Россия и Беларусь. «Перемены придут изнутри»

"Давно спланированная информационная кампания, которая была разработана в недрах евроатлантических структур", –​ так ответила представитель российского МИД Мария Захарова западным странам в связи с их реакцией на массовые задержания участников акций протеста 26 марта в России. Обмен мнениями между Западом и Минском в связи с разгоном демонстраций в Беларуси был чуть менее острым. Изменится ли в связи с протестами в российских и белорусских городах политика Запада в отношении Москвы и Минска?

Западные аналитики по-разному отреагировали на протестную активность в России и Беларуси.

По мнению Кира Джайлса из аналитического центра Chatham House, "президент Лукашенко оказался в нелегком положении".

– Обеспечить своей стране хоть какую-то свободу маневра, пытаясь снизить ее зависимость от России и наладить связи с Западом, означает постоянный риск разрушительной для Беларуси российской реакции, – считает эксперт. – Жесткая реакция Лукашенко на мартовские демонстрации, возможно, была попыткой выиграть время, опровергнув обвинения со стороны России в опасной нестабильности – но ценой за это может стать откат назад в отношениях с ЕС. В любом случае, Беларусь рано или поздно окажется перед решающим выбором между Востоком и Западом; ЕС и НАТО следует быть готовыми к этому моменту.

Корреспондент журнала The New Yorker Джошуа Яффа, наблюдавший за событиями 26 марта в Москве, считает, что "за год до выборов остается неясным, какие аргументы или какой контракт Путин намерен предложить россиянам на свой четвертый и, возможно, последний срок. Патриотический подъем, обеспеченный аннексией Крыма, начинает идти на спад. Российская военная операция в Сирии – еще менее эффективный пропагандистский инструмент. У Путина и его советников нет ясного ответа на популистский и неидеологический антикоррупционный месседж Навального".

Шеф-редактор информационно-аналитического бюллетеня Strategic Europe Джуди Демпси считает, что нынешние события должны заставить прежде всего Евросоюз активизировать свою политику на российском и белорусском направлении. По ее мнению, речь могла бы идти скорее о поддержке граждан, чем о серьезных прорывах в отношениях с официальными властями двух стран: содействии независимым СМИ, создании новых учебных программ и центров для молодых россиян и белорусов, желающих учиться в Европе, возможном упрощении визового режима, правовой поддержке и т. д.

Подробнее о том, как в нынешней ситуации могут измениться отношения Евросоюза с Москвой и Минском и кому это пойдет на пользу, Джуди Демпси рассказала в интервью Радио Свобода.

– Акции протеста в России и Беларуси прошли почти одновременно. Телекадры из Москвы и Минска, на которых полиция набивает автозаки задержанными, были похожи как близнецы. По-вашему, состав и мотивация протестующих тоже были похожими?

– Нет, не были. Многие уже отметили, что в российских демонстрациях участвовало очень много молодых людей. В этом отношении нынешние протесты отличались от того, что происходило в 2011–12 годах. Кроме того, география выступлений была гораздо шире, не ограничивалась Москвой и Петербургом.

В белорусских акциях интересно прежде всего то, что в них, наоборот, участвовало немалое число пожилых людей, пенсионеров. Это стало следствием явных провалов политики президента Лукашенко, связанной с социальными стандартами, с уровнем жизни. Ведь раньше это была наиболее лояльная группа населения, эти люди никогда не выходили протестовать. Они были опорой режима.

Другое отличие – разная роль оппозиции. Российские акции были организованы Алексеем Навальным, который показал, что он имеет большое влияние на оппозиционно настроенную часть общества. Кроме того, он выбрал одну тему, которой были посвящены эти выступления, – борьбу с коррупцией. В Беларуси оппозиция осталась разрозненной и в роли главного организатора демонстраций не выступала. Кроме того, сами выступления, начавшись как протесты против "закона о тунеядцах", потом утратили какую-то конкретную направленность, став "обобщенным" протестом.

– Исходя из опыта восточноевропейских антикоммунистических революций или "арабской весны", можно ли предполагать, что это начало каких-то серьезных политических перемен в обеих странах – или в какой-то одной из них?

– В краткосрочной перспективе – точно нет. Интересно, как отреагировал на события белорусский режим: задержали сотни людей, но по большей части совсем ненадолго. Это означает, что Лукашенко не хочет сжигать мосты, пытается сохранить наметившееся улучшение отношений с Западом. В противном случае он окажется отданным на милость и немилость России. Пространство для маневра у него очень узкое. Отсюда эти уловки: жестко расправиться с демонстрантами, но быстро отпустить. Ему не хочется захлопывать калитку, ведущую к Европе. Чтобы крышку с белорусского котла не сорвало, властям нужны деньги. Россия не может давать их так, как раньше: у нее хватает своих экономических проблем. Евросоюз и Международный валютный фонд обещают Минску финансовую помощь, но она может использоваться в режиме кнута и пряника. Выбор за Лукашенко.

