«Мы должны выжить как страна и доказать свое право на существование» – Константин Батозский

АТО на Донбассе завершится в мае. После этого будет введен новый «формат обороны страны» в соответствии с принятым Верховной Радой законом о реинтеграции Донбасса. Об этом недавно объявил президент Украины Петр Порошенко. Конец АТО, а что же дальше? Об этом в эфире Радио Донбасс.Реалии рассказал эксперт-международник Константин Батозский.

– Константин, что изменится кроме самой терминологии? Или за этой терминологией присутствуют важные вещи?

– Страна перешла в режим предвыборной кампании и президент старается заранее, практически за год до выборов, решить все те проблемы, которые он обещал решить в ходе своей предыдущей предвыборной кампании.

Петр Порошенко обещал закончить АТО за две недели и люди это запомнили. Встала необходимость ее как-то решить. Понятно, что это нельзя сделать непосредственно, решили поиграть с терминологией.

АТО по закону закончилась и был введен новый режим обороны страны. Он подразумевает введение должности командующего Объединенными силами Украины, который подчинен непосредственно президенту. И который осуществляет всю полноту управления всеми силами, расположенными вдоль линии размежевания: СБУ, пограничники, МВД, военное-гражданские администрации и так далее.

Это действительно уже не антитеррористическая операция, а долгая, если не осада, то оборона. На вопрос: «Когда закончится война», мы теперь можем говорить, что она закончится очень нескоро.

Изменит ли это что-то по сути? Да. Всякий раз, когда немного структурируется управление, вводится единоначалие, особенно в силовом секторе, улучшается координация, и для нашей стороны это плюс.

Минус в том, что полнота решений делегирована главнокомандующему и теперь президент помимо всех остальных проблем, которыми он занимается, еще должен практически в ежедневном режиме командовать войной. Это достаточно тяжело и внушает некие опасения. Раньше у гражданского сектора было больше инструментов влияния на позицию, на политику, сейчас их станет меньше.

– Что показали эти почти четыре года АТО? Что удалось?

– Вещи необходимо называть своими именами. Мы имели дело не с терроризмом, а с интервенцией в нашу страну враждебных сил соседнего государства. Это называется словом «война».

Режим антитеррористической операции – была некая юридическая казуистика, позволявшая обойти законодательные ограничения, которые существовали, в частности на использование армии на своей земле во время, когда война не объявлена.

По моему мнению, войну надо было называть войной. Может быть не надо было объявлять полноценное военное положение, но страна должна быть мобилизована.

На данный момент стратегия власти состоит в том, чтобы мы максимально забыли про войну. АТО у нас закончилось, а дальше будут по-прежнему новостные сводки, в которых нам сообщается, что в среднем за март погибло 35 украинских воинов.

– Вы сказали, стратегия власти, чтобы украинцы забыли про войну. Почему?

– Потому что в войне не существует хороших новостей. Власти перед выборами нужно отчитываться о том, что сделано и обещать людям какие-то новые победы. Никто уже не будет обещать закончить войну за две недели, тогда что обещать и вокруг чего строить предвыборную кампанию?

Мы никак не продвинулись в вопросе войны. Она оппозиционная, окопная и она не двигается ни в какую сторону, оставляя огромное количество неопределенности.

– А какая альтернатива? Украинские воины пойдут вперед в атаку и Путин будет сидеть сложа руки?

– Мы не ставим своей целью увеличивать количество смертей. Дело не в том, чтобы мы шли вперед, а чтобы мы, как общество, мобилизовались ради решения этой проблемы, чтобы мы помнили, что у нас идет война. Чтобы человек, который заказывает в Киеве себе салют на день рождения в военное время, думал о том, что в этом городе рядом с ним есть люди, которых любой звук взрыва приводит в панику.

Должны решаться проблемы переселенцев. Нарушена логистика с оккупированными территориями, отсутсвует мобильная связь. На эти проблемы никак не реагируют.

– Что еще зависит от власти?

– Нам необходимо называть вещи своими именами и необходимо, чтобы власть дала прогноз. Если мы не можем разговаривать с Путиным, в чем наши красные линии? Если у нас есть чувство, что нас мало поддерживают на Западе, то почему мы об этом мало говорим и не делаем того, чтобы нас больше поддерживали? Если нам не доверяют вооружение, ввиду того, что боятся передачи этих секретов третьей стороне, то давайте работать над восстановлением доверия.

Это проблемы, над которыми можно и нужно работать. Это чувствительные темы. В них нельзя юлить и нельзя врать.

– А что делать с минским процессом?

– Минский процесс превратился в клей, который затягивает в себя людей, инициативы. На мой взгляд, уходить с этой площадки нельзя. Но и активничать на ней сейчас нет никакого смысла. Там не решаются проблемы, которые должны решаться.

– А пленные?

– Это решается, когда Виктор Медведчук встречается с патриархом Кириллом на территории страны агрессора, и, наплевав на судьбы этих людей все предыдущие года, вдруг решает им помочь. Делает это в абсолютно антигуманном показном отвратительном ключе. Так и поступают предатели.

Вопрос о возобновлении работы мобильной связи, который, казалось бы, можно было решить в рамках Минска. Но там ничего не решается.

Я бы оставил площадку, пусть она собирается по любому случаю, но я бы понизил статус нашей делегации сегодня. Потому что мы тем самым повышаем странных людей, которые приезжают в Минск с оккупированных территорий.

– Что, на ваш взгляд, в законе о реинтеграции Донбасса, положительное, а что отрицательно?

– Положительное то, что вещи называются своими именами. Есть держава-агрессор, есть оккупированные территории. Хорошо, когда законы отображают правду. Положительный момент в том, что улучшается управление.

Не очень хорошо, что все зациклено на президенте. Хорошо, что у него есть полномочия, но мы от него не услышали, будет ли он воевать. И не очень хорошо, что этот закон оттягивает разрешение кризиса. Там написано, что у нас идет война и в процессе участвуют Вооруженные силы Украины. Очевидно, что если это уже прописано в рамках закона, то это ужас без конца, который не факт, что лучше ужасного конца.

– Фаза этой войны – полузамороженный конфликт. Это все тянется уже четыре года. В этой фазе больше выигрывает Россия или Украина?

– Давайте рассуждать в терминах проигрыш-победа. Победа нужна нам. Пока у нас ее нет. А какая это должна быть победа? В первую очередь, мы должны выжить как страна и доказать свое право на существование, которое не должно зависеть ни от России, ни от кого-либо еще.

Эта война началась с того, что нам отказали в праве быть теми, кем мы есть: свободными, быть хозяевами своей земли. Это не какая-то чужая война, которая разворачивается непонятно где. Россия воюет с каждым из нас. За это право надо бороться, вокруг этого консолидировать нацию и президента. Когда я говорю, что он не воюет, я подразумеваю, что он не говорит о том, что на самом деле происходит.