«Никто не хочет, чтобы внуки жили в Северной Корее»

26 марта пенсионерка Марина Венчикова вышла из дома на митинг против коррупции в Архангельске вместе с дочерью и маленькой внучкой. Около подъезда ее схватили полицейские, затолкали в машину и отправили в участок. Несколько часов ее допрашивали, не давали воды и игнорировали просьбу вызвать врача. Затем 60-летняя Венчикова упала в обморок. Ее госпитализировали в больницу с диагнозом "гипертонический криз".

Через несколько суток за Венчиковой в больницу пришли сотрудники полиции и силой доставили в суд. В этот день судья не стал рассматривать дело из-за плохого самочувствия ответчика. Позже суд не нашел в действиях Венчиковой состава преступления. Но Венчикову признали виновной в правонарушении по статье 20.3 КоАП (пропаганда либо демонстрация нацистской атрибутики или символики). Сейчас Марина Венчикова добивается отмены приговора по этой статье и будет подавать в суд на полицию за превышение должностных полномочий.

– Сначала хочу сказать, что я не националистка. Обвинение в демонстрации нацистской символики полицейские придумали, чтобы я прекратила выходить на митинги. Я – никто, серенькая мышка. У меня нет лидерских качеств или организационного таланта. Я обычная, боязливая, законопослушная пенсионерка. Простая горожанка, которая хочет мира и спокойствия. Но я поняла, что жить в России дальше невозможно, и я стала бороться понемногу.

– И вы вышли на митинг 26 марта?

– Мы начали выходить на прогулки свободных людей в конце января этого года. Собирались небольшой группой единомышленников и гуляли по пешеходной дороге. Пятого февраля я с моим товарищем Евгением Казаковым вышла на одиночный пикет против коррупции ВВП. Мы тихо стояли на улице, прохожих почти не было. Спокойно провели пикет и пошли домой. Но нас сопровождали четверо полицейских. После пикета мне позвонили на мобильный телефон и потребовали, чтобы я пришла в полицию.

– Вам объяснили причину этого требования?

– Нет, и повестку прислать отказывались. Полицейские приходили ко мне домой, опрашивали соседей. 25 марта поздно вечером мне позвонили по телефону и снова потребовали прибыть в участок для дачи показаний. Затем ночью кто-то очень долго трезвонил в мою квартиру. Я отключила телефон. 26 марта я включила телефон перед тем, как отправиться из дома на митинг. Как только я вышла во двор и пошла по тротуару, из кустов выскочили двое полицейских. Затем подъехала машина ППС и меня грубо втолкнули внутрь. У меня до сих пор на теле синяки. Двухлетняя внучка видела, как меня запихивали в машину. Девочка кричала и плакала. Меня увезли в полицейских участок, очень грубо допрашивали, угрожали. Я не была морально готова к допросу, и здоровье меня подвело. Мне стало плохо, и я попала в больницу. Давление стабилизировалось с трудом. Выписку планировали на вторник. В пятницу мне принесли направление на УЗИ сердца. А потом вдруг пришла медсестра и забрала направление. Она сказала, что доктор заболела и меня срочно выписывают.

– То есть лечащий врач выписала вас до окончания лечения по просьбе полиции?

– Именно так. Через полчаса после сообщения, что меня выписывают, на пороге палаты появились полицейские. Два амбала выволокли меня в тапочках из больницы. Повезли в суд. Врачи в этой истории поразили меня больше всех: никакой этики. Больницу, в которой я лежала, несколько лет назад оптимизировали: сократили персонал, ликвидировали отделения. Врачей во всей стране увольняют или лишают возможности работать в нормальных условиях. А они все равно на стороне власти. И лечат по указке полицейских. Я недавно пришла к лечащему врачу и спросила, почему она меня выписала раньше времени, не померила давление перед выпиской, не показала план лечения. Так эта врач выгнала меня из кабинета!

– Но судья за участие в митинге вынес вам оправдательный приговор?

– Пока меня везли в суд, я позвонила Игорю Матвееву, майору, который рассказал на всю страну, что солдат кормят собачьими консервами. Его потом посадили. Я Матвееву помогаю немного. Он вышел из колонии, но у него нет работы и родственников тоже, а пенсию отбирает государство. Матвеев объяснил по телефону, как правильно написать ходатайство, чтобы отложили суд. И судья пошла мне на встречу. Игорь Матвеев позвонил правозащитнику Льву Пономареву, тот связался с Настей Зотовой. И обо мне начали писать в разных СМИ. Я думаю, меня не "закатали" сразу, как грозили полицейские, из-за общественного внимания. Потом организация "Русь сидящая" нашла адвоката Илью Уткина, который мне помог. В Архангельске нет независимых СМИ, правозащитников, некому заступиться. Я знаю, что обращались к уполномоченному по правам человека, чтобы он защитил от издевательств Сергея Мохнаткина, который сидит в колонии в Архангельском регионе. Уполномоченный пальцем не пошевелил.

– Какие материалы с нацистской символикой вы выкладывали в интернете?

– Полицейские сказали, что я выложила фрагмент из игрового фильма о ВОВ. Да, я это сделала. Обычный фильм о войне. И конечно, там были люди в нацистской форме. Но они меня обвинили в размещении картинки: Путин, а за его спиной свастика. Ничего подобного я не репостила. Как следователи сумели на моей странице эту картинку найти, я не знаю. Возмутительно, конечно. Сами сняли фильм "Навальный – Гитлер" и заставляют студентов его смотреть, а меня обвиняют в фашизме. Двойные стандарты во всем.

