Оккупация сознания

Оккупировав Крым и Донбасс Кремль стремился удержать украинцев в поле своего влияния. Парадоксальным образом ему это удалось. Мы следим за российскими новостями. Мы обсуждаем перипетии российской внутренней политики. Мы остро переживаем успехи и поражения чужой страны. Так как будто она наша. Россия оккупировала наше сознание и даже не говорит «нас там нет».

Давно ли вы перестали почти каждый день проверять цены на нефть? Может, вы и не начинали этого делать. В 2014 году, после аннексии и начала войны на Донбассе, так делала добрая половина моих знакомых. Они не играли на бирже, не продавали бензин – просто они, как и я стали переселенцами. И стоимость черного золота в нашем сознании накрепко связалась с надеждами на скорое возвращение. Лично я проверяю до сих пор. «Невроз переселенца» со временем становится менее интенсивным, но полностью не исчезает. Бюджет соседней страны беспокоит меня не меньше нашего, украинского.

У тех, кто остался в Крыму и под ДЛНР, выбора не остается, они живут в правовой, политической и информационной реальности, созданной для них Россией. Хочешь не хочешь, но привыкаешь. И вот, разговаривая по телефону с друзьями, с которыми вместе выходил на проукраинские акции в Крыму, я слышу «у вас в Украине» или «тут в России». Тот случай, когда в мелочах нет дьявола и кому бы что не казалось, но словесная конструкция не является показателем политической позиции. Просто уже четвертый год мы живем в разных реальностях.

Но многие выехали, а до миллионов материковых украинцев русский мир физически так и не дошел. Но только физически. Мы все, у кого есть время и силы отвлечься от будничных проблем, в той или иной мере следим за происходящим с Россией, эмоционально вовлекаясь в каждое событие. Российская частная военная компания несет в Сирии большие потери – и лицо условного украинского национал-патриота озаряется легкой улыбкой. Бойкот Навального не привел к видимым результатам, Путин набрал на «выборах» много процентов – и либерально-настроенная публика, все еще возлагающая надежды на российскую оппозицию, разочарованно вздыхает. Каждый новый мало-мальски массовый протест освящен нашими надеждами, каждые новые санкции и контрсанкции взвешены, измерены и обсуждены в социальных сетях. Каждая встреча Путина с представителями Запада порождает сотни конспирологических теорий и тысячи аргументов против них. Мы – украинцы, активно живем российской политической жизнью. Отвечая на российское казенное «Что там у хохлов?», нашим народным «Как там москали?».

Подобный интерес был бы еще одним поводом для национальной гордости великороссов, да вот только это все не из-за большой привлекательности российской внутренней кухни. Если раньше иностранцы покорялись русскому оружию и русской литературе, то к веку двадцать первому Россия подошла только с оружием. Воистину, насилие – пиар тех, у кого больше ничего не осталось. И в Кремле убеждены – черного пиара не бывает. Россия вошла в Украину на башнях советских танков и на штыках безымянных людей в масках. Дойдя армией лишь до перекопа и Дебальцево, она в том или ином качестве зашла в каждую украинскую семью, накрепко засев в головах украинцев от Львова до Харькова. Если мерить успешность экспансии не захваченными территориями, а силой вызванных эмоций и широтой их распространения, Россия оккупировала всю Украину.

Широко распространено мнение, что геополитически России не нужны Крым и Донбасс, а нужна вся Украина. Опыт многовекового соседства с великороссами позволяет пойти в выводах дальше: России нужны все украинцы. В отличие от современных западных неоколониальных империй, ей недостаточно политической лояльности и доступа на внутренние рынки бывших колоний. Получив это, она тут же переходит к навязыванию своей культуры, исторической мифологии и имперской наднациональной идентичности. Подобно оруэловскому Большому Брату, ей мало что бы ты подчинялся, ей нужно что бы ты искренне любил. А если этого никак не выходит, то как минимум беспрестанно думал о ней. Равнодушие оскорбляет сильнее ненависти. Именно по этой причине от любви до нее такое малое расстояния.

Логичным выходом из сложившейся ситуации может показаться сознательная аполитичность и личный нейтралитет. Устав от сильно невротизирующих психику «дум о судьбах России», да и Украины тоже, многие так и делают. Однако подобный выбор несет за собой неочевидные последствия.

Что бы там ни говорили кремлевские пропагандисты, но украинский Майдан не был актом величайшей враждебности по отношению к России. Он был актом величайшего равнодушия к ней. Триггер протестов – Ассоциация с Европейским Союзом – воспринималась как глубоко внутреннее дело страны. Открывающее возможность к ее реформированию и прогрессу. А после разгона студентов о ней уже никто и не вспоминал. На сколько-нибудь скорое вступление в ЕС никто всерьез не надеялся, западных политиков толком никто не слушал. Россия упоминалась лишь в контексте недоумения по поводу неадекватного освещения событий. Украинский Майдан стал самым украиноцентричным событием в истории страны. И именно за это мы были наказаны. Нельзя забывать о России, когда хочешь поменять что-то к лучшему у себя дома. Она не терпит и не прощает такого отношения. И если мы все вдруг забудем о ее существовании, будьте уверены, она непременно напомнит о себе тем единственным, что у нее осталось – насилием.

«Ты не можешь убить меня. Я часть тебя», – говорит перед смертью садист Рамси Болтон своей бывшей жертве Сансе Старк в нашумевшем сериале «Игра престолов». Умирая физически, он стремится остаться жить хотя бы у нее в голове. Великодержавная, шовинистическая Россия добилась определенных военных успехов, она завоевала себе место в нашем сознании и памяти. Это та временно неподконтрольная территория, которую нынешнему поколению украинцев едва ли удастся освободить. Слишком сильна боль. Но это единственное наше, что останется у нее в руках после конца агонии.

Денис Мацола, крымчанин, политолог, социальный активист, вынужденный переселенец

Мнения, высказанные в рубрике «Блоги», передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции