Вельдар Шукурджиев: «Хочу вернуться в Крым – хоть на танке, хоть на велосипеде»

На протяжении 15 месяцев в зоне АТО защищает Украину крымскотатарский активист Вельдар Шукурджиев – бывший симферопольский предприниматель, который после российской аннексии полуострова основал там Украинский культурный центр. С момента отправки в АТО он исчез из медиа-пространства, связаться с ним по телефону тоже долгое время было проблематично. В первые дни 2018 года во время короткого отпуска Вельдар согласился встретиться с корреспондентом Крым.Реалии. Он сообщил, что ему присвоено офицерское звание – младший лейтенант. Кроме того, в ноябре прошлого года крымчанин-мусульманин был удостоен медали «За жертвенность и любовь к Украине» от Украинской православной церкви Киевского патриархата. В интервью Крым.Реалии он рассказывает, почему решил взять в руки оружие, о военных буднях, собственной моральной травме и будущем возвращении домой.

– Вельдар, вы одним из первых в Крыму начали мирное сопротивление российской аннексии, участвовали в проукраинских митингах, были одним из основателей Украинского культурного центра в Симферополе. Почему вы решили защищать Украину с оружием в руках?

– Само решение отправиться на фронт было принято давно – еще в первый год российской аннексии Крыма. Но тогда я не смог уйти в АТО по семейным обстоятельствам. Я вывез из Крыма семью, устроил ее на материковой части Украины и уже после этого активно начал искать возможность отправиться в зону АТО.

Я, еще живя в Крыму, дважды ходил в разные батальоны в Киеве, сдавал документы, проходил собеседование, медицинскую комиссию. Мне отвечали, что позвонят, но не перезванивали. Также ходил в киевский военкомат, там та же история. Уже потом мне знающие люди объяснили, что меня не взяли в батальоны из-за крымского происхождения и не славянской национальности, а в военкомате – из-за наличия трех детей. Они посчитали, что по этой причине я должен сидеть дома, а не воевать. И уже с четвертого раза – в октябре 2016 года мне удалось попасть в АТО. Я снова пошел в военкомат, снова прошел медкомиссию – и меня взяли.

– Почему для вас было так принципиально служить в АТО?

– Для меня совершенно неприемлема ситуация, когда человек может защищать свою Родину с оружием в руках, но не делает этого. Во-вторых, я служил срочную службу и принимал присягу народу Украины. Для меня это свято. И в-третьих, мой сын сейчас учится в военно-морской академии Украины, и я должен показать ему пример. Потому что совершенно непонятно, какие действия могут развернуться в отношении Украины завтра.

– Насколько быстро вам удалось приспособиться к жизни на войне?

– У меня не было никакой особой подготовки. Но мне помогают сослуживцы. Более молодые бойцы относятся ко мне снисходительно, просят не участвовать в тех или иных мероприятиях, но я все равно в стороне не остаюсь.

– Сложно ли вам даются военные будни?

– Тяжело найти человека, который скажет, что «война – это мое». Один из заместителей министра обороны Украины однажды сказал, что 93% всех военнослужащих, которые находятся в зоне АТО, нуждаются в психологической помощи. Я подтверждаю его слова. Больше всего на войне травмирует безразличие людей, которые живут на гражданке. Например, я некоторое время был в Мариуполе. При этом местные жители, с которыми я общался, войны не видят. Они говорят: «Война где-то там, не у нас». Хотя война в 15-20 километрах, и любая артиллерия может в любой момент накрыть город. Я уже не говорю о системах крупного залпового огня. Но люди продолжают говорить, что «воюют где-то там, но не у нас», а некоторые даже не понимают, зачем мы воюем. Это очень большая травма для военнослужащих в АТО.

– Для вас это тоже так?

– Да, для меня это тоже так. И также ранит отсутствие внимания. Я считаю, что нас – воинов-крымчан – могли бы перестать игнорировать хотя бы наши земляки: политики и чиновники, которые вышли из Крыма. Нас не так уж много – крымчан в АТО, которые защищают территориальную целостность Украины с оружием в руках. А создается впечатление, что нас вообще нет и никому мы не нужны.

– Как вам, человеку без подготовки, далось «боевое крещение» в АТО?

