Михаил Румер-Зараев: Назад в Советский Союз

"Назад в Советский Союз!" К этому выводу все чаще приводит чтение новостей, что день ото дня несут российские СМИ, заставляя меня, человека, большую часть довольно долгой жизни прожившего в Москве, вспоминать советское прошлое.

Вот сообщение из Нижневартовска об увольнении с местного телевидения журналистки Александры Териковой, выступившей против того, что малышей в детском саду заставляли петь песню "Дядя Вова, мы с тобой!". Воспитанники хором распевали: "На земле сей был бы мир/ Но если главный командир/ Позовет в последний бой/ Дядя Вова, мы с тобой". Оказывается, эту песню по инициативе депутата Госдумы Анны Кувычко поют дети и в других местах.

– А мы-то что пели в нашем предвоенном детстве? – сказала мне жена. – У нас был свой дядя Вова. Мы пели: "Внучата Ильича, винтовка у плеча…" Там что-то такое еще было: "Работа горяча. Готовят нам враги войну. / Грозить, враги, не смейте! Мы все красноармейцы. /Мы нашу защитим страну".

В те самые дни, когда Александру Терикову в Нижневартовске выгоняли с работы, Фрунзенский районный суд Саратова признал "иностранным агентом" и оштрафовал на 300 тысяч рублей региональную общественную организацию инвалидов, больных сахарным диабетом. Согласно результатам экспертизы, инвалиды-диабетики проводили митинги и акции, то есть занимались политической деятельностью. При этом организацию финансировали в том числе иностранные фармацевтические компании. Отдельное внимание уделено комментарию бывшей главы этой общественной организации Екатерины Рогаткиной о низком качестве отечественного инсулина и о том, что бывшая министр здравоохранения области Лариса Твердохлеб могла быть замешана в коррупционной схеме. По мнению авторов экспертизы, подобными заявлениями общественники оказывали давление на чиновников, что "приводит к подрыву авторитета органов государственной власти и росту социального напряжения".

Прочитал и подумал: господи помилуй, да ведь все это было, все это проходило через нашу семью в период так называемого развитого социализма! Не помню, на каком уж году болезни нашего сына, заболевшего диабетом в 12-летнем возрасте, ему все время становилось худо. Казалось, обузданный, скомпенсированный диабет вырывался из узды и разносил вдребезги его жизнь.

– Достаньте импортный инсулин, – тихо и многозначительно сказала врач, пожилая грустная женщина.

– А что, наш советский ему противопоказан? – спросили мы.

– Достаньте. Если сможете. Большего я вам сказать не могу.

Легко сказать: "Достаньте импортный инсулин..." По всей стране больные тогда сидели на отечественном. Импортный – датский, американский – получали разве что кремлевские старцы, а обычные граждане обходились советским. Иногда что-то на заводе разлаживалось, возникали трудноустранимые дефекты, в результате которых препарат терял свое действие или в нем оказывалось столько примесей, что у диабетика наступала декомпенсация и со вре­менем всякие осложнения: почечная недостаточность, слепота, гангрена. Видимо, на этот сбой в технологии и намекала наша врачиха. И до меня годы спустя глухим отголоском какого-то ушедшего в песок ведомственного расследования доходили подтверждения этого эпизода: да, одно время шел негодный инсулин, возросла смертность среди диабетиков.

"Достаньте импортный..." Это сверлило и мучило нас неотступно. Как достать, где достать? В конце концов мы через моего эмигрировавшего в США брата, приноровились получать этот вожделенный импортный препарат. Но мало у кого были такие возможности. Не помню уж в какой газете в середине девяностых – фотоснимок письма с Алтая в Москву, в Российскую диабетическую ассоциацию: "В Алтайском крае сло­жилась очень тяжелая ситуация с обеспечением инсулином больных сахар­ным диабетом. Больные вынуждены делать инъекцию через день или утром делать в поликлинике, а на обед или вечером набирать инсулин в шприц. Тяжелейшее положение в сельских районах края. Есть смертельные случаи. Все больные инсулинозависимой формой диабета находятся в деком­пенсации".

Нажав на информационные рычаги, через газетные каналы узнал, что происходит. Как и предполагал, разборки на рынке с коррупционной подоплекой. Новый министр здравоохранения, статный красавец, медицин­ский генерал, провозгласив кампанию в поддержку отечественного товаро­производителя, с подозрительной настойчивостью протежировал некой майкопской фирме, начавшей производство практически еще не проверен­ного животного инсулина. А так как Москва, уже несколько лет сидевшая на импортном инсулине, при поддержке крупнейших диабетологов отказалась возвращаться на это российское дерьмо, он на­ложил запрет на поставку импортных хумулинов, так что даже уже заку­пленные партии не могли пройти через таможню без лицензии Минздрава. Когда мне назвали размеры инсулинового бюджета – 90 миллионов долла­ров, – стало ясно, что борьба здесь идет не на жизнь, а на смерть. А дальше пошел настоящий триллер с арестом двух начальников главков, срочной отставкой красавца министра и отъездом его в Испанию в качестве российского консула в Барселоне.

Между тем сюжет "инсулин как зеркало русской революции" (так я назвал свою статью на эту тему) развер­тывался со зловещей предопределенностью. Денег не хватало на за­купку не только импортных хумулинов, но и майкопского препарата, кото­рый, так и не пройдя клинических испытаний, распространялся тем не менее по стране. Бесплатно, за счет федерального бюджета, лекарство теперь получали лишь дети, беремен­ные женщины, слепые и безногие (слепота и ампутация ног – среди последствий диабета). О прочих должны были позаботиться власти на местах, которые сидели без денег.

Более двадцати лет прошло с той поры. Но вот разворачивается саратовский сюжет, который можно обозначать с небольшой поправкой – "инсулин как зеркало русской контрреволюции". Снова речь о коррупции, о низком качестве отечественного инсулина и ответ власти – объявление организации диабетиков иностранным агентом и неподъемный для организации денежный штраф.

Инициатором прокурорского расследования был студент-медик Никита Смирнов, который, столкнувшись после своего доноса с общественным возмущением, отказался от своей кляузы, что, правда, никак не повлияло на ход событий. В качестве эксперта в деле участвовал профессор Саратовской юридической академии Иван Коновалов. Он усмотрел в работе пациентской организации скрытую антирекламу руководства региона и... покушение на репутацию главы государства! Видимо, такое экспертное заключение смутило суд. Было принято решение не принимать работу Коновалова в качестве судебной экспертизы и обратиться в другие организации, но ни одна из них не согласилась давать заключение по такому щекотливому делу. В итоге материалы Коновалова вернулись в Саратовскую юридическую академию.

Я смотрю на фотографии участниц процесса – судьи Марии Агишевой, прокурора Юлии Шпигуновой – молодые, довольно привлекательные женщины – и думаю: не дай вам Бог испытать те муку и страдание, которые испытывают матери детей-диабетиков, объединившиеся ради взаимопомощи в осужденную вами организацию. Ну, а инициаторы процесса, а его эксперты? Ладно Никита Смирнов, молодой парень в футболке с портретом Путина (руководитель студенческого штаба поддержки президента). Ему карьеру делать и, видимо, в его понимание успеха входило проявление бдительности по отношению к "иностранным агентам". Но Коновалов-то, Коновалов, этот историк, взявший на себя инквизиторские функции, человек немолодой, казалось бы, знающий, что почем в этом мире! Ведь, как говорили в старину, умирать будем, Иван Николаевич, с таким грехом на душе.

Впрочем, что уж там, такие ли тяжкие грехи живут в российском общественном сознании, отягощая прошлое и с пугающей периодичностью повторяющиеся в настоящем. Сегодня я увидел новость о том, что в список "иностранных агентов" внесли диабетическое движение "Вместе" из Челябинска.

Михаил Румер-Зараев, прозаик и публицист

Мнения, высказанные в рубрике "Блоги", передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции

Оригинал публикации – на сайте Радио Свобода