После аннексии Крыма можно начинать прощание с Россией ‒ Василий Мельниченко

Львов ‒ Художник, режиссер документального кино Василий Мельниченко в 2015 году уехал из России в Германию из-за травли ФСБ. Второго февраля российский художник открыл во Львовском музее истории религии выставку «Братва». Ранее этот проект он представил в Европе. Выставка состоит из фотографий его коллег из России ‒ фотохудожников Дениса Абрамова, Александра Аксакова, Дениса Тарасова, которые они сделали в казацких лагерях на Урале, а затем на востоке Украины и в Крыму. Василий Мельниченко представит львовянам также и свой фильм. Выставка «Братва» посвящена новому типажу россиянина с уголовным сознанием, которого можно встретить на оккупированной Россией части Украины. Василий Мельниченко в интервью Радіо Свобода рассказал, почему он поспешно покинул Россию, а также какие преследования он перенес со стороны ФСБ.

‒ Василий Мельниченко ‒ ваше имя и фамилия свидетельствуют об украинском происхождении?

‒ Мой дед из Украины. Мои родные очень большой семьей переехали в Сибирь в начале ХХ века. Я из Сибири, проживал до 2015 года всю жизнь в Омске. Кто только в тех краях не живет. Если посмотреть на юг, то вся топонимика украинская. Там украинский язык услышишь чаще, чем русский. И это было очень здорово. Хотя, с другой стороны, это трагедия, потому что большинство людей были выселены в Сибирь принудительно. Там встретишь многих Мельниченко.

​Я слышал украинский язык и украинские песни. Понятно, что я воспитывался в советской школе, со мной рядом учились латыши, поляки, литовцы, евреи. Все говорили по-русски. И так поколение за поколением.

Если встречаешь активного, «живого» человека, то это обязательно был украинец или еврей. Все остальные не спешили ни с чем. Никогда там не было историй, связанных с национальностью, с какой-то неприязнью. Вот был мой товарищ Сергей Повалий, у них дома только на украинском разговаривали. Родители сохранили язык. Михаил Березовский ‒ из поляков. Все это было, разные люди, но мы знали, что мы сибиряки. Никогда не мог себе представить, что будет какое-то разделение по национальным признакам. То, что сейчас происходит. Произошла очень страшная вещь, в один день ‒ раз и все.

​Сначала сказали, что надо ненавидеть грузинов, а затем ‒ украинцев. И это так закрутилось в России. Ельцин разделил по административным округам, а Путин разделил человеческие сердца, судьбы, семьи.

Моя коллега, успешный бизнесмен Оксана Ефименко, тяжелую историю пережила. Часть ее родных стояла на Майдане и она туда отправляла деньги, а часть звонила в Украину и говорила своим родственникам, что они фашисты и сошли с ума. Оксана в это время болела раком и ее разрывало изнутри.

‒ А когда вы осознали свою украинскость?

‒ В момент, когда произошла война на Донбассе, осознал, что я не россиянин, что я украинец. Начинаешь в такие моменты себе говорить, что ты украинец, а потом думаешь и задаешься вопросом, а какая у тебя история украинца? Никакой. Только твои предки с Украины. У тебя ни здесь, ни там ничего нет. А в новой стране, а я сейчас живу в Германии, нет у тебя истории, мифа, ты не укоренен, не можешь пошутить о каких-то вещах, потому что не будут понятны. Сейчас я нахожусь между двумя берегами, болтаюсь в воде и неизвестно, где меня выбросит.

‒ Почему вы так поспешно покинули Россию в июне 2015 года и уехали в Германию?

‒ Я всегда был политизирован, работал много лет в оппозиционной журналистике. Потом понял, что журналистики в России больше не существует, бросил ее и занялся художественно-социальными проектами. Это оказалось еще более действенным, чем слово.

Был такой случай в 2013 году, когда я обратился к председателю Следственного комитета с требованием найти «сверхъестественное существо» и узнать, на каких условиях Русская православная церковь представляет его интересы в России. Если договор будет предъявлен, то как перечисляют трансферы из собранных средств. Если этого не будет, то просил привлечь РПЦ к ответственности за мошенничество в особо крупных размерах. Тогда началось что-то страшное. Половина друзей испугалась и отвернулась от меня. Я снова увидел в глазах людей страх.

​А уж когда Крым был оккупирован Россией, я и несколько человек, всего на миллионный Омск нас было 20 человек, мы сразу вышли с акцией на улицу. И еще сыграл фестиваль, который я организовал и на который прибыл американский дипломат. Травля продолжалась непрерывно последние полтора года до выезда.

‒ Как это выглядело?

‒ Различные СМИ делали материалы обо мне, что я живу на деньги Госдепартамента США. И это в то время, когда моей семье не за что вообще жить. Люди боялись со мной иметь дело. Мои бывшие коллеги писали в медиа те все выдумки обо мне, и я приходил к ним посмотреть им в глаза, а они отводили их. А потом уже началось такое, что просто уничтожали мои выставки и угрожали.

‒ Фестиваль «Пространство множественности» в Омске был последним вашим проектом в России и стал той последней каплей, после чего вы покинули Россию. Почему так задела эта выставка в 2015 году российские спецслужбы?

‒ Все эти провинциальные города России постоянно пыжатся, добавляют себе какой-то значимости, а их улицы засыпаны мусором. Я во время фестиваля использовал копии известных скульптур, в том числе и Иисуса (скульптура была сделана из мусора ‒ ред.). Тема ‒ соотношение реальности и презентации себя.

​Когда в 2014 году мы проводили фестиваль, а уже на Донбассе шла война, мне еще как-то удалось местную администрацию убедить и получить от них помощь. А второй фестиваль проходил в следующем году, и власти отказали в сотрудничестве, но я обратился к администрации округа. Они предоставили все необходимые документы на локации для фестиваля. Больше всего возмутило их, что генконсул США прибыл на фестиваль на мое приглашение. Этот визит поставил на уши ФСБ. Мы на фестивале ставили скульптуры, а мусоровоз их сразу же сносил. Все уничтожали.

‒ Вы тогда решили уезжать из России?

‒ Мы заранее продали квартиру, чтобы открыть школу искусств в Берлине. Я не хотел просить статус беженца, потому что не имею привычки сидеть у какого-либо общества на шее. Все было готово к выезду моей семьи, нам повезло, что документы поступили вовремя и я, жена, дочь, по завершении фестиваля, сразу выехали из России. Потому что нас уже потом могли и не выпустить.

‒ Вы уже на расстоянии можете следить за событиями в России. Как оцениваете ситуацию на своей родине?

‒ Как только Россия забрала Крым, я сразу же сказал, что можно начинать прощание с Россией, что этой страны не будет, потому что Россия запустила такие процессы, которые ей с рук не сойдут.

Уже началась китаизация Восточной Сибири, безумное обнищание населения, бедность, и это очень видно в регионах, а при дефиците ресурсов будет меняться команда на местах. Потому что для чего кормить Москву, когда каждый сможет на месте лучше жить, и этот вопрос будет возникать. Те, кто называет себя элитами, ‒ это мошенники при кормушках, на которую претендует все больше желающих. Население в России прекратило свое активное существование в 1993 году, пыл 1991-го прошел.

​Меня до глубины души ранило и вызвало брезгливость то, что из России поехали на восток Украины воевать за машины. Эта сволочь готова убивать людей, чтобы заплатить ипотеку. Это просто не укладывается в голове.

‒ Выставку «Братва» вы впервые привезли в Украину и подарили ее музею истории и религии во Львове. Что именно хотели донести этим художественным проектом?

‒ Здесь моя видеоработа называется «Земля». Земля кричит, а когда подходишь, то она затихает, когда ляжешь ‒ замолкает. Этот момент привязанности к земле, поглощение тебя ею ‒ это то, что мы имеем на востоке Украины.

​Я понял, что Крым забрала Россия не спонтанно, что готовилась к этой оккупации, потому что все это видно по тем грантам, которые выделялись годами, когда за эти годы финансировались националистические казацкие формирования, затем переброшенные в Крым, чтобы отработали деньги. Тогда у меня возник вопрос, а кто же эти люди. Я видел бандитов по телевизору и мне говорили, что это «герои», «святые» люди. Мне стало интересно, а что это за новый такой типаж появился в европейской истории, как следствие оккупированных Россией территорий Украины. И такие ли лица хочу видеть вокруг себя.

Мои товарищи, фотохудожники, были в казацком лагере на Урале, затем в аннексированном Крыму и на оккупированных территориях Донбасса. Я отобрал их фотографии и увидел, что на них не те же люди, но их взгляды одинаковые ‒ в лагере, в Крыму и на Донбассе, то есть те же лица бандитов ‒ братвы. В Омске я смог показать лишь маленький фрагмент выставки.

‒ А мечтаете о художественном проекте в Украине?

‒ Хотелось бы в прифронтовой зоне творить искусство с людьми, которые никогда им не занимались, хотелось бы сделать с ними мультимедийный проект, чтобы они как можно больше говорили и рассказывали.