– Все происходит как-то автоматически. Пришел, не умеешь, потом один раз взял автомат в руки, второй раз – и научился. Я одно время не знал, как правильно надеть каску. В результате я ее надел неправильно, задом наперед. Причем был уверен, что именно так ее и надо надевать. И только по реакции сослуживцев, которые прошли не один бой, я понял свою ошибку. Они долго смеялись – и всему научили.
На войне очень важна военная взаимовыручка. Если ты не научишь сослуживца, завтра ты можешь оказаться с ним в бою – и вы пострадаете оба. Тому, с кем ты несешь службу, с кем вместе живешь в казарме, порой доверяешь больше, чем близким людям на гражданке.

– Встречаете ли вы в АТО крымчан?

– Да, есть выходцы из Бахчисарая. Причем это защитники Донецкого аэропорта, настоящие киборги. И я имею честь служить с ними в одном батальоне.

– Удается ли вам соблюдать мусульманские традиции в рамках военного питания и быта?

Организацией питания и тылового обеспечения в нашем подразделении занимаюсь я (смеется). По рассказам парней, которые прошли 2014-2015 годы, все было гораздо хуже, чем сейчас. Сейчас ничего плохого о питании я сказать не могу. Питания дают вдоволь.

За 15 месяцев в армии я был и в условиях боевых действий, и в условиях тыла. И при этом я не выгляжу похудевшим или изнуренным. Я как мусульманин не ем колбасу или супы, в которых есть свинина. И при этом никогда там не страдал от голода. На сегодняшний день питание солдата в АТО позволяет выбрать: вместо супа со свининой можно съесть второе блюдо, если в подливе есть свиная печень или сердце, можно есть кашу или макароны без подливы. Кроме свинины есть курица, рыба и рыбные консервы, бутерброды с маслом, сыром. Поэтому говорить, что воин-мусульманин голодает из-за религиозных убеждений – невозможно.

– Подконтрольные России крымские власти тоже следят за вашей деятельностью. Известно, что в марте прошлого года в вашей квартире в Симферополе сотрудники ФСБ России провели обыск. Активистам Украинского культурного центра, которых вызывали на допросы, удалось выяснить, что в отношении вас возбуждено уголовное дело по статье «сепаратизм». По ней также обвиняется ряд крымских активистов и журналистов, даже есть первые приговоры. Что вам известно о вашем деле?

– В момент, когда я узнал об этом, наш батальон находился в АТО под Донецком. Мне позвонил пожилой отец как раз во время проведения обыска. Он рассказал, что пришли пять человек, двое из которых были с сумками. Отец людей с сумками в квартиру не пустил, стал кричать, звать соседей. Потому что когда люди приходят на обыск с сумками, то однозначно понятно, что они пришли не с журналом «Мурзилка». Понятно, что они пришли, чтобы что-то подкинуть.

По словам отца, ему показали постановление Киевского райсуда Симферополя о проведении обыска по обвинению меня в подготовке терактов на территории России. Я, конечно, никаких терактов нигде не планировал, но мой статус в моих собственных глазах от этой новости заметно повысился. Затем, правда, из ФСБ прислали постановление о том, что меня обыскивали как сепаратиста, а не террориста. То есть понизили меня в «должности».

После этого обыска неизвестные люди в гражданском долгое время следили за моим отцом. Наверное, искали какие-то мои контакты, но ничего не нашли, и все успокоилось.

– Очевидно, что после того, как вы пошли служить в АТО, дорога домой в Крым для вас закрыта.

– Да, я понимаю это. Но в Крыму мне бы все равно не позволили мой мирный протест. Поэтому, когда я покинул полуостров, этот мой мирный протест плавно и логично перешел в борьбу с оккупантами с оружием в руках.

– Сколько времени вы планируете служить?

– Моя мечта – отпраздновать День победы в составе Вооруженных сил Украины.

– А в какой момент настанет ваш личный День Победы?

– Это будет день, когда я войду в Крым с украинским флагом в составе Вооруженных сил Украины. Возможно, на танке, как из картинок Второй мировой войны. Хотя на самом деле мне все равно: хочу вернуться в Крым – хоть на танке, хоть на велосипеде. Главное – чтобы на тот момент Крым был свободным от оккупантов.