– Какое наказание последует за обвинительным приговором?

– Заплатить тысячу рублей. Но проблема не в деньгах. Мне обидно. Я помню людей, которые воевали. Я знаю о войне со слов очевидцев. Мой дед воевал, моего отца забрали в Германию. Он спрыгнул с поезда, чтобы избежать плена, повредил ногу, остался калекой на всю жизнь. А они мне демонстрацию свастики приписали. Дурость и дикость! Я буду оспаривать это решение во всех инстанциях, вплоть до ЕСПЧ.

– Вас первый раз задержали?

– Да.

– Что для вас в этой ситуации было самым сложным?

– Они мне пить не давали, в туалет я с трудом умолила отпустить, звонить по телефону не разрешали. Но страшнее всего было ощущение жуткого одиночества. Я думала, что пропаду в этом КПЗ и никто даже не узнает, что со мной произошло. Но откликнулись очень многие люди. Они говорили и писали мне слова поддержки, присылали деньги на мой счет. Небольшие переводы, сто-двести рублей. Но один человек перевел пять тысяч. Я позвонила ему, чтобы поблагодарить. Очень пожилой мужчина ответил на звонок и попросил нас не останавливаться. Он сказал, что сам слишком стар и болен, чтобы бороться.

Эти пять тысяч я заплатила местному адвокату, чтобы она сняла копии дела. Остальные деньги ушли на телефонные разговоры. Игорю Матвееву пришлось звонить в Комсомольск-на-Амуре, где он сейчас живет. Я и сама всегда помогаю деньгами политзаключенным. Елене Блиновой, воспитательнице, которую уволили после того, как она вышла на митинг. Борису Яковлеву, музыканту из города Дно, поэту Александру Бывшеву, которого осудили за экстремизм.

– Что именно вас заставило выйти на антикоррупционные пикет и митинг?

– Нельзя так больше жить. Наш город Архангельск, столица Поморья, в ужасном состоянии. Дома рушатся, работы нет, город пустой. Молодежь уехала. Остались одни пенсионеры, чиновники, продавцы и полицейские. Мне хочется для внучки другого будущего. Хочу, чтобы она жила в свободной стране и ничего не боялась. Я мало могу для этого сделать, но пытаюсь изо всех сил. Всюду разговариваю с людьми, стараюсь переубедить. На днях мы снова пошли на прогулку свободных людей. Нашу маленькую группу пенсионеров сопровождал полицейский и два "космонавта". Полицейский, совсем зеленый парень, начал нам вопросы задавать. Мы ему рассказали, что происходит в нашей стране. Он заинтересовался, сказал, что никогда не задумывался об этих проблемах. Мы ему посоветовали книги, статьи, сайты. Надеюсь, перековали. Не всех, конечно, удается переубедить. Например, недавно продавец в магазине увидела на моей одежде значок группы поддержки оппозиционера Вячеслава Мальцева и спросила, что это такое. Я ответила, что мы хотим изменить жизнь к лучшему. Она в ответ: "Может, вы хотите, чтобы мы и за границу ездили отдыхать?" Я ответила, почему бы и нет. Продавец возразила, что в России столько хороших мест. А потом сказала, что она готова жить в нищете, лишь бы видеть, как поднимается солнце.

– Что это значит?

​– Эта молодая почти беззубая женщина считает, что солнце поднимает Путин. И лучше нищета, чем жизнь без Путина. Очень грустно после таких разговоров с народом. Но людей, которые разделяют взгляды этой женщины, все меньше и меньше. Россияне не хотят нищенствовать и голодать. А мы все скатываемся в нищету. Например, я получаю пенсию восемнадцать тысяч рублей. Выживать на эти деньги очень сложно. Меня кормит приусадебный участок, который мне достался от бабушки. Эта зима была такой холодной (снег до сих пор лежит), что я не знаю, каким будет урожай. А цены на все растут, коммуналка больше и больше. И я думаю с ужасом, будет следующей зимой моя внучка голодать или нет.

– Принято считать, что пенсионеры – это путинский электорат.

– Пенсионеры не за Путина, а лишь бы не было войны. Но и в среде пенсионеров усиливаются протестные настроения, потому что пожилые не видят будущего своих детей. Никто не хочет, чтобы внуки жили в Северной Корее. А именно в ту сторону власть нас ведет.

– Дочь поддерживает вас в протестной активности?

– Она волнуется за меня, поэтому ходит со мной для страховки.

– Дочь не отговаривает вас от участия в митингах?

– Нет. Я все это делаю ради своих близких. Если у меня в кармане лежал бы кусочек цианистого калия, я бы действовала более смело. С улицы не ушла бы.

– Зачем вам цианистый калий?

– Я прожила лучшие годы своей жизни. Впереди меня ждут только болезни и немощь. Я не страшусь смерти. Смысл моей жизни сейчас – в борьбе за свободную жизнь моей внучки. Но я очень боюсь, что меня могут в следующий раз забрать в полицию и мучить, как Ильдара Дадина, например. Когда я это представляю, то думаю, что лучше иметь возможность быстро избавиться от мучений.