Перед судом совести. Академик и правозащитник Андрей Сахаров в фильме Романа Супера

Он был одним из самых ценных винтиков бериевской машины, разработчиком дьявольского оружия, несущего смерть противникам коммунистического режима, а стал лауреатом Нобелевской премии мира, поборником прав угнетенных, противником советского строя, узником КГБ и – в конце жизни – кумиром миллионов, к которому относились чуть не как к поп-звезде. И этой чудесной метаморфозе помогла его совесть, которая задавала безжалостные вопросы, словно на допросе.

Такую метафорическую трактовку биографии Андрея Сахарова предлагает Роман Супер в своем новом фильме "Сахаров. Две жизни". Это микс из игровых сцен (главную роль исполняет Алексей Усольцев, а Совестью стала Чулпан Хаматова) и документальных кадров. 21 мая, в день столетия со дня рождения академика Сахарова, фильм появится в онлайн-кинотеатре KION.

Режиссер отвечает на вопросы Радио Свобода.

– Вы построили свой предыдущий фильм об Эдуарде Успенском на интервью с друзьями и родственниками писателя, а в фильме о Сахарове нет ни одного интервью, хотя собрать их было бы не так уж сложно, многие люди из его окружения живы. Почему вы решили сделать биографический фильм принципиально по-иному?

– Любое воспоминание очевидцев – это интерпретация. И даже самый близкий родственник, друг, враг, говорящий о герое, всё равно находится в заложниках у своего отношения к этому герою. Предельно честная биография – это биография, рассказанная от первого лица. Да и форма документального фильма, сотканная из говорящих голов, немного надоела. Поэтому мы решили пойти на творческий эксперимент и "оживить" самого Сахарова с помощью актёра.

–​ В вашем фильме академика Сахарова допрашивает Совесть, и делает это весьма бесцеремонно, с интонациями и лексикой из нашего времени. Не всякий зритель догадается до финальных титров, что это именно Совесть, но зато многие узнают голос Чулпан Хаматовой. Как вы придумали такой прием и почему выбрали именно эту актрису?

–​ Мы придумали этот приём с продюсером фильма Игорем Мишиным летом прошлого года. Просто подолгу болтали о Сахарове, вспоминали ключевые этапы его жизни, пытаясь залезть в голову академика и ответить на вопросы, которые нас волновали. Например, что чувствует человек, который ходит на летучки к Берии и отчитывается этому монстру о своей работе? Каково это – жить и работать на объекте, окружённом лагерем и самыми настоящими рабами? Что чувствовал академик в моменты антисемитских выходок его начальства? Как можно пережить 200 дней голодовок в Горьком и не сломаться? Было ли что-то человеческое, сентиментальное, интимное между людьми в инкубаторе, в котором создавались супербомбы? Почему Горбачёв не заступился за Сахарова на том самом Съезде, а, скорее, троллил его?.. Да куча вопросов, которые ужасно интересно было бы задать самому Сахарову. Так в чём проблема? Давайте зададим.

Сначала я написал сценарий таким образом, что академик как бы давал интервью современному журналисту. Но может ли человек быть откровенным во время беседы с журналистом? Вряд ли. Человек по-настоящему откровенен только в одном случае: когда беседует сам с собой, со своей совестью. На этом приёме мы и остановились.

Голос совести озвучила Чулпан Хаматова, сделала она это мастерски. Выбрали Чулпан исключительно из-за её профессионализма и красивого голоса. Играть роль только голосом – та ещё задачка. И здесь эталонным референсом для нас был фильм Спайка Джонса "Она": история чудаковатого писателя, влюбившегося в компьютерную операционную систему, озвученную голосом Скарлетт Йохансон. По-моему, Чулпан справилась круче, чем Скарлетт.

–​ Как Хаматова отнеслась к своей роли? Не удивили ее вопросы, которые следовало задавать Сахарову?

–​ Я отправил Чулпан сценарий и ответ получил дня через три-четыре: "Прочитала на одном дыхании, готова работать". Собственно, в этом ответе всё её отношение к проекту. Её работа увлекла. И я этому только рад.

–​ Как вы выбирали актера на главную роль? Вы искали кого-то с такими же особенностями речи, или грассирование сконструировано в компьютерной программе?

–​ С этим связана трагическая история. Изначально я вёл переговоры с великим русским артистом Борисом Плотниковым, ставшим всесоюзной звездой после роли в "Собачьем сердце". Я ему позвонил, рассказал про нашу затею, отправил сценарий… перезвонил через неделю, как и договорились: "Роман, я немножко приболел модной болезнью, давайте ещё через неделю созвонимся, откашляться нужно…" И через неделю он к телефону уже не подошёл. Коронавирус не пощадил.

Замену предложил наш оператор-постановщик Миша Оркин – обратите, мол, внимание на артиста "Табакерки" Алексея Усольцева: талантливый, выносливый, пластилиновый, чудовищными русскими телесериалами не потрёпанный. Попросили Усольцева сыграть кусочек нашего сценария и видим, что он блестящий артист. Особенность речи академика Лёша скопировал на раз. Никаких компьютерных программ, это исключительно игра актёра.

–​ Вы наделили Сахарова авоськой с советскими продуктами и детской обувью (видимо, принадлежащей девочке, погибшей при ядерных испытаниях), и всю первую часть фильма он с нею не расстается. Она призвана подчеркнуть его простодушие или же советскость?

–​ И то и то другое. Авоська – аксессуар очень ламповый, душевный, трогательный и какой-то по-хорошему нелепый. Всеми этими качествами обладает наш герой. И потом, очень удобно в прозрачную сумку "прятать" детали, которые важны для объяснения драматичных событий вокруг академика. Ботиночки погибшей во время испытаний бомбы девочки – это очень важная деталь. И этот мощный художественный и абсолютно документальный образ преследующей академика девочки – возможно, один из самых главных в жизни героя. Бедный двухлетний ребёнок в определённом смысле сделал Сахарова таким, каким мы его знаем и любим.

–​ Вы используете впечатляющие кадры советской кинохроники, посвященной испытаниям водородной бомбы. Сейчас это смотрится как нечто вопиюще бесчеловечное – сотни подопытных животных, убитых или искалеченных при взрывах, и их мучения сняты без всякого сочувствия. Это учебные фильмы для военных с грифом секретности или их показывали широкой публике? Где вы их отыскали?

–​ Много лет назад Леонид Парфёнов намеревался сделать кино про историю советского ядерного проекта. И позвал меня снимать это кино вместе. Тогда и началась моя охота за хроникой. Я пылесосил её всюду: от Гостелерадиофонда до странных одержимых фанатиков советской ядерной отрасли, хранящих уникальное видео в своих доисторических "пентиумах". Кучу времени я тогда провёл в Росатоме, разговаривал со старожилами отрасли, смотрел документы, фотокарточки, учебные фильмы, в том числе и те, которые широкой публике никогда не показывали. Парфёновское кино тогда забуксовало, производства не случилось. Но всё это не ушло в песок и спустя годы, как видите, пригодилось.

–​ А фильмы, тайно снятые КГБ во время горьковской ссылки Сахарова, как сохранились? Ведь сотни томов досье, собранные на него госбезопасностью, были уничтожены в 1991 году.

–​ Очевидно, что кагэбэшные кадры горьковской ссылки снимались для публичной демонстрации (в том числе для иностранной публики) и были переданы телевидению специально: иначе бы этих кадров у телевизионщиков просто не оказалось. Смотрите, мол, вот ваш академик: живой, здоровый, гуляет с женой, катается по городу на машине и для человека, истерзанного голодовками, выглядит вполне себе ничего – ну какая же это ссылка? Типичные спецслужбистские приёмчики, которые с годами особенно не меняются. Эту часть досье уничтожать было просто бессмысленно. Всё остальное, вы правы, сожгли.

–​ Как вы сами объясняете метаморфозу, которая произошла с Сахаровым? В какой момент его первая жизнь закончилась и началась вторая?

–​ На этот вопрос довольно подробно отвечает сам Сахаров в своих мемуарах и в нашем фильме: "При средней продолжительности человеческой жизни в 20 тысяч дней каждый рентген глобального облучения уменьшит ее на неделю. Я вычислил, что каждая мегатонна испы­тательных взрывов в атмосфере уносит 10 тысяч челове­ческих жизней. Ядерные испытания в атмосфере –​ это прямое пре­ступление против человечества, ничем не отличающее­ся, скажем, от тайного выливания культуры болезне­творных микробов в городской водопровод".

Учёный Сахаров математически посчитал, сколько невиновных людей страдало от их работы. Гражданин Сахаров увидел, в чьих руках его супербомбы оказались. Сын Сахаров поговорил со своим умирающим отцом и услышал от него довольно страшные вещи: сынок, когда ты учился в университете, то твоей страстью было раскрывать тайны природы, это то, что приносило тебе радость; а теперь у тебя другая страсть, которая не делает тебя счастливым.

В общем, метаморфозы в случае Сахарова были неизбежны, это был вопрос времени. А вот для большинства его коллег это время метаморфоз так и не наступило. Но как иначе-то? Супергероев много не бывает – нигде и никогда.

– Текст, который произносит Сахаров, – это точные цитаты из его мемуаров или вы что-то добавляли и меняли?

–​ Мы в самом начале фильма предупреждаем зрителя: фильм основан на реальных событиях и реальных словах. 99 процентов текста, что произносит в фильме Сахаров, произносилось или писалось Сахаровым в реальной жизни. Все вопросы, в том числе и самые дерзкие и дурацкие, которые задаёт Сахарову Совесть, – это вопросы, которыми терзал себя Сахаров в своих мемуарах. Я лишь изменил формулировки этих вопросов, адаптировал их к языку сегодняшнего дня, чтобы они были понятны не только нашим родителям, но и детям. Но суть при этом не исказилась.

– Люди, выросшие в СССР и обожествлявшие Сахарова, возможно, будут шокированы некоторыми сценами – например, его символической казнью на электрическом стуле. Вы думали, что у зрителей может возникнуть такая реакция отторжения?

– По-моему, очевидно, что эта казнь метафорична. Зашкаливающий градус внутреннего спора героя; сложность жизненного выбора; обвинения, которыми герой сам себя бьёт по щекам; какой-то запредельный груз ответственности, который академик на себя взвалил; сомнения, страхи, разочарования, колоссальный стресс – всё это загоняет протагониста в угол и усаживает на метафорический электрический стул. Герою просто необходимо перерождение, спасение. Чтобы этого состояния достичь, надо проститься с прошлой жизнью: и вот здесь включается рубильник. Хочу повторить свою мысль, что для многих коллег Сахарова всё закончилось с их персональным рубильником, а вот для академика – в этом моменте всё только началось.

–​ Какой эпизод из жизни Сахарова кажется вам самым поразительным?

–​ Однозначно – это эпизод, связанный с родным сыном Сахарова, Дмитрием. Находясь в горьковской ссылке, академик подвергался травле со стороны спецслужб. Частью этой травли стали кражи личных вещей Андрея Дмитриевича. Сахаров утверждал, что его сын был завербован гэбистами и помог им похитить сумку с документами академика. В моей голове это не укладывается. По-моему, это испытание пострашнее испытания водородной бомбы. Есть в этом какой-то ветхозаветный ужас, не сравнимый вообще ни с чем. Если всё было действительно так, то это просто мрак.

– Сахаров говорит в вашем фильме, что во время международного турне чувствовал себя поп-звездой. Вы видите в нем поп-звезду?

– Миссия нашего фильма в этом и заключается – вытащить академика из-под музейного пыльного стекла и вернуть его широкой публике, сделать его частью большой повестки, если хотите, поп-звездой, коей он и должен быть. В Германии изображение Сахарова можно встретить на Берлинской стене, это арт-объект; в западной политической культуре он до сих пор актуальный персонаж, символ больших перемен и высокой морали. Нам здесь и сейчас очень не хватает такого героя. Если не дождёмся его в жизни, то пусть побудет с нами 120 минут – хотя бы в кино.