Геннадий Афанасьев: Украинцам молиться запрещено

(Предыдущий блог – здесь)

Моя солидарность с грузином привела к прочному дружескому союзу. Арестантскому уважению, укрепленному межвозрастными плоскостями. Я старался порадовать старика, а тот учил меня, молодого и неопытного в тюремных делах, мудрым советом. Свободный духом человек отличается от человека несвободного. Это видно по его мышлению, речи, поступкам.

Наш барак был небольшим, всего на триста пятьдесят квадратных метров. И это все – на сто человек. Арифметика не хитрая, не трудно подсчитать, сколько метров припадало на каждого… Но, тюрьма тем и примечательна, что всегда умудряется пробить дно… Из общего числа двести метров были недоступны почти целый день. Это были спальные секции, и под предлогом того, что спать днем нельзя, доступ к ним перекрывали. Секции закрывали через час после подъема – в семь утра – и открывали за час до отбоя – в девять вечера. Эти несколько часов были единственным временем, которое можно было использовать для отдыха. Для того, чтобы хоть относительно побыть одному, а не ютится как баран в искусственно созданном загоне. Каждый проводил это время по-своему. Я его использовал для утренней и вечерней молитвы. Иного варианта для совершения обряда и не было. Учитывая территорию и площадь на человека, поначалу стоял вопрос: а где помолиться, если людей как муравьев? Вдобавок, за неимением стульев большинство бесконечно ходят, ища покоя, пытаясь успокоить нервы и думая о своем. И это только часть преград, стоявших перед верующим человеком, да и в принципе перед каждым из нас, арестантов, оказавшихся в проклятой российской тюрьме современного ГУЛАГа.

В общем, ночные и утренние часы я старался использовать рационально. Сначала зажигал ладан, подаренный мне священником, который приходил раз на два месяца к нам в барак, чтобы через ритуал исповеди узнавать тайны, хранимые нами, для последующей передачи данных в ФСБ. (Это становилось ясно по характеру вопросов). А после ладана давал огня свече и расставлял сделанные мною же иконы. Начинал читать вечернюю. У «нар» по соседству молились другие арестанты – христиане, иудеи, мусульмане. Можно сказать, наставал мир. Но разве дьяволам в погонах нужен покой?

Внезапно, но совсем не случайно стали собираться служивые-охранники. Их вел заместитель начальника исправительной колонии подполковник Колеватых. Бывший собаковод колонии, но сделавший карьеру на своей озлобленности к людям. Не далеко ушел от подопечных…

Спальных секций было четыре, но все легавые почему-то скопились возле меня. Немудрено было догадаться, что за цирк развернется через несколько мгновений. Очередная провокация. Примитивная и до смешного унизительная для инициатора… Колеватый, выпячивая грудь вперед, скомандовал мне «отбой», не забыв включить нагрудную камеру наблюдения. «Немедленно прекратить молиться и занять спальное место», – добавил собаковод. Требования были абсурдны – это понимал каждый. Что здравого в этих приказах, чем моя молитва мешает режиму исправительной колонии?

Я решил идти до последнего и продолжил читать молитву, игнорируя приказы, – и это вызвало еще большую агрессию от охраны. Начальник повторил: «Если ты не выполнишь команду, то мы применим к тебе физическую силу и специальные средства! Украинцам молиться запрещено!». Но мне не было страшно. Я стоял на коленях перед священными ликами. Завершить начатое было делом принципа​.

Когда я начал читать «Отче Наш», Колеватых достал из широких штанин служебный фонарь и посветил мне им в глаза с метрового расстояния. Было неприятно, адреналин разбегался по крови, но нельзя было реагировать. Все как в школе – больше всего обидчика раздражает то, когда не отвечаешь на обиды. И мое безразличие на провокацию стало последней каплей их терпения. Охранники схватили меня за плечи и вывернули руки. Абсурд достигал своего апогея.

Вот тут-то из молчаливого негодования барака и возник Басилай Карло. Храбрый грузин встал между нами и принялся словесно нокаутировать перешедших черту сотрудников администрации. А те, сраженные, не могли найти ответов. Они не ожидали, что в сломленном, привычном им обществе найдется человек, не боящийся пожертвовать собой ради правды. И в итоге эта правда победила, а они удалились, затаив обиду.

За весь этот беспредел администрация колонии наложила на нас дисциплинарное взыскание. Для меня – всего лишь предупреждение, а для старого грузина – десять суток оледеневшего карцера. ФСБшники хотели проучить его за то, что поддерживает других. Так в России не принято. Но хитрость такого несправедливого наказания была в попытке рассорить нас. Лишить дружеской взаимопомощи и поддержки. Раз и навсегда обозначить, что тот, кто будет поддерживать меня, будет за это платить цену. Подействовало ли это на грузина? Конечно, нет.

На самом деле было смешно, что даже и наказание по правде дать не могут. Суть взыскания была абсолютно лживая, побоялись написать про молитву и заламывание рук, ведь понимали, на чьей стороне правда. Колеватых в своем рапорте написал, что и я, и грузин занавешивали спальные места (а это строго запрещено правилами внутреннего распорядка), – ну не трус ли? Собаковод в погонах.

Естественно, я обжаловал эти доносы и рапорта, требуя возмездия за превышение своих должностных полномочий. Я прекрасно знал, что все происходящее снимали регистратор и камеры наружного наблюдения, но как водится в России, когда им надо, то обязательно что-то не работает и материалы не находятся. Мне оставалось лишь ждать соратника из штрафного изолятора и готовить ему теплый прием.

Мнения, высказанные в рубрике «Блоги», передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции

Все блоги Геннадия Афанасьева читайте здесь