– Вы пишете, что Европе следует активнее помогать новому поколению россиян, которое проявило сейчас интерес к политике, к общественным проблемам. Но ЕС выглядит поглощенным своей внутренней ситуацией, далеко не лучшей – Брекзит, подъем популистских партий и т. д. Сохранился ли еще в европейских политических кругах интерес к происходящему в России и Беларуси?

– Да, всегда можно найти причины, по которым Европа чего-то не делает – или делает не так, как хотелось бы. Но ЕС тоже неоднороден. Есть группа стран, прежде всего Польша и страны Балтии, которые по понятным причинам весьма интересуются тем, что происходит к востоку от них. С Польшей, правда, сейчас есть некоторые проблемы, у Варшавы не слишком хорошие отношения с Брюсселем при нынешнем правительстве, но по отношению к странам "Восточного партнерства" Польша и государства Балтии ведут скоординированную политику – на самом деле, при поддержке Германии.

– Это в большей мере относится к Беларуси, входящей в "Восточное партнерство". А как насчет России? Есть ощущение, что в отношениях Европы с ней – что с властями, что с обществом – все замерло.

– Да, у Евросоюза сейчас нет долгосрочной стратегии отношений с Россией. Санкции против Москвы отменены в ближайшее время не будут, тут нет сомнений. Но в целом в европейской политике в отношении России наблюдается если не паралич, то временная неподвижность. Непонятно, как и за счет чего выходить из нынешней ситуации. Они наблюдают за демонстрациями, за коррупционными обвинениями в адрес путинского окружения, за тем, как режим все сильнее ограничивает деятельность НКО и гражданские свободы – но какой-то осмысленной, продуманной реакции на все это нет. Нет представления о том, куда двигаться дальше. При этом ЕС мог бы делать куда больше, работая с обществом, с гражданами, расширяя образовательные программы, даже какие-то программы по подготовке или реквалификации менеджеров, специалистов. Но это должны быть долгосрочные проекты. А их почти нет, потому что о том, что будет "на следующий день", когда в России произойдут политические перемены, никто особенно не задумывается. Санкции как таковые – это инструмент политики, а не сама политика.

– Безусловно. С другой стороны, властям может даже нравиться то, что потенциально оппозиционно настроенные молодые люди из России или Беларуси поедут получать образование в Европу. Вот их возвращение обратно с идеями о том, как изменить ситуацию дома, такого рода режимы приветствовали бы куда меньше. В то же время – прежде всего, с Минском – Европа сейчас находится в режиме осторожного диалога. Позиция Лукашенко уязвима не только в отношениях с Россией, но, как выяснилось, и с собственными гражданами. Поэтому он тоже должен предложить ЕС что-то, какие-то уступки, если он хочет пользоваться хотя бы частичной европейской поддержкой. На самом деле первые шаги могут быть не такими уж сложными: например, мораторий на смертную казнь.

– Реакция Европы на разгон белорусских демонстраций была довольно мягкой. Возможно, Брюссель видит в Минске потенциального посредника в отношениях с Москвой?

– Нет-нет, не думаю, что здесь кто-то до сих пор настолько наивен. Нечто подобное уже было в 2010 году (имеется в виду непродолжительная политическая либерализация в Беларуси перед президентскими выборами в декабре 2010 года, закончившаяся разгоном оппозиционных акций в Минске. – РС). Скорее, идет общее изменение тактики Евросоюза в отношениях с авторитарными режимами. Вопросы ценностей – гражданские свободы, права человека – остаются важными. Но при этом упор во все большей мере делается на прагматическую политику и соображения стабильности, таково мое впечатление.

– То есть на смену времени идеализма пришло время осторожности? Эта осторожность распространяется, например, и на российскую оппозицию – она ведь вовсе не обязательно является прозападной и либеральной? У того же Навального, например, репутация умеренного националиста, его позиция по Крыму далека от европейской.

– У российской оппозиции могут быть те или иные взгляды на будущее своей страны, которые, конечно, не обязаны совпадать со взглядами западных политиков. Важно, что сейчас становится ясно: перемены в таких странах, как Россия или Беларусь, придут изнутри. Но это значит, что Европе следует думать об этом, следить за ситуацией, вести более активную политику, чтобы эти перемены не застали ее врасплох.