Из России. Убитые таланты

Все русские равны. Но некоторые равнее. В современной России класс богатых и класс бедных не смешивается, как масло и вода (тонкую "среднюю прослойку" между ними можно не брать в расчет), а власть и положение в обществе передаются только по наследству – точно так же, как бедность и отсутствие перспектив. Трагедия не в том, что "элита" считает: богатство и вседозволенность у нее по праву. А в том, что остальные сто сорок миллионов человек верят, будто они – люди второго сорта и заслужили это свое положение.

У тех, кто разбогател в 90-е и нулевые, было советское детство, советская школа, советский вуз – в целом, общий со всем народом опыт. Да, теперь у них яхты за сотни миллионов долларов, на их семейных праздниках отплясывают голливудские "звезды", но, как и все советское поколение, они помнят, что батон стоил 13 копеек, а звонок по уличному телефону-автомату обходился в "двушку". Они прыгали по крышам, играли в классики и казаки-разбойники, делали "дымовушки" из неваляшек, носили школьную форму, и, если бы довелось случиться беседе богатейшего россиянина и последнего бомжа, оба нашли бы в своем прошлом много общего. Богатейшие россияне получили такое же воспитание и такое же образование, как их беднейшие ровесники (в СССР разница между провинциальной школой и столичной с углубленным изучением математики или английского была меньше, чем сегодня между частной и государственной в одном городе). Какой бы лоск они ни приобрели с годами, мы все помним: один начинал помощником сталевара, другой – прорабом, вот этот не блистал в московской средней школе, а тот, наоборот, закончил аспирантуру при Академии наук (как и многие из тех его соотечественников, которые торговали потом на рынках трусами или спились). Не то чтобы их биографии были написаны у каждого на лбу, но все же…

Совсем иное дело – их дети, новое поколение "элиты", потомство тех, кто разбогател в 90-е и нулевые. Они родились в зарубежных роддомах, выросли в обстановке, которую большинство из нас видели только в кино, "простых" сограждан встречали только в качестве прислуги, и жизнь всей страны им чужда и незнакома. Их родители, построившие себе роскошные особняки, провели половину жизни в коммуналках и хрущевках. Им, конечно, глубоко плевать, что вся страна живет примерно так же, как и тридцать лет назад, но они хотя бы могут вспомнить, каково это.

А вот дети уже просто не представляют, как можно жить впятером в квартирке размерами с их гардеробную, покупать просроченные продукты, потому что они продаются с хорошей скидкой, или просто стоять на остановке и ждать трамвай. Дело не только в том, что им, как и их родителям, это совершенно безразлично, но еще и в том, что по личным ощущениям для них жизнь всей страны – что-то вроде жизни инопланетян или туземцев африканского племени. Они могут себе представить ее, как я, к примеру, представляю себе жизнь дикарей в доме из веток и травы – в общих чертах и с помощью игры воображения.

Их родителей народ ненавидел и презирал. Потому что после распада СССР богатели люди, не отягощенные моральными принципами, а также образованием и культурой (хотя и не всегда). Потому что богатели быстро и у всех на глазах – примерно известно, кто на чем сделал деньги. Потому что еще вчера они были никем, как и все прочие, а теперь стали "элитой", и это осознавалось вопиющей несправедливостью.

К их детям отношение совсем другое. Их огромное (не только по меркам России, но и всего мира) богатство воспринимается как данность. Не только потому, что, приобретенное по праву рождения, это богатство считается законным, легитимированным тем фактом, что оно получено в наследство, а не захвачено во время приватизации. А потому, что, в отличие от своих родителей, в глазах всего народа дети выглядят достойными того, чтобы быть не только богатыми, но даже сказочно богатыми.

Благодаря деньгам своих родителей "элитные" дети получили образование в лучших школах и университетах Европы или США. Даже при самых скромных умственных способностях, благодаря армии дорогостоящих преподавателей и репетиторов, они выглядят умными и образованными. Особенно на фоне "второсортных" сверстников, которых школа выучила только читать и писать, а университет выдал какой-нибудь необязательный диплом юриста, экономиста или менеджера.

Если для среднестатистического молодого человека Большой – это театр, билеты в который ему не по карману, а Эрмитаж – это огромный музей, где, в лучшем случае, доводилось бывать со скучной школьной экскурсией, представители власти – небожители, живущие в телевизоре, то у "элитного" совсем другие ассоциации: может, балерины из Большого плясали ему "Танец маленьких лебедей" на празднике в честь пятилетия, а дядя Пиотровский подарил "эрмитажный" сервиз. Все это и дает то ощущение собственной значимости, исключительности и принадлежности к "элите", которую мы называем "врожденным".

Для таких людей естественно вести себя так, чтобы миллионы соотечественников ощущали свою ущербность и ничтожность. И для тех, и для других это происходит на инстинктивном уровне. Глядя на детей богатых родителей, образованных, "умных", разбирающихся в искусстве, технологиях, управлении, моде и всем на свете, не задаешься вопросом: почему они? Понятно же почему. Потому что они не такие, как мы. Они лучше нас. Намного.

Признаком принадлежности к высшему классу в разные эпохи была одежда или предметы роскоши, рост или произношение, бриллианты или золотые зубы. В средние века крестьянина от аристократа можно было отличить по росту и рахиту, настолько по-разному питались бедные и богатые. У Бернарда Шоу в пьесе "Пигмалион", посвященной теме социального неравенства, бедная цветочница Элиза Дулиттл говорит на "кокни". Этот социальный диалект выдает простолюдина, как рост – средневекового крестьянина, тогда как высокие люди элитного сорта говорят на хорошем английском.

Как демонстрировали принадлежность к "элите" в России в 90-е? Золотыми цепями, малиновыми пиджаками, большими внедорожниками. До сих пор люди самого разного достатка стремятся купить машину размером с танк, даже если они никогда не выезжают за пределы Москвы. Многие для этого влезают в долги и кредиты, экономят на отпуске, не могут позволить себе собственное жилье. Провинциальные содержанки богатых мужчин готовы отдаваться им за бриллианты или дорогие платья. Купить внедорожник, надеть малиновый пиджак или бриллиантовое колье гораздо проще, чем исправить произношение. Или выучить иностранные языки (даже самые посредственные молодые люди, живя за границей, овладевают парочкой). Или стать экспертом в искусстве (масскульт – это для бедных). И уж тем более получить образование в Кембридже или Гарварде.

Некоторые дети "элиты" еще демонстрируют высокое положение в пищевой цепочке с помощью суперкара или свадьбы за десять миллионов долларов. Но эти относятся к классу просто богатых, которым изредка хочется или нужно подавать сигналы о том, что они богаты. (Автор "Теории праздного класса" Торстейн Веблен считал, что все это – следствие эволюционных процессов). Представители класса супербогатых в такой демонстрации не нуждаются, в России они просто по праву крови получают места в правительстве, государственные проекты или бразды правления крупнейшими сырьевыми компаниями. По этой же схеме дети представителей культурной элиты по умолчанию получают роли, постановки и бюджеты фильмов.

И конечно, у широких масс это не вызывает ни возмущения, ни хоть толики недоумения. Ни многомиллионные свадьбы, ни топ-должности в госкомпаниях, ни то, что талант теперь передается по наследству детям тех актеров и режиссеров, которые, сами дети рабочих и крестьян, попали на сцену из глухой провинции. Раньше такое положение казалось несправедливым, потому что все понимали: места под солнцем занимают вовсе не те, кто умнее и талантливее, а чаще всего наоборот. Новое, выведенное в лучших домах, школах и вузах поколение – на фоне "второсортных" масс – выглядит высшим сортом.

Конечно, нация в целом проигрывает от этого катастрофически. Вместо отбора лучших из лучших, с учетом талантов и наклонностей, происходит формирование политической, интеллектуальной и культурной элиты "из чего придется". А талантливые от природы дети, которые могли бы стать квалифицированными управленцами, блестящими политиками, нобелевскими лауреатами или спортивными чемпионами, вырастая, встают за прилавок или служат менеджерами по продаже каких-нибудь межкомнатных дверей. Беда в том, что их таланты уже убиты, и лучшие из лучших превратились в убогих, грубых посредственностей. Так в Средневековье бродячие циркачи держали детей в бочках, которые, не давая им нормально расти, превращали здоровых в уродцев. Глядя на "элитных" детей, наши "уродцы" искренне верят, что общественное устройство в России справедливо, а "элита" достойна своего положения.

Елизавета Александрова-Зорина, московский писатель и публицист

Мнения, высказанные в рубрике "Блоги", передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции

Оригинал публикации – на сайте Радио Свобода