Выборы президента России: посторонним вход воспрещен

Если предвыборной интриги нет, нужно высосать ее из пальца. Кажется, этим занимаются нынче в администрации президента России, размышляя, как привлечь народ к участию в процедуре с заранее определенным исходом под названием "выборы президента России". Иначе не выпускались бы пробные шары вроде того, что соперником Владимира Путина на выборах могла бы быть, к примеру, женщина.

Внезапно в этой связи стали называть имя Ксении Собчак. Сама Собчак эти слухи опровергла – но таким способом, который оставляет возможность в любой момент "дать задний ход" и объявить: нет, я все-таки попробую! Ситуация напоминает эпизод из гайдаевского "Ивана Васильевича", когда в возникшей в Кремле времен Ивана Грозного суматохе шапка Мономаха на какой-то момент случайно оказывается на голове слуги Федьки – и тот моментально приосанивается, почувствовав себя, пусть и на секунду, царем.

Тем временем на призыв администрации уже откликаются некоторые профессиональные политики-спойлеры, почти никому не ведомые, но "всегда готовые". Ведь задача – создать "движуху", а не реальный выборный процесс. Следует расшевелить ту часть электората, которая не готова удовлетвориться простой истиной "если не Путин, то кот". Она явно заскучала, и ее можно понять: Зюганов, Жириновский и Явлинский, постоянный предвыборный компарс путинской эпохи, – это уже не смешно и не грустно. Это просто никак. А условная Собчак или кто-либо еще, создающий иллюзию "постороннего" кандидата, пришельца из-за пределов нынешней политической системы, – хоть какое-то оживление. Тем более что прием был опробован в 2012 году, когда роль "постороннего" худо-бедно сыграл миллиардер Михаил Прохоров, набравший в итоге около 8 процентов голосов.

"Ложный посторонний" – довольно распространенная предвыборная уловка тех авторитарных режимов, которые не готовы полностью отказаться от выборов или превратить их в совсем уж откровенный фарс с единственным вечным кандидатом. Скажем, к выдвижению подобных претендентов прибегал в ходе своего более чем 30-летнего правления мексиканский диктатор Порфирио Диас. Все знали, кому принадлежит власть и в чьих руках она останется на очередной срок, но декорум предпочитали соблюсти. Пока не появился действительно посторонний, внесистемный кандидат – Франсиско Мадеро, сумевший повести за собой недовольных и добиться ухода Диаса. Сам Мадеро, впрочем, у власти продержался недолго, а его правление ознаменовало начало мексиканской революции – но это уже другая история.

В Португалии в 1958 году сюжет был несколько иным. Премьер-министр Антониу ди Оливейра Салазар, к тому времени правивший страной более четверти века, решил поиграть в народное волеизъявление и устроил прямые президентские выборы. Соперником ставленника Салазара, контр-адмирала Америку Томаша, стал другой военный – генерал Умберту Делгаду. Однако Делгаду отказался играть роль спарринг-партнера правительственного кандидата и пригрозил, что в случае избрания отправит Салазара в отставку. Властям пришлось разгонять демонстрации в поддержку генерала, включать на полную мощность административный ресурс и рисовать "правильные" результаты выборов (Томаш – 52% голосов, Делгаду – в два раза меньше). Непокорного генерала, не перестававшего протестовать, вначале выслали из страны, а поскольку и в изгнании Делгаду не угомонился, спустя несколько лет агенты португальских спецслужб убили его при попытке нелегального возвращения на родину. Режим Салазара и его преемника Марселу Каэтану продержался еще полтора десятилетия.

Иными словами, "ложный посторонний" в определенных условиях может стать реальным противником системы. Для этого важен, однако, сам спрос на человека "извне". Действующая власть замечает этот спрос и пытается использовать его в своих интересах, но иногда что-то идет не так. Это "иногда" зависит от массы обстоятельств, и общих закономерностей тут нет. Генерал Делгаду проиграл, а Борис Ельцин, к примеру, победил. А ведь он тоже был в каком-то смысле "ложным посторонним" – популярный перестроечный аппаратчик, который ярко и демонстративно порвал с коммунистической системой, но в действительности сохранил с ней множество политических и психологических связей, что много раз проявилось позднее, в годы его бурного президентства.

Впрочем, даже появление настоящего постороннего, внесистемного и антисистемного кандидата – вовсе не гарантия успешного перехода от авторитаризма к демократии. В начале 90-х в бывших советских республиках на волне движений за независимость появилась череда лидеров, вышедших из диссидентской и/или интеллигентской среды. Большинство из них (Абульфаз Эльчибей в Азербайджане, Станислав Шушкевич в Белоруссии, Звиад Гамсахурдиа в Грузии) оказались недолговечными, и спустя пару лет, а то и месяцев их сменили старые экс-коммунистические бонзы, формально присягнувшие новым знаменам и временам. Популярное до сих пор объяснение звучит так: националистические лидеры-идеалисты не имели должного управленческого опыта, а потому не сумели удержать власть и заложить прочные основы нового политического режима, в отличие от их многоопытных оппонентов вроде Гейдара Алиева или Эдуарда Шеварднадзе.

Если это верно, то лишь отчасти. Неопытными оказались не только лидеры, но и общества, толком не понимавшие, куда, собственно, они идут и чего хотят. А вот в Центральной Европе ситуация была другой. Пожалуй, самый яркий пример "постороннего" в политике, драматург и диссидент Вацлав Гавел, оказался весьма успешным президентом, занимавшим свой пост в двух государствах, Чехословакии и Чешской Республике, в общей сложности 13 лет. Если считать Гавела "полюсом успешности", а Гамсахурдиа, чье недолгое президентство закончилось гражданской войной, – "полюсом провала", то где-то между ними окажется еще один "посторонний" – бывший электрик и профсоюзный лидер Лех Валенса, шедший в 1990 году на выборы под странным лозунгом "Не хочу, но должен". Валенса был неважным президентом, конфликтным и хаотичным, и не был избран на второй срок, проиграв бывшему коммунистическому функционеру Александру Квасьневскому. Но, в отличие от Азербайджана или Грузии, с демократией в Польше после этого никаких катастроф не произошло. Квасьневский стал вполне успешным главой государства, который играл по демократическим правилам и привел свою страну в НАТО и ЕС.

После антикоммунистических революций конца 1980-х годов в странах бывшего соцлагеря выбор общества в пользу Европы был вполне однозначен. Энергии, порожденной этим выбором, хватило лет на пятнадцать. За это время были не только сочинены новые конституции и избраны соответствующие президенты и парламенты, но и заложены основы новой экономики и правового порядка, позволившие этим странам вступить в Евросоюз. С тех пор в их истории началась новая эпоха, со своими проблемами и сомнениями. Но, как бы ни относиться к происходящему, например, в Польше или Венгрии при их нынешних лидерах Ярославе Качиньском и Викторе Орбане, выбор, сделанный четверть века назад, там в целом никем не оспаривается. Орбан может заключить с Россией контракт на строительство АЭС, но он не собирается восстанавливать "нерушимое единство братских стран социализма".

В бывшем СССР, за исключением трех балтийских стран, никакой выбор толком сделан не был. В результате Россия и ее ближайшие соседи зависли на полпути между советским и несоветским – в чем-то среднем, называемом столь же неопределенным словом "постсоветское". Прорыв из этой неопределенности вряд ли принесет какой-то конкретный лидер, кем бы он ни был по отношению к "постсовку" – реформатором, выросшим в рамках самой системы, как когда-то Горбачев, или же посторонним – хоть истинным, хоть ложным. Как бы ни звали такого человека – Алексей Навальный, Михаил Саакашвили или даже Ксения Собчак – он или она не смогут и не сделают ничего, если сторонними наблюдателями за политической игрой не перестанет чувствовать себя большинство граждан. Без них перемен не бывает.

Ярослав Шимов, историк и журналист, обозреватель Радио Свобода

Взгляды, высказанные в рубрике «Мнение», передают точку зрения самих авторов и не всегда отражают позицию редакции

Оригинал публикации – на сайте Радио Свобода