, их увидели миллионы людей. Знаете ли вы что-то о том, как сложилась судьба авторов этих роликов?

– К счастью, все они живы, насколько мне известно. Лина Шами жива, Биляль Абдулкарим тоже жив, я слышал о нем.

– У вас есть в Сирии родственники, кроме жены и ребенка? Знаете ли вы, что сейчас с ними?

– Да, у меня остались родители в деревне, о которой я вам говорил, которая находится на территории, контролируемой войсками Асада. У меня также есть несколько родственников в Турции. Я никого из них не видел уже 5 лет и, конечно, очень по ним скучаю и надеюсь когда-нибудь еще их встретить живыми.

– Вы сами не думали о том, чтобы бежать в Турцию, в Ливан или даже в Европу?

– Честно говоря, я никогда не пытался бежать в Турцию, но я слышал от тех, кто это делал, что это очень опасно и очень дорого. Турция, насколько мне известно, сейчас закрыла границу. Очень многие их тех, кто пытался пересечь ее, погибли. Я даже никогда не думал об этом. Я не хочу уезжать из Сирии из-за Асада, из-за России, из-за Ирана. Это своего рода оккупация. Поверьте мне, то, что происходит в Сирии, – это вовсе не гражданская война. Это война против сирийцев, это самая настоящая оккупация Сирии. Я знаю, что Асад и Россия были бы рады, если бы мы все уехали в Европу, в Турцию или в любое другое место на Земле. Они не хотят, чтобы мы здесь жили. Либо мы должны умереть. Это единственный выбор, который они нам оставляют: уехать или умереть здесь. Это же касается людей, которые находятся в других осажденных Асадом районах, например, в долине Вади-Барада. Там 100 тысяч человек! И им оставлен только один выбор: умереть от бомб, которые на них сбрасывают, или уехать в любое другое место на Земле.

– Получается, все, что вам остается, – это сидеть и ждать?

– Я надеюсь, что что-то еще можно сделать. Может быть, международное сообщество, которое 5 лет смотрело, как нас убивают, может что-то сделать? Я надеюсь на человечность в сердцах людей по всему миру. Я хочу, чтобы голос, которого нас лишили, был услышан во всем мире. Я хочу понять: чего они ждут? Почему они ждут, что мы уедем из Сирии или умрем? Я бы хотел увидеть какое-то массовое движение в мире, призванное нам помочь. Мы заслужили жизнь, наши дети заслужили ее, они заслуживают права ходить в школу, получать образование. Это единственное, на что я надеюсь.

– Вы допускаете возможность сохранения власти в Сирии за Башаром Асадом на какой-то переходный период после того, как закончится война?

– Я думаю, что это просто трюк Асада, это ловушка. Ловушка для нас, для оппозиционных групп, для всех людей, которые жаждут свободы. Сначала они скажут, что это лишь на какой-то период, а через несколько месяцев окажется, что никакие альтернативы их не утраивают. Нет ни одной стороны, которая бы добивалась этих договоренностей и при этом держала слово. Россия не является такой стороной. Сначала они говорят, что они выступают за прекращение огня в западной части провинции Алеппо, а потом от их бомб здесь погибают люди. Когда проходила эвакуация из Алеппо, Россия была одним из ее гарантов. Она говорила, что никому не будет причинен вред. На самом деле во время эвакуации погибло очень много людей, многие были арестованы или похищены.

– Самое страшное – жизнь в осажденном городе с грудным ребенком – для вас уже позади. Произошло ли за это время какое-то событие, которое запомнится вам на всю жизнь? Какое воспоминание останется самым страшным из тех, что мучают по ночам всю оставшуюся жизнь?

– Если честно, таким воспоминанием будут все эти gznm лет, которые я провел в Алеппо. Особенно, конечно, последняя неделя. Был момент, когда я просто плакал два дня подряд. Не о себе, а о своей семье. Было много моментов, которые я никогда не смогу забыть, но этот стоит особняком. В последние дни мы были окружены на очень маленьком клочке земли, площадью в несколько квадратных километров. 50 тысяч человек. Бомбы и артиллерийские снаряды падали на нас как дождь. Повсюду на улицах лежали убитые и раненые, которым никто не мог помочь. В один из этих дней здание, расположенное по соседству с тем, где мы находились, рухнуло. Я слышал крики из-под обломков, но рядом не было никого, кто мог бы поднять тяжелые плиты и спасти людей. Их оставили там умирать. Мы все ждали, что в наш квартал с минуты на минуту войдут войска Асада, и мы были уверены, что они убьют всех, кого встретят на своем пути.

Я так переживал за свою жену и дочь, я практически был уверен, что мы не выживем, что я потеряю их навсегда, что они погибнут. Хотя знаете, то, что было в Алеппо, – гораздо хуже смерти. Если бы в наш квартал вошли солдаты Асада, иранская милиция, наемники из Афганистана и Ливана, это было бы хуже смерти. Поэтому я тогда и вышел в онлайн, через Periscope, чтобы передать последний крик о помощи. Для нас это был последний шанс. К счастью, он сработал и мы смогли выжить. Я надеюсь, что то, что случилось в Алеппо, не повторится здесь, где мы сейчас находимся. Я надеюсь, что мой голос услышат во всем мире, что его услышит международное сообщество, Совет Безопасности ООН: пожалуйста, помогите нам, помогите детям, всем людям, которые находятся сейчас в сельской местности к западу от Алеппо, помогите как можно скорее!

Стартовавший 26 декабря в Берлине европейский марш в поддержку Алеппо прошел первые 340 километров и задержался на день в Праге. Корреспондент Радио Свобода провела день с участниками акции поддержки жителей сирийского города:

​