1 сентября 1889 года (13 сентября по новому стилю) появился на свет один из наиболее выдающихся лидеров крымскотатарского народа – Джафер Сейдамет. В честь 130-летия со дня рождения «крымского Петлюры» – литератора и публициста, в переломную эпоху ставшего военачальником и дипломатом – Крым.Реалии публикуют уникальные мемуары Сейдамета.
Продолжение. Предыдущая часть здесь.
Париж не победил деревню Кызылташ
На следующий день Джафер Аблаев пригласил в гости Хамди, его сестру и меня. Хотя я не рассказал ни Джаферу, ни кому-либо еще о своей любви, он либо что-то сам – блестяще умный – заметил, либо хотел, чтобы я влюбился – хватило, что он устроил встречу. Когда мы собрались дома, он тонкими шутками и намеками дал мне понять, что знает о моих чувствах...
Насколько сильным должно было быть в то время наше традиционное национальное воспитание и наши обычаи, раз я, несмотря на то, что жил в Париже в течение нескольких лет, краснел от этих шуток Джафера. Он же, заметив это, сказал: «Париж не победил деревню Кызылташ», – и засмеялся.
В доме Джафера, расположенном посреди прекрасного сада, мы провели тогда незабываемые часы. Эта встреча привела к тому, что мои дружеские чувства к Джаферу, и без того очень сильные, усилились еще больше.
Неделей позже я снова приехал в Ялту, проводил семью Хамди на корабль и попрощался. Хотя я не знал, увидимся ли мы когда-нибудь еще, я не сказал о том девушке, которую любил всем сердцем и разумом. Все беспокойство и печаль я спрятал в сердце... Я попрощался с ними, помахав платком с набережной, и отошел, наблюдая, как они с каждым мгновением удаляются. На этот раз со мной в Ялте была моя сестра Айше. Она повидалась с семьей Хамди и присутствовала при прощании. Хотя ей было 12-13 лет, она понимала мои чувства. Когда мы вернулись домой, она описывала матери и сестре Хатидже то, что видела, особенно хвалила Ханифе и рассказывала, как сильно ее любит.
С Челебиджиханом
В течение почти недели я ездил по окрестным деревням и разговаривал с местными учителями, интеллигенцией, друзьями и родственниками. Мы говорили о национальных проблемах, политике или просто болтали. Затем я поехал в Акмесджит, а оттуда – в Гёзлев. Несколько дней я провел у [Номана] Челебиджихана. Из Гёзлева и его окрестностей приезжало столько гостей, что у нас с Челебиджиханом не было возможности подольше поговорить вдвоем. Нам также не удалось пойти в городскую кофейню и там свободно поговорить. Мы тепло и обстоятельно беседовали со знакомыми. Все, с кем мы встречались, будь то жители деревни или горожане, образованные или нет, были людьми, которые глубоко верили в национальную идею. Во время этого пребывания я познакомился с учителем из Гёзлева из княжеского рода мурз – Османом Челебиевым. Этот серьезный, спокойный, уравновешенный человек произвел на меня впечатление. Я всегда тепло вспоминаю этого чуткого и сердечного человека, который понимал трудное положение нашего народа. Хотя он происходил из высокого рода, он мог хорошо находить общий язык с людьми. Он ценил знания, правду и человечность. Он чувствовал огромную связь с народом.
Мы с Челебиджиханом пришли к выводу, что нам нужно найти хотя бы несколько минут, чтобы поговорить наедине. Поэтому однажды утром мы вышли за город, в степь, и там обсудили, как усилить нашу подпольную деятельность в Крыму, где должны действовать и встречаться подчиненные нам товарищи.
Первая тайная встреча
Чтобы перейти к сути, мы решили, что наши товарищи – члены тайного общества «Vatan», находящиеся в Крыму, будут встречаться в Акмесджите, в одной из комнат на задах кофейни некоего Вагема, в которой работал Вели Ибраимов. Наши часто приходили в эту кофейню, место было многолюдным. И кроме того, наши и так собирались в этой кофейне по торговым делам. Мы определенно доверяли Вели Ибраимову – знали, что в 1905 году он сотрудничал с революционерами и очень предан народу. Моим первым заданием после прибытия в Акмесджит было договориться с ним. Я сказал ему, что мы не планируем создавать какую-либо организацию, мы просто считаем, что дискуссии по национальным вопросам с несколькими друзьями полезны, и спрашиваем, можем ли мы для этой цели встречаться в одной из комнат на задах кофейни. Я также спросил, не вызовет ли это, по его мнению, интереса у полиции, а в случае полицейского рейда – сможет ли он помочь нам, дав возможность бежать через задний выход. Глаза Вели загорелись и ожили. Он сказал: «Как же сильно ты меня обрадовал... Я имею в виду, что вы тоже ждете нового прихода революции». Он сказал это так искренне, от всего сердца, что я ответил ему, глядя прямо в его оживленные глаза: «Мы не сомневаемся в этом... Это точно. Но что нам делать... Это то, над чем мы размышляем». Я подумал, что – чтобы не вызывать подозрений – будет лучше, если я не буду дольше разговаривать с Вели, и, не дожидаясь его ответа, добавил: «Значит, договорились. Мы приедем». И я ушел. Два дня спустя мы вместе с друзьями собрались на первую встречу. Вели дежурил – он не выходил из кофейни ни на секунду. Он делал это и позже с большой самоотдачей. Он рассказал о своем деле только 1-2 друзьям по революции 1905 года, с которыми был в близких отношениях.
На этой встрече присутствовали: учитель медресе Дагдаир Абдулхаким Хильми [Абляким Ильми], Челебиджихан и еще несколько товарищей, имен которых я не помню.
Важнейшим результатом встречи стало решение о создании центральной организации. Товарищи дали мне и Челебиджихану полномочия решать, как действовать по всем вопросам, они постановили, что мы можем привлечь к нашей деятельности тех людей в Крыму, которых мы сочтем подходящими. Задачей каждого из товарищей было найти и подготовить двух-трех заслуживающих доверия людей. Кроме того, в качестве цели мы ставили себе пребывание рядом с крестьянством, объяснение ему трагизма положения нашего народа – ущерба, нанесенного вмешательством царизма в нашу религию, образование, вакуфы. Далее – анализ антинародной деятельности нашего духовного управления, улемов и мурз как инструментов царизма. Никто, кроме меня и Челебиджихана, не только не должен был говорить, что мы готовимся к революции, но даже произносить слово «революция». Вместе с Челебиджиханом мы согласовали имена нескольких товарищей, с которыми надлежало встретиться и втянуть в «дело». Мы немедленно приступили к действиям.
Аббас Ширинский
Челебиджихан очень любил Аббаса Ширинского. Хотя он не знал его лично, но был впечатлен его революционностью, пылкой самоотдачей, которую тот проявил в 1905 году – когда даже выступил против своего отца. Кроме того, он хорошо знал русский язык и литературу. Все это произвело очень позитивное впечатление на Челебиджихана. Вместе мы пошли в дом Аббаса в Акмесджите, расположенный среди больших вековых деревьев. Своим внешним обликом и внутренней отделкой домохозяйство рассказывало о болезненной ситуации, в которой находилась семья, которая в давние времена, в эпоху ханов по важности стояла сразу за правителями государства. Повсюду были видны упадок и бедность. Кто знает, о чем бы поведали эти древние деревья, если бы умели говорить. В эпоху ханства беи Ширины в основном жили в Карасубазаре, но у них были поместья и дворцы в Акмесджите. Кто знает, может, на месте этого большого и старого дома некогда стоял прекрасный, великолепно устроенный дворец. Кто знает, сколько радости, счастья и веселья переливалось по его комнатам, украшенным знаменитыми крымскими коврами...
Аббас Ширинский встретил нас удивленно, но вежливо. После короткого разговора на общие темы мы подошли к сути вопроса. Челебиджихан сказал, что Аббас Ширинский во время своего пребывания в Стамбуле произвел положительное впечатление на всех наших друзей, добавив, что для всех нас его фигура очень важна, и что было бы полезно, если бы мы иногда встречались для обсуждения национальных вопросов. В свою очередь, я заявил, что Аббас Ширинский получил наше высочайшее уважение за свою позицию во время революции 1905 года, и что мы хотим воспользоваться его опытом. Наш собеседник не отреагировал, не проявил интереса к нашим словам... Наконец он спросил, действуем ли мы в организации, и если это так – он заявил, что не считает это целесообразным и не вступит в организацию... Тогда Челебиджихан начал открыто убеждать Аббаса присоединиться к нашей группе, к сожалению, безрезультатно. Таким образом, наше первое предприятие дало отрицательный результат. Мы были удручены. Ситуация, кажется, доказывала, что нам будет нелегко достичь взаимопонимания с революционерами 1905 года или с людьми, получившими образование в России. Мы не понимали, почему Аббас открыто не объяснил нам, почему он не хочет договориться и сотрудничать с нами. История объяснила это нам намного позже – так, как мы никогда не предвидели, – очень горько.
Однако мы легко пришли к взаимопониманию с теми, кто получил образование в Турции, в медресе в Крыму или был самоучкой. Но для нас было важно договориться со старыми революционерами и с людьми, которые могли играть роль в российской среде и, кроме того, хорошо знали русский язык. Под этим углом мы взялись наводить справки об адвокате Муфти-заде Ахмеде Бее из рода мурз, но в итоге пришли к выводу, что он не тот человек, которому можно предложить сотрудничество.
Продолжение следует.
Примечание: В квадратных скобках курсивом даны пояснения крымского историка Сергея Громенко или переводы упомянутых Сейдаметом названий, а обычным шрифтом вставлены отсутствующие в оригинале слова, необходимые для лучшего понимания текста.
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: