В предчувствии плохого: возможен ли межэтнический конфликт в Крыму?

Мы все об этом думаем. Мы знаем, что так может быть. Но, подобно героям романов о Гарри Поттере, боимся писать и говорить вслух, чтобы своими словами не вызвать к жизни одну из самых страшных вероятностей будущего. Мы гоним от себя эту мысль, но где-то совсем недалеко, на второй полке нашего сознания, где не видно, если проходишь мимо, но стоит протянуть руку – и легко достанешь, лежит понимание – масштабный межэтнический конфликт с сотнями, а может и тысячами жертв – более чем вероятный сценарий развития событий в аннексированном Крыму. И конструировать этот конфликт, формируя образ крымских татар как опасных религиозных фундаменталистов, российские власти начали уже сейчас.

Страх, власть и «дикие предки»

1999 год. Потерявший симпатии в обществе Борис Ельцин «устал», «уходит», объявив своим преемником Владимира Путина. Не выходящий из перманентного алкогольного делирия президент больше не может служить публичным лицом «новой России». Так решает «тайное правительство», вошедшее в историю под метким названием «семиолигарщина» или просто – «семья». Но как из невзрачного чекиста сделать не просто президента страны, но популярного лидера нации?

Решение приходит в виде известного еще со времен последнего российского императора, приема под названием «маленькая победоносная война». То, что не получилось у Николая Кровавого в 1904 году с Японией, успешно реализовал Путин с Чечней в 1999 году. Вторжение чеченских вооруженных формирований в Дагестан, серия терактов в Москве и пригородах стали основанием для начала Второй Чеченской.

В среде оппозиционно настроенной российской публики «секретом полишинеля» считается, что теракты в Москве и вторжение в Дагестан были если не напрямую осуществлены, то как минимум курировались сотрудниками российских спецслужб в рамках спецоперации «преемник». Такой же позиции придерживался и отравленный в Лондоне российским полонием подполковник госбезопасности Александр Литивненко, о чем он и рассказал в нашумевшей и возможно стоившей ему жизни книге «ФСБ взрывает Россию».

Дело в том, что в условиях войны, терактов, урагана и вообще любого опасного катаклизма люди склонны мобилизоваться вокруг действующей власти. Как поведал нам замечательный социальный психолог Эрих Фромм, этот инстинкт достался нам в наследство от диких предков, когда самой оптимальной стратегией при внезапном нападении врагов было, не тратя лишнее время на самостоятельную оценку ситуации, безропотно подчиниться вожаку группы.

С тех пор политики пользовались этим приемом множество раз. Хрестоматийным стал пример войны за Фолклендские острова, победа в которой Великобритании существенно повысила рейтинг Маргарет Тэтчер. Правильная реакция на теракты 11 сентября серьезно укрепила рейтинг тогдашнего президента США Джорджа Буша-младшего, а аннексия Крыма и агрессия на Донбассе впервые в украинской истории позволила политику Петру Порошенко быть избранным уже в первом туре выборов. Чечня и теракты обеспечили подобный подарок в далеком 1999 году и Владимиру Путину, так что механика создания так называемого «общества мобилизационного типа» характерная для стран находящихся в состоянии перманентной борьбы с внешними и внутренними врагами хорошо знакома российскому правящему классу задолго до «КрымНаша». И это дает нам право предполагать, что правящий класс России не побрезгует снова использовать этот прием в момент очередного обострения политической ситуации.

Революция, война и «страшные исламисты»

Новый политический кризис в России неизбежен. Структурные проблемы российского общества лишь усугубились за годы правления Путина. Фактор высоких цен на углеводороды, позволявший на протяжении почти двадцати лет сглаживать накопившиеся противоречия, канул в лету. Уже сейчас митинги в поддержку не допущенного к выборам оппозиционного политика Алексея Навального даже в провинции собирают тысячи людей. Уже сейчас его сторонники и волонтеры после очередного разгона митинга рассуждают о том, что мирно победить им никто не даст.

Близость радикального разрешения кризиса системы в России витает в воздухе. Его чувствуют украинцы, его чувствуют очнувшееся от дурмана «КрымНаша» россияне, его чувствует, несмотря на смертельную угрозу для своей жизни, бешено рвущийся к власти Навальный. Это ощущает российская элита, и наконец... о его приближении знает и сам «свет-солнышко» Владимир Владимирович. А что делают авторитарные режимы, когда крепкая твердь их власти вдруг начинает трескаться и уходить из под ног? Правильно, «маленькую победоносную».

Емкая формула министра внутренних дел Российской империи Вячеслава Плеве, во-первых, уже неоднократно успешно была отработана его современными последователями. А во-вторых, ни внутренних ресурсов, ни внешних союзников, которые позволили бы выйти из ситуации каким-то другим путем, у российского президента просто не осталось, и это его единственно возможный выбор.

Однако не правы те, кто утверждает, что первые кандидаты на роль «смертельного врага», призванного в очередной раз отвлечь россиян от внутренних проблем, будут Украина, Беларусь или Казахстан, имеющий значительное, компактно проживающее на севере страны русское меньшинство.

Еще один конфликт на территории другой страны, очередное нарушение международного законодательства – это то, на что жестко зажатый в санкционные и дипломатические тески путинский режим, имея все военные и, пожалуй, даже финансовые ресурсы, не имеет ресурсов политических. Так где же, спросите вы, путинскому режиму устраивать спасительные войны? Исключительно внутри официально признанных международным сообществом границ России. Там, где, согласно международному праву, государства имеют все формальные основания их в случае необходимости устраивать, там, где можно будет сослаться на защиту принципа территориальной целостности. Например, на Северном Кавказе.

Некоторые люди склонны недооценивать цинизм правящих кругов. Действительно, устроить на собственной территории войну, подвергнуть местных жителей бесчисленным страданиям, послать на смерть тысячи своих солдат лишь ради сохранения власти одного человека – звучит весьма шокирующее. Однако, как говорил великий немецкий философ и знаток темной стороны человеческой души Фридрих Ницше, воля к власти сильнее инстинкта самосохранения, а тем более – сильнее сострадания к чужим бедам. Нет такого преступления, на которое бы не пошел диктатор ради сохранения власти, хотя бы потому, что потеря этой власти означает, скорее всего, потерю самой жизни. Война на Кавказе неминуемо примет форму войны против исламистского терроризма. Даже сейчас в условиях относительной стабильности джихадистские идеи там весьма популярны.

В условиях же политического кризиса и конфликта с Россией радикальный исламизм быстро вытеснит другие идеологии, тем более что именно такой противник, противник с лицом наводящим ужас на всю западную цивилизацию, наиболее выгоден Кремлю в качестве альтернативы российского господства на Кавказе. В условиях, когда путинский режим будет, не жалея сил и российских солдат, бороться с «международной террористической угрозой», под вопрос встанет не только необходимость смены режима, но и целесообразность ослабляющих Россию санкций. А подведомственное население, после пары терактов, повинуясь древним инстинктам, покорно согласиться потерпеть еще немного, пока Владимир Владимирович не «перемочит» в очередной раз всех террористов.

Но для нас с вами конфессиональный аспект возможного конфликта на Кавказе важен в первую очередь потому, что именно призрак радикального ислама может стать тем мостиком, по которому кремлевские власти и крымские коллаборанты перенесут межэтническую резню из общероссийской повестки на обласканную солнцем крымскую землю.

Острое желание сохранить власть присутствует не только у Кремля, но и у крымской оккупационной «элиты». Аксенов и Константинов так и не стали для российского истеблишмента своими. Предателей не любят нигде. Их гипотетический перевод на работу в Россию, скорее всего, не сулит им увеличение доходов, ровно наоборот. Мало что может переплюнуть в этом отношении Крым, дотации на который уже превысили суммы, выделяемые из российского бюджета феодальному княжеству Рамзана Кадырова. В условиях острой внутриэлитной конкуренции за бюджетные потоки власть «команды победителей» держится исключительно лично на позиции Владимира Путина.

Кто бы что ни говорил, но именно Аксенов и Константинов ассоциируются в массовом сознании с триумфальным «возвращением в родную гавань», и пока память об этом будет важна Путину, эти ребята останутся смотрящими российского Крыма. Эти факторы делают их, во-первых сверх лояльными к фигуре российского президента перед лицом надвигающейся революционной катастрофы, а во-вторых, готовыми идти до конца в борьбе за свою личную крымскую вотчину.

Итак, в России возникла революционная ситуация. Как всегда в таком случае правящая элита раскалывается на преданных лидеру и тех, кто хочет избавиться от «токсичного» президента, начинается борьба за будущую расстановку сил, ранее лояльные режиму олигархи тихим сапом начинают финансировать оппозицию, вертикаль рушиться, и позиция центральной власти ослабевает. А вместе с ней и власть опирающихся лично на Путина крымских «победителей». В ответ на сильные карты истории Кремль выкладывает на стол единственный из оставшихся козырей – «святую войну за территориальную целостность империи».

В условиях уплывающей из под ног лояльности населения и слабеющих позициях Путина российские силовики и крымские «победители» очень скоро начинают видеть в крымских мусульманах призрак кавказского исламизма и хорошую возможность сплотить славянское большинство крымчан вокруг себя любимых. Померкнувший бренд «победителей» оперативно заменяется на «команду спасителей» от исламистской угрозы, и игра начинается по новой – без перемены основных действующих лиц.

Давайте будем честны, татарофобские настроения среди славянского большинства Крыма всегда были сильны. Покрывшееся нафталином сталинское клеймо «предателей», миф об «исконно русском Крыме», простая бытовая ксенофобия к людям другой национальности всегда играли на руку шовинистическим силам. Не было такого пророссийского политика в Крыму, который не разжигал ради дешевого политического капитала антитатарские настроения. Так что возможные будущие провокации лягут на уже давно взрыхленную и удобренную почву.

В случае затяжного этноконфессионального конфликта в Крыму, Россия получит еще один источник легитимизации своего присутствия на полуострове, как сила способная – и по факту уже осуществляющая – «защиту» славянского большинства от «исламистов». Так что тлеющий конфликт на полуострове выгоден не только местным элитам, но и центральным властям России.

Все эти страшилки можно было бы принять за досужие домыслы если бы не красноречивое поведение самих крымских властей. Все чаще в Крыму арестовывают и судят людей по обвинению в террористической деятельности и причастности к исламской организации «Хизб ут-Тахрир». Во время обысков изымается не оружие и взрывчатка, а религиозная литература. Масштабные обыски проходят именно в местах компактного проживания крымских татар. Крымцев доводят до отчаяния и провоцируют на необдуманные силовые действия. Их стигматизируют как опасных экстремистов. «Хизб ут-Тахрир» все чаще мелькает в новостных лентах через запятую со словами «терроризм», «экстремизм» и «крымские татары». Несмотря на то, что свою деятельность эта организация всегда вела в публичном поле, декларировала мирные методы и, как бы кому не хотелось, так и не совершила ни в Украине, ни в России ни одного теракта. Нет причин считать российских силовиков и «команду победителей» дураками, верящими в придуманные ими же мифы. А это значит, что все это голый политический расчет с вполне конкретной целью – подготовить общественное мнение крымчан к возможному межэтническому, межконфессиональному конфликту.

Не имеет смысла сейчас гадать какой конкретно сценарий для возможного конфликта выберут крымские коллаборанты. Станет ли триггером поножовщина в баре, конфликт с парамилитарными «казацкими» организациями, теракты или в крымских горах вдруг объявится исламистский десант с Кавказа. Важно понимать, что такой вариант развития событий возможен, и следует быть к нему готовым, хотя бы морально. Для всех крымчан это означает – не поддаваться на провокации, как бы ни было тяжело, не давать волю эмоциям, думать, критически анализировать происходящее и не вестись на поводу у тех, кто готов манипулировать человеческими страхами. Нет ничего хуже, чем жить на линии фронта, проходящей прямо по твоему двору, боясь выйти на улицу. Такого будущего я не пожелаю ни одному крымчанину – независимо от политических убеждений.

Денис Мацола, крымчанин, политолог, социальный активист

Мнения, высказанные в рубрике «Блоги», передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции