Предварительные слушания по делу заключенного в России украинца Павла Гриба назначены на 9 июля. Сейчас он находится в СИЗО Ростова-на-Дону. Во время последнего свидания с адвокатом Павел заявил, что его жестоко избили. По словам украинца, над ним издевались и конвоиры, и заключенные.
Защитник украинца Марина Дубровина отмечает, что состояние его здоровья ухудшается из-за отсутствия медицинской поддержки его хронической болезни. Адвокат призывает украинцев писать Павлу – по ее словам, за весь срок пребывания в российской тюрьме он не получил ни одного письма и очень страдает из-за информационной изоляции.
‒ Я видела его в последний раз во вторник, 3 июля, в следственном изоляторе ФСБ в Ростове-на-Дону, куда его перевели из следственного изолятора Краснодара, где он ранее содержался. Я зашла, позвонила. Мне сказали приходить с ордером и ждать, хотя мой ордер был уже в деле, приехавшем вместе с Павлом в СИЗО, – они сказали, что нужен другой. Хорошо, я выписала другой ордер и пришла ждать. Сидела, наверное, час, прежде чем меня провели к Павлу. Полчаса длилась наша встреча, потом позвонили в камеру и сказали, что вы не можете больше разговаривать. Его вывели.
‒ Вы заявляли, что Павела избили. Кто именно и как?
‒ Этой информацией я владею только со слов Павла. На тот момент, когда я у него была, на нем видимых следов побоев не было, хотя он был в майке и шортах. То есть ни одной царапины или синяка я не увидела. Но и сами эти события были, условно говоря, не вчера. Это происходило во время его этапирования, то есть между 9 и 12 июня.
Павел сказал, что это был сам конвой – когда узнали, по какой статье он идет, то начали говорить: «О, ты ‒ украинец, который собирался нам школы подрывать?». То есть сначала такое отношение было. Павел сказал, что его отвели в то место, где не было видеокамер, и избили.
Павел отказался комментировать, сколько было ударов, кто конкретно был из сотрудников, по каким частям тела его били, поэтому на эти вопросы я не могу ответить. Понимаете, он отворачивался со слезами в глазах, говоря: «Я не буду это комментировать». Он просто не хочет возвращаться в эти воспоминания. Возможно, ситуация изменится, он успокоится и мы через некоторое время вернемся к этому разговору. Потому что здесь, конечно, должна быть юридическая реакция, но я не могу сейчас ничего сделать, ведь Павел никаких точных данных не дает, а голословные утверждения ни к чему не приведут.
‒ По словам Павла, над ним издевались только конвоиры? Или заключенные тоже?
‒ Когда он вернулся в камеру, я не знаю, было какое-то избиение или нет, но так понимаю, что тоже было какое-то влияние, потому что у него забрали еду, вещи, вплоть до того, что у него были какие-то штаны, и их тоже забрали. Он теперь говорит: «Пусть мама пришлет мне брюки, потому что мне не в чем ходить в суд».
‒ А как вообще он себя чувствует? Получает необходимое лечение в связи со своим заболеванием?
‒ Во всех медицинских документах написано о том, что он может содержаться в следственном изоляторе. У нас есть постановление правительства, где написано, при каких заболеваниях нельзя содержать в СИЗО. Учитывая, что у Павла такое редкое заболевание, оно в этот перечень не входит.
Если сравнивать с тем, что было, а что теперь, то, конечно, динамика негативная. Его состояние здоровья ухудшается, но никаких медикаментов ему не выписали, никаких медикаментов он не получает. И не получает уже довольно давно, фактически с января 2018 года. А с учетом того, что, живя в Украине, он постоянно принимал какие-то поддерживающие препараты, состояние его постоянно ухудшается.
‒ Его осматривает врач?
‒ Врач СИЗО должен к нему приходить и какие-то рекомендации давать. От Павла я не услышала, что какой-то врач к нему приходит и что-то у него спрашивает о здоровье. Соответственно, никаких лекарств у него нет.
‒ В каких условиях он вообще пока содержится?
‒ В Ростове жара неимоверная. Они находятся в камере вдвоем. И он говорит, что там очень душно, что воздуха не хватает. И вот в таком истощенном состоянии он постоянно, начиная с 12 июня. Это здоровому человеку сложно выдерживать, когда такая жара, а со здоровьем Павла – тем более. Он выглядит изможденным, усталым. Говорит, что они с сокамерником вынуждены сидеть на бетонном полу днем, чтобы хоть как-то охладиться, никакого другого способа у них нет.
‒ Как продвигается его дело? В каком режиме будет происходить заседание 9 июля?
У него есть ощущение, что о нем забыли, что о нем никто не помнит, что о нем никто не знает
‒ У нас было судебное заседание по пресечению. Теперь у нас будет предварительное слушание – мы с Павлом об этом ходатайствовали. У нас есть ходатайство, которое мы хотим объявить на этом слушании. А, соответственно, уже потом будет какой-то график судебных заседаний по существу. Заседание по избранию меры пресечения было открытым в присутствии консула, но Павел был по видеоконференцсвязи, в суд его не доставляли. Следующее заседание будет в закрытом режиме, так как в законе написано, что предварительные слушания закрыты. То есть консул не сможет на нем присутствовать. Павел будет по видеосвязи. А все последующие заседания уже должны быть открытыми, Павла будут привозить в суд. В режиме видеоконференции очень плохая связь: то нам его не слышно, то ему нас не слышно, поэтому, конечно, мы будем настаивать на том, чтобы он все-таки находился в зале заседаний, и тогда можно будет реально продвигаться в рассмотрении дела.
‒ Получает ли Павел письма? 1 июля, в его День рождения, активисты организовывали акцию с призывом писать ему.
‒ Ни одного письма он не получил ни тогда, ни сейчас, ни вообще. Ни от одного человека. Я бы хотела, чтобы люди присылали ему письма, чтобы мы могли проверить и сказать, получил он хоть что-то или нет. Потому что до сих пор ни одного письма он не получил, и он очень страдает из-за информационного голода. У него есть ощущение, что о нем забыли, что о нем никто не помнит, что о нем никто не знает.
Адрес, по которому можно написать Павлу Грибу:
344082, Ростовская обл, Ростов-на-Дону
ул. Большая Садовая, 31
ФКУ СИЗО-4 ФСИН Росии
Павлу Грибу
‒ У родных Павла есть возможность с ним встречаться?
‒ С отцом мы это обсуждали. И я думаю, что он не приедет на территорию России по другим причинам. До этого на судебное заседание приезжала мама. Я надеюсь, что она будет приезжать и на заседания по сути, когда они будут открытыми. И я думаю, что мы будем ходатайствовать перед судом о разрешении на свидание. Раньше такие ходатайства отклоняли из-за «тайны следствия», но сейчас, на стадии судебного разбирательства, уже нет смысла отказывать.
‒ Есть ли какие-то перспективы, что Павла обменяют?
‒ Это, к сожалению, вопрос не ко мне. Вопрос обмена решается на очень высоком уровне. Конечно, я бы очень хотела, чтобы Павла обменяли, как и других украинских заключенных в России, которых я защищала. Но, к сожалению, с последнего обмена прошло уже много времени, а никаких сдвигов в этом вопросе мы не видим.
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: