18-20 мая 1944 года в ходе спецоперации НКВД-НКГБ из Крыма в Среднюю Азию, Сибирь и Урал были депортированы все крымские татары (по официальным данным – 194 111 человек). В 2004-2011 годах Специальная комиссия Курултая проводила общенародную акцию «Унутма» («Помни»), во время которой собрала около 950 воспоминаний очевидцев депортации. Крым.Реалии публикуют свидетельства из этих архивов.
Я, Аблятиф Ибраимов, крымский татарин, родился в 1927 году в деревне Эски-Аликеч (с 1945 года Алексеевка Первомайского района – КР), колхоз «Кызыл-Маяк» Фрайдорфского района Крымской АССР.
Состав семьи: отец – Ибраим Бектемир-оглы (1885 г.р.), мать Алиме Ибраимова (1900 г.р.), сестры Шефика Ибраимова, Кятибе Ибраимова, Ребия Ибраимова и Эмине Ибраимова.
На момент депортации мои родные проживали в деревне Эски-Аликеч, у нас был дом 8 на 10 метров. До прихода немцев работал конником в колхозе, окончил 7 классов. Семья имела 40 соток земли, корову, телку, 15 овец, 1 лошадь и бричку, сарай 5 на 10 метров.
В Красной армии служил брат Сеттар. Часть находилась в Черновцах, был танкистом, пропал без вести. Были мобилизованы в Красную армию двоюродный брат Абкерим Ислямов и дядя Кадыр Джелилов.
15 августа 1942 года в результате облавы я был отправлен на принудительные работы в Австрию. Там работал у хозяина на сельскохозяйственных работах. 7 мая 1945 года нас освободили американские войска. Нас всех построили, перед нами выступил майор Советской армии и сказал, что мы должны все вернуться на родину.
Один из нас задал ему вопрос:
– Мы слышали, что крымских татар выслали из Крыма, а значит у нас нет родины. И мы остаемся здесь.
– Нет, вы все вернетесь к своим семьям, в Среднюю Азию, – ответил майор.
Привезли нас во Львов в фильтрационный лагерь. Каждую ночь нас допрашивали сотрудники НКВД. Били, угрожали
Погрузили в машины, и мы долго ехали. Привезли нас во Львов в фильтрационный лагерь. Каждую ночь нас допрашивали сотрудники НКВД. Били, угрожали, все выясняли, как попал в Австрию. Где-то в декабре 1945 года мне выдали паек и отправили в Среднюю Азию. По прибытию в Ташкент дежурный по вокзалу указал мне обратиться в отдел спецпереселенцев. Там мне сказали, что моя семья попала в Чирчик. В Чирчике меня взяли на спецучет и направили монтером связи.
Я разыскал сестру Кятибе, которая рассказала о трагедии нашей семьи. Рано утром стук разбудил всех. Вошли четверо вооруженных солдат, дали 10 минут на сборы, ничего не объяснив. Не успели они толком проснуться, с собой ничего не взяли. Всех жителей села собрали в колхозный двор. Взяв в кольцо, вооруженные солдаты никого не выпускали за продуктами и одеждой. Держали их где-то 8-10 часов, затем погрузили в машины и повезли в Евпаторию.
В Евпатории продержали их трое суток, не кормили. Кто успел взять с собой продукты, те ели. Моих родителей кормили соседи. Погрузили в товарные вагоны, где возили скот. В вагоне было человек 80, много детей и стариков. У кого была посуда, на остановках набирали кипяток. Один раз в пути следования дали по 150 грамм черного хлеба, который запили кипятком.
На некоторых станциях стояли по 5-7 дней. В Среднюю Азию привезли в начале июня 1944 года. Из Ташкента их отправили в Мирзачуль (Голодная Степь). Выгрузили в степи и начали распределять по кишлакам. Нашу семью из 6 человек и еще одну семью из 7 человек поселили в сарай. Вначале население встретило враждебно, так как до их приезда среди узбеков вели пропаганду, что привезут предателей родины.
Мои родители – отец и мать – умерли от малярии в декабре 1944 года. От голода и дизентерии умерли сестры Шефика, Ребие и Кятибе
Жара. Питьевой воды не было. Воду пили из арыка. Мои родители – отец и мать – умерли от малярии в декабре 1944 года. От голода и дизентерии умерли сестры Шефика, Ребие и Кятибе. Сестренку Эмине в прислуги взял директор сахарного завода в городе Зербулак. После возвращения я ее отыскал и забрал к себе в Чирчик.
Мы, молодые парни, если собирались по 3-5 человек, то комендант нас разгонял и допрашивал, о чем мы говорили. Без разрешения коменданта мы не могли выехать даже за 3 километра, оскорбления и унижения мы чувствовали на каждом шагу.
Даже после Указа 1956 года ничего не изменилось. В 1958 году я решил выехать в Крым, а потом забрать семью. Приехал в родной город Евпаторию, но не тут-то было.
–Уезжай туда, откуда приехал, – заявил начальник паспортного стола.
– У меня нет денег, – говорил ему.
Нашли 400 рублей и меня отправили назад.
В 1967 году решил с семьей вернуться в Крым. В деревне Багай (с 1945 года Хмелево Черноморского района – КР) нашли дом, хозяйка дала согласие взять нас на квартиру. У нее площадь – 40 кв.м. – позволяла прописаться. Вместе с хозяйкой пришли в паспортный стол, начальник ответил, чтобы приходили завтра, проверял, действительно ли позволяет площадь.
Одна из сотрудниц нам сказала, что есть указание крымских татар не прописывать: уезжайте и пропишитесь недалеко от Крыма
На другой день он орал на нас, что справку о наличии 40 кв.м. мы купили, угрожал, заставлял подписаться, что мы немедленно уедем. Я ответил, что ничего подписывать не буду. Меня закрыли в подвал. Жена, плача, умоляла подписать. А в это время сын Энвер служил в армии. Одна из сотрудниц нам сказала, что есть указание крымских татар не прописывать: уезжайте и пропишитесь недалеко от Крыма. Так я оказался в Мелитополе. Здесь тоже не прописали сразу, через год мы прописались.
Кто-то должен ответить за все страдания, унижения нашего народа. Крым – наша родина, и другой родины у нас нет. Сейчас проживаю в городе Мелитополь Запорожской области.
(Воспоминание от 4 октября 2009 года)
К публикации подготовил Эльведин Чубаров, крымский историк, заместитель председателя Специальной комиссии Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: