Геннадий Афанасьев: В застенках Лефортово

(Предыдущий блог – ​здесь)

Моя камера карантинного отделения была, прямо сказать, небогатой. Тут находились две прибитые к полу «шконки».
Деревянная, вся в облезлой краске табуретка, которая должна была заменять мне обеденный стол. У входной двери, прямо в зоне видимости глазка, стоял туалет в форме прекрасной вазы, не имеющий какой-либо заслонки ни перед тюремщиками, ни перед сокамерником. Так сказать, все на виду. Также есть всегда неработающая вентиляция, радио с одной единственной волной – «милицейской» – и забитое намертво деревянное окно. В таких хоромах я вынужден был проводить дни и ночи. Месяцы. Годы.

Среди дня внезапно открылась дверь. На пороге появился мой крымский «палач» в форме ФСБ. За ним зашли еще два конвоира. На мне застегнули наручники и, не говоря ни слова, щелкнув пальцами, работник Федеральной службы безопасности России повел меня за собой. В Лефортово все конвоиры издают щелчки, чтобы предотвращать встречи заключенных. Слыша эти предупредительные звуки, они сразу начинают прятать нас, заключенных, в пустых камерах либо в закутках, что встречаются по пути, ожидая, пока дорога не освободится.

В итоге меня завели в тот же кабинет, где при поступлении в следственный изолятор происходил обыск, а, вернее, «шмон», ведь иначе то действие и не назвать. Сотрудник ФСБ Александр приказал мне сесть на прикованную к полу табуретку и после этого снял с меня наручники. Он ходил вперед-назад, потом повернулся, попробовал сделать доброе лицо и заговорил: «Там приехали журналисты телеканала «Россия-1» по твою душу, нужно озвучить вот этот текст». Александр достал из внутреннего кармана пиджака листок А4 с напечатанным текстом и, показывая пальцем вверх, таинственно продолжил: «Приказ оттуда. Понятно? Раньше начнем – быстрее закончим. По рукам?».

​Естественно, моя первая реакция – внутренний отказ. Это проявлялось в том, что я молчал и тупо смотрел в пол. Но человек, что пытал меня, не выждал и минуты, продолжив: «Давай не будем создавать друг другу проблемы. Ты все равно заговоришь. Вопрос лишь в том – когда. Ты же не хочешь повторения крымского сценария?». Я понимал, что эта видеозапись, скорее всего, станет приговором моему патриотизму, моему возвращению на родину, да и, в принципе, всему, что у меня осталось. Но я не готов был вернуться к противогазу, к ударам током по половым органам, к играм с паяльником. Мне было страшно. Я очень устал…

Русские пропагандисты сняли видео, которое хотели снять, по своему сценарию. Наверное, это стало последней каплей. Меня выжали, как лимон. Я до времени перестал быть нужным. Я остался в одиночестве, поглощенный своим унынием и болью. Меня сжимали стены отчаянья, собственного разума. Я молился лишь об одном – чтобы мое сердце остановилось. Чтобы я не проснулся. Чтобы все закончить и забыть…

Спустя десять суток у меня появился первый сокамерник.
Меня вели по коридорам тюрьмы, со всех сторон была натянута сетка между этажами и переходами. Все как из кинофильмов. Камера, камера, камера, номера, кормушки, звуки смывающихся унитазов за ними, кашель и иногда смех, тот, который не услышишь на улицах или в кафе. У одной из множества идентичных дверей произошла остановка. Замочная скважина провернулась – и меня втолкнули внутрь.

У «шконки», держа руки за спиной, стоял мужчина, на вид лет сорока пяти. За чаем мы познакомились. Соседа звали Сергей. На него было заведено несколько уголовных дел, за одно из них он уже получил семнадцать с половиной лет. История Сергея достойна кинодрамы. В девяностых годах он работал нотариусом в одной из контор города Москва. Очень часто к нему приходили клиенты для переоформления квартир на третьих лиц. То, что эти клиенты были в сопровождении крепких мужчин, его не касалось. В итоге всех этих людей нашли закопанными в лесу, а против Сергея возбудили уголовное дело как против участника организованной преступной группировки «черных риелторов». Испугавшись, как он считал, незаслуженного наказания, Сергей ушел в бега. Чтобы в этом изгнании на что-то жить, что-то кушать, пришлось нарушать закон. Сергей торговал оружием. И лишь через девять лет его случайно задержали.

​В результате за первое уголовное дело он получил семнадцать с половиной лет, а вот за второе теперь по совокупности ему угрожало пожизненное лишение свободы. Следователи требовали от Сергея дать показания на совершенно неизвестного ему человека. Он молчал, за что его очень долго избивали, от чего Сергей месяцами не мог встать с кровати, но когда поняли, что таким образом не добиться от него нужных им показаний, решили воздействовать с другой стороны. Угрозы были стандартными и тривиальными как для тюрьмы, тут чаще давят одним – сроком: в случае отказа они припишут все преступления, совершенные с целью продажи оружия, на счет Сергея, и он получит пожизненный срок.

В итоге Сергей заключил досудебное соглашение, и теперь ему предстоял суд. Сдержат ли свое слово следователи или нет, было неизвестно. Нервное напряжение за четыре с половиной года, проведенных в следственном изоляторе Лефортово, очень сильно сказалось на нем. Об этом свидетельствовали четыре пачки выкуриваемых в день сигарет и серии заболеваний. Довольно частые панические атаки, невероятный нервный тик и тремор, не дающий возможности удержать стакан в руках. Неужели это все ждет и меня?

Мы были в камере меньше одной недели, но я все-таки успел дождаться приговора Сергею. Ему насчитали двадцать три с половиной года. Сергею от этого знания легче не стало…

Мнения, высказанные в рубрике «Блоги», передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции

Все блоги Геннадия Афанасьева читайте